371 А комиссар Павлов под постоянным «на тебе все взы-

щется» знает, дело не убежит, и на ордера «предлагает

свои известия», рассвечивая их не общим, а словом своим

именным на каждую работу:

«в большом канале разломанной стены на 11 са-

жен, в том числе камнем выкладено и глиною

набито, а дерном не выстлано на 5 сажен;

«на четвертой стороне стенки в одну линию сваи

побиты, брусье наложены и щиты защают; в

другую линию сваи бьют и сегодня начнут на-дво

связи класть;

«от моря под фашины землю ровняют, от малого

прудка речки мелким камнем выкладывают, пере-

миду делают.

*

А надо спешить — надо во что бы то ни стало

исполнить все по пунктам к сроку — еще, еще одно ле-

то! — а и загнул-таки задачу! какой там на лето! — да

и средств нет —

Денег не хватает на жалованье, нечем платить —

— кровельный (покрывальный) мастер Генекре

непрестанно докучает!

— резному мастеру Оснеру только в сентябре

выдали 100 рублев в зачет заслуженного жало-

ванья за прошлый год!

— мастеровые из солдат не получили за семь

месяцев!

— а рекруты, «употребленные (размещенные) по

шестокам» к старым солдатам, «будучи в работе

и видя к пропитанию неимущество», бегут — за

июль сбежало 10 человек!

А с Пудожи и из Нарвы камень везут: затеваются

новые работы уж не в Петергофе, а в Петербурге — у

Летнего дома и Госпиталь (Шпиталь).

И опять надо деньги.

И какой-то народ бестолковый: ведь каждому надо

втемяшить в башку всякую мелочь, иначе или перепутает,

или такое устроит, греха не оберешься.

372 В Петергоф из иностранцев — послов и посланни-

ков — никого не пускают: караул стоял в гавани и на

сухом пути за мызниковым двором у моста и от Орани-

енбаума (Аранибома) смотрели.

И вот, наконец, фонтаны и каскады — работа итальянцев

с архитектором Микентевым — готовы.

Петр затеял выдать замуж старшую свою дочь цецаревну

Анну Петровну за герцога голштейн-готторского Фридриха

Карла.

Прусскому посланнику барону Мардефельду было раз-

решено в Петергоф, и велено для него отворить все

фонтанные воды.

Старичок, скорбный ногами, этот Мордафельт, прибыл.

В приказе обергофмейстера Матвея Алсуфьева между

прочим сказано, чтобы лошадям его давали овес и сено.

И тут же оговорено:

«пока он в Петергофе будет».

А не оговори, с дурьей-то головы чего доброго мор-

дафельтовых лошадей будут кормить до скончания веков

лошадиных, — всего станется!

Тоже и в другом приказе.

Меншиков распорядился, чтобы всем петербургским

гарнизонным полкам, что на работах в Петергофе, быть

к Богоявленьеву дню в Петербурге на стоянии у воды.

Ульян Синявин в ордере к Павлову по этому случаю

пишет, чтобы отобрать у мастеровых людей этих полков

инструменты в казну. И добавляет:

«а когда оные полки в Петергоф возвратятся,

тогда по-прежнему им те инструменты отдайте».

Иначе может всякое быть: с великого-то ума отобрать

инструменты отберут, но уж назад не жди, не получишь —

«велено отобрать!»

Или все это не оттого — не потому что везде такой

дурак подобрался, нет, дурак-то дураком, а это исконное

наше, от «грозных» и «тишайших» столбцев идет —

необыкновенная предусмотрительность от всегдашнего по-

дозрения в злоупотреблении: человек-то уж очень не на-

дежен!

А тут — в «гороскат петровский» под железной рукой,

в таких тисках и таком вопиющем «неимуществе» всего

жди.