250 У всякого есть ангел хранитель. И человек добр

и бодр под его попечением. Но приходят демоны

страстей: нашептывают в уши, тянут за язык,

тащут за руки. И начинается кавардак. И длится

до тех пор, пока к ангелу хранителю не придут

на помощь другие ангелы и не начнут борьбу с

демонами. Ангелов же надо вызвать человеку —

вымолить, а вымолить можно только любовью.

Черное же сердце — злобы, проклятия и мести —

не только не вызовет своей молитвой ангелов

себе на помощь, а подзовет еще злейших демонов

и уж подлинно на свою голову.

На Нифонта наклеветали («нашептали демоны»), будто

он только представляется святым человеком, а на самом

деле он и вор и плут и мошенник. И вот люди, соблаз-

ненные демонами, стали гнать старца.

Не дают житья ему: убирайся, говорят. Старец —

святой человек! — все видит; видит и этих де-

монов, которые, незримо для других, мудруют

над его гонителями — и стал на молитву. И

молился, чтобы явились ангелы и отогнали де-

монов от несчастных опутанных людей. И явились

ангелы — горяча была молитва и велика любовь

старца к несчастным гонителям! — ангелы и

турнули демонов. И когда демоны пропали, люди,

гнавшие старца, как очнулись: что за причина?

за что они несчастного гнали? — живет старец

тихо, смирно, ничего худого не делает, не бе-

зобразничает, никого не смущает, на зло не на-

уськивает и одно желание — помочь другому

человеку! И оставили они жить старца да еще и

извинение попросили: прости, говорят, добрый

человек, мы обознались!

И окончив рассказ, как сказку — «мы обознались!» —

и сам вдруг обрадовался: ведь все хорошо так кончи-

лось — и гонители и гонимый помирились друг с другом!

Со всех сторон поднялось от обрадованного сердца:

— Спасибо, братец, спасибо!

— Ты наш апостол!

— Ты наш пророк!

251 — Нет! — и он сказал это громко и крепче и настой-

чивее, — я не пророк, я не апостол, я — тот петух,

который запел, и отрекшийся Петр вспомнил Христа.

*

— — Андрей Белый в сером мышином, как

мышь, молча, только глазами поблескивая, водит

меня по комнатам — а комнаты такие узкие,

сырые — показывает. И вывел в Яблоновый сад.

На деревьях яблоки и наливные и золотые и

серебряные и маленькие китайские, я сорвал одно

яблоко — а это не яблоко, а селедочный хвостик,

я за другое — и опять хвостик. И очутился на

лугу. А луг весь-то в продовольственных карточ-

ках самых разных цветов, как в цветах, и в

удостоверениях с печатями. Но какого-то самого

главного удостоверения у меня нет. И я все искал,

схватывался, искал — нет!

VIII

МЫ ЕЩЕ СУЩЕСТВУЕМ

Когда-то их магазин был у всех на виду, самый доро-

гой — самый гастрономический самых соблазнительных

деликатесов. Всю войну и начало революции торговля

шла так бойко, словно нигде никакой войны и никакой

революции нет и не ожидается.

А когда вышел декрет о запрещении частной торговли

и стали закрывать магазины, и «гастрономический» был

временно обращен в «комиссионный», назначенный для

распродажи всяких случайных вещей, им тоже временно

оставили одну заднюю комнату, и чтобы до них добраться,

надо было пройти через все комнаты, заваленные старь-

ем — через поношенные платья, держанную посуду и

подозрительные редкости.

Но и в единственной — в этой задней комнате можно

было найти все, что и раньше во всех комнатах, только

товару, конечно, очень поубавилось, но зато было и такое,

чего никогда у них не бывало: это — маленькие, необык-

новенно вкусные черные хлебцы.