209 Днем газета — в газете слова Спиридоновой: «слушай,

земля!» И подумалось: «обыск!» Не обратил внимания: о

ту пору обыскная мысль и надо и не надо лезла в голову.

С вечера мело — завтра Сретение! Зажег лампадку и

при огоньке взялся за книгу — «Исследование о Михаиле

архангеле». Читая, рисовал. И когда под крыльями под-

писывал: «Salve abductor angele!» («Радуйся ангеле-води-

телю!»), слышу, стук шагов по лестнице. Я зажег лампу

и с лампой к двери —

«— — вооруженные до зубов ворвались чекис-

ты — —»

Мне показалось, очень много и очень все страшные —

«до зубов», но когда моя серебряная стена с игрушками

зачаровала пришельцев, я увидел простые лица и совсем

нестрашные, и только у одного пугала за плечами винтовка.

— Годится ли от лампадки закуривать? — заметил мне

который-то.

— Да я спичкой огонек беру!

Но это все равно, хотя бы и нестрашные — и это

всегда при обысках! — как будто нахлестнется на шею —

и петля!

А в «Обезьяньей-великой-и-вольной-палате» ни хлеба,

ни чего — все подобралось! — а только сухариков не-

множко, на случай болезни берег, да табаку собрал в

коробку, так на донышке, черные сигарные листы, завязал

всё в узелок, и повели —

А на воле метет!

ПОВЕЛИ В СОВДЕП

Захлестнулось — теперь никуда! — иду, как на аркане,

и странно, как по воздуху, вот настолечко от земли! —

фонарь — в фонаре свистит, ишь, запутался в трамвайной

проволоке, ну! —

забегает — забегает — —

нет, не поддается!

— — да хлоп комок под ноги!

и ускакал.

Идем по трамвайным рельсам. Снег в глаза, а не

холодно. Еще бы холодно!

210 — Куда?

Молчит.

Я оглянулся: а за спиной черно — черной стеной

закрывает.

ПОД ЛЕСТНИЦЕЙ В СОВДЕПЕ У ПЕЧКИ

— Придется подождать: приведут еще товарища!

Это сказал не тот, который меня вел, — тот, как

снежок, прыгнул в метель — это другой.

Я забился в угол головой под лестницу. Между мною

и моим стражем прислонена к лавке винтовка. Он под-

бросил полено в раскрасневшуюся печку — и красным

пыхнуло жаром.

Он — рабочий с Трубочного завода,

а я — —

— Саботажник?

— Нет.

Недоверчивым глазом посмотрел на меня вполуоборот

и так недоверчиво-подозрительно и остался, а другой его

глаз туда — в метельную темь.

«в этом доме до Совдепа жил Ф. К. Сологуб, и

сюда под лестницу засидевшиеся гости спускались

будить швейцара, и нетерпеливо ждали, когда

швейцар крякнет — »

— Ведут!

Громко, без стеснения, распахнулась дверь —

К. С. Петров-Водкин!

Я ему очень обрадовался.

Съежившийся растерянно смотрел он из шубы,

еще бы! ведь всю-то дорогу, как вели его, он

себе представлял, что ведут его на расстрел —

«китайцы будут расстреливать!» — и в пред-

смертные минуты он вспомнил все свои обложки

и заглавные буквы и марки, нарисованные им

для «Скифов» и «Знамени борьбы» — —

И вот вместо «китайцев» — я:

— Козьма Сергеевич!

211 — Трубку потерял, — сказал он, обшариваясь, и не

находя.

Нас вели по знакомой лестнице — всё вверх — «к

Сологубу».

У «СОЛОГУБА»

Ничего не видно

— храп — и ползет — —

Присели к столику, закурили и ни гу-гу. В двери

окошечко — жаркой свет. За дверью шумели «китайцы»,

потом «китайцы» по-немецки стали разговаривать, а потом

«китайцы» замолкли —

— храп — и ползет — —

«— мы сидим в «зале у Сологуба», и мне ясно

представился последний вечер у Сологуба на этой

квартире: елка — тесно — какой-то пляшет вокруг

елки, а елка вот тут, где сейчас мы сидим у

столика.

«Кто этот молодой человек?» — спрашивает меня

Е. В. Аничков.

А я и не знаю и говорю наобум: «Дураков!»

Артур Лурье и с ним Л. Добронравов у стенки

там — а там М. А. Кузмин, О. А. Глебова-Су-

дейкина, Теффи — — А вот и сам Павел Ели-

сеевич Щеголев; а за ним П. Я. Рыс, а за Рысом

на комариных ножках С. А. Адрианов —»

— храп — и ползет — —

Чья-то рука пошарила по столику. Ловко, как из от-

рывного календаря, оторванула — на столике книга! —

и во тьме загорелся еще огонек.

«Беда, — подумал я, — коли надобность выйти!»

А какой-то, восставший из тьмы, стучал в дверь «ки-

тайцам» — а «китайцы» как вымерли. Так несчастный и

откулачился от двери и упал во тьму.

И мы, обкурившись, опустились на пол.

И сон — и сквозь сон пить хочется! — сном затянулся,

как папироской, беспамятно —

и вдруг — распахнулась дверь и остренький то-

щенький, вскоча в комнату, затаратал, как будильник.

И я сразу проснулся.