451 Т. Е. Того круга, где ей приходится быть. Другие же к

ней относятся скорее нехорошо, ею тяготятся. И если

смела дома и своевольна, в гостях этого ей пройти не

может. На нее не обращают внимания. И там она смиреет.

Ласкать ее никто не ласкает. Л[идия] не ласкает, п[отому]

ч[то] Н[аташа] для нее все, а при такой близости выражения

ласки не может быть. Вот Александра] Н[икитична?] с

дядей Алешей даже никогда не разговаривает, п[отому]

ч[то] любят друг друга — какой же тут разговор. Л[идия]

все исполняет, что она ни захочет. «Вытри губы мои» —

говорит Нат[аша]. И Л[идия] вытирает. «Пододвинь меня!»

И Л[идия] пододвигает стул. Н[аташа] сыплет сахару себе

в клубнику столько, что едва другим хватает. А укроп

берет прямо горстью и ест. Это она может. В этом ей

не откажут.

Когда свинья ест, она хвостиком помахивает.

«Интеллигенция это ненормальное явление в природе.

Интеллигенция] нам не говорит правды, а если при старом

строе она бывала откровенной, то откровенность ее была

продажной. При катастрофическом столкновении классов

интеллигенция] должна погибнуть», — агитатор рабочий

в Харькове.

17. VI. Видел я, будто у нас Ив[ан] Александрович]. И я

его угощаю пирожным яблочным. Со сковородки прямо

ножом целые поджаристые круги снимаю. Вдруг слышим

наверху стучит кто-то, Ив[ан] Александрович] чего-то

испугался. Мы с ним тихонечко пошли в кухню (дом

расположен к[а]к в Сыромятниках). Это плотники рабо-

тали. — Клим! — покликал я. Но никто не ответил.

«Климушка!» — пропищал Иван Александрович]. Кто-то

отозвался. Да, это, конечно, был Клим. Мы пошли наверх.

Ив. Ал. без пиджака с какими-то ужимками шел сзади.

Там лопнул водопровод и вот Клим чинил что[-то], за-

колачивая стену. От лестницы по правую руку стена от

окна вся в картинах. Некоторые пришлось опустить и их

внизу закрыл настил. «Г[оспо]жа Персиц сказала, чтоб

эти яблоки сохранить!» — показал Клим на последнюю

картину, к[отор]ая особенно покосилась. Кроме Клима еще

тут плотники. Клим что-то рассказывал, не помню что-то

452 О событиях, потом он сказал: «Главное же произойдет в

пятницу на [1 нрзб.]!» Я очутился в магазине. Две про-

давщицы. Там исправляют мои ботинки. Приходит мальчик

и говорит «Glasspapier!» Продавщица завертывает что-то

и подает мне счет — лист с виньеткой, на к[отор]ой

нарисованы карикатуры на евреев и написано «земская

управа». Первая цифра 1 р. 60 к. и еще следует много.

Выходит так, что мои ботинки не исправили, а пользуясь

заказанным сделали новые и продали, а мои возвращают

и с меня все деньги. Я положил счет в карман и говорю:

«Я это Зем[ской] Управе покажу!» Продавщица страшно

перепугалась. «Ради Бога, — говорит, — не дёлайте этого!»

«Нет, я как русский человек, я это сделаю». Я без ботинок

ушел.

Я стою в Успенском соборе. Только в Успенском соборе

есть галереи, и там и стою. Тут и Виктор. Он самовар

ставит. Потом я иду вниз. Тут оказывается очень много

евреев. Это возмущает. Кто-то говорит. Снимите шапки.

И я вижу, действительно, в шапках. И я сам в шапке.

Это меня страшно поразило. Я скорее снял. Тут Горнфельд

у решетки с папироской. «Горнфельд, — говорят, — так

нельзя в церкви!» Иду к Ермогену. Вижу Анна Марк[овна]

и Давид Абрамович. Кончается молебен. И я с ними

выхожу. Около Успенского Собора какой-то странник раз-

дает книжки. И на одной книжке он написал что-то. И

вижу подает Д[авиду] Абрамовичу] для его соседки. А

соседка его какая-то преследуемая в[еликая] княгиня, за-

маскированная. Д[авид] Абрамович] передает ей книги и

знакомит со мной. И мы идем вместе мимо Ивана Великого

к Левиным. Та идет впереди со мной. И я вижу, как вся

она краской измазана, все лицо. Мне ее очень жалко.

Левины садятся обедать. Я отказываюсь. И А[нна]

Мар[ковна] благодарит меня за отказ. А та ест. И я

очутился вдвоем с этой в[еликой] кн[ягнней], прошу у

нее книжку, к[отор]ую странник ей подарил. Опять заходим

в У[спенский] соб[ор]. Много военных. Ее узнают, но не

показывают это, только смеются. Она мне говорит, что

ей нужно к M. М. Исаеву. «Он добрый человек», говорю

я. «О, нет, я у него кухаркой служила».

18.VI. Видел во сне, что я у Гржебина. Сам он страшно

растерянный. Марья К[онстантиновна] обращается к П. Е.

453 Щегол[еву], «зачем этого офицера позвали?» «Да мы сейчас

партию с ним устроим». И раскладывает ломберный сто-

лик. Я еду по железн[ой] дороге. Сел я неизвестно зачем.

И знаю, долго ехать. Потом опять Гржебин. Какие-то

картинки. Приходит дворник. «Вы дрова брали». «Нет,

говорю, не брали». «А то может брали, да я так спросил

насчет билетиков». «У меня и книжки нет, да и зачем

же я буду скрывать?» Тут какая-то прислуга, не знаю я

ее, показывает мне на стол, на к[отор]ом нарисована рожа

и всякие крендели выведены не то йодом, не то тем

желтым составом, к[отор]ым письма из тюрьмы мазали.

«Это дворник, как придет, так рисовать».

С. П. видела Мих. Ив. Терещ[енко] будто желтый весь

и бабушку Брешк[о-Брешковскую].

19. VI. Видел во сне Прокофьева музыканта. И еще како-

го-то. Другой показывал, что сочинил он. Со своими

компрессами и перевязками растериваю сон.

Вчера уж были признаки разлада. Сегодня совсем плохо.

Решили ехать 30-го. Если удалось бы так осуществить в

мире.

20. VI. Видел во сне, будто подымаемся мы с Н. С. Бутовой,

она живет на страшной высоте и около дверей ее ящик

прибит. Виктор вошел в этот ящик, дернул дверь, тугая

дверь, изо всей силы, растворил и вошел. И в это время

увидел, что ящик-то оторвался от двери — гвозди, как

зубы, показались. Я схватился за него. И не знаю что

делать. Единственный способ думаю влезть в него и

приколотить гвозди, но когда я полезу, я непременно

полечу вниз с ящиком. Или, если начну приколачивать,

ящик сорвется. И нет у меня выхода. А это на страшной

высоте. И я падаю вниз.

Мы летим высоко над землею. Это маленькие вагоны.

Из нашего вагона можно пройти в другой, для этого надо

высунуться из широкого окна и ухитриться и зацепиться

к окну другого — вагоны летят один к другому углом.

Сергей так и сделал и вернулся. Просится Артамонов из

сосед[него] вагона. И боится. А я все представляю себе,

как бы мне этак[-то?] и сердце у меня замирает.

Сначала мы были внизу, там Ада Аркадьевна и Аркадий,

сын Ариад[ны] Вл[адимировны], потом я пошел на гале-

рею высочайшего театра. Места надо занимать с налету.

454 И вот я бросаюсь и сталкиваюсь с Верой Евг[еньевной]

Копельман.

21. VI Полночи не спал: была жестокая гроза. Я думал,

что дождем выбьет стекла. Во сне видел, будто мы у

Иды. И я должен ходить и караулить царских детей: они

в белом — маленькие дети лет так 7—8, их пятеро.

Умер в Пензе 16.1 Владимир Семенов[ич] Волков. Добрый

человек был и заклеванный. А заклеван по женской части

Привлечен в 1890 по делу последних] народовольцев.

Сидел 2 1/2 г[ода] в крепости. Сегодня такой пасмурный

день. И свежо, ветер большой. Ничего не писалось за

весь день. Только рисовал, да стол прибирал. От того,

что был дождь, мальчик не пойдет за газетами. Так и не

узнали, чем окончилась дурацкая демонстрация воскресная

Наташа сказала, что она только здороваться стесняется

Какие тучи идут валами. И очень грустно становится

А птицы все-таки поют, кукушка куковала. И все утро

по двору конь ходил. Еще бы, столько за всю эту жар>

мух всяких перекусало его. До чего скучно тут. Сегодня

3 недели. Последнюю неделю я совсем не выхожу из

комнаты, только утром после чаю по нужде.

Сижу и смотрю в окно.

Ничего мне не хочется, ни писать, ни читать.

«Духовная мощь и мужество в жизненной борь-

бе» — требование культа Митры (победоносного Бога) —

беспощадная борьба против зла, лжи, тьмы.

22. VI Видел во сне, пришел в театр на оперу и вижу,

сидит в первом ряду М. И. Терещенко. Я с ним поздо-

ровался и сел рядом. Я прохожу с Шаляпиным к самой

рампе, выходит какая-то певица, у той сдавленный голос

И действительно, когда запела точно давили ее, а сама

улыбается. Потом вышла другая и удивительно запела.

Шаляпин ее очень одобряет. Он вынул тетрадку и пишет

ноты красным и черным. Объясняет мне его способ: это

новая опера. Немного он напевает. Тут появляется Сергей.

Он что-то рассказывает о новой квартире, где он нас

поселит. Мы взяли билеты, чтобы ехать. И поехали на

вокзал. Но дорогой заехали в ресторан. Там та оказалась,

к[отор]ая хорошо пела и еще какая-то очень знакомая

дама. Нам же надо торопиться на поезд. И я прощаюсь

с ними. Не актриса, а другая поцеловала мне руки. «Не