4.1. Сущностные качества социального человека

Главные сущностные характеристики – долг (деятельность) и норма. Они служат внутренней природой социального субъекта, той почвой, вне которой он не мыслит существования.

Социальный субъект – деятельностное существо. Разделение общественного труда, производительные силы обезличивают деятельность. Человек превращается в набор позиций, ролей, в частичное существо. Каждый выполняет свою работу и за совокупный продукт личной ответственности не несет. Он рассматривается «главной производительной силой» (К. Маркс), «рабочей машиной» (И. Ильин), «социальной вещью» (Э. Фромм), носителем «социального статуса» (Э. Шилз, Т. Парсонс). Как частичное существо с нормативно дозированным статусом выступает не целостным субъектом, а как социальное Я, социальная личина – производная от сложившихся общественных отношений. Из осколков дозированной деятельности, социальных позиций общество и собирает совокупный продукт. Само общество состоит не из людей, но из отношений, в которые они вступают, из набора позиций, профессиональной деятельности. После выполнения заданной роли функции выбрасываются за ненадобностью. Общество питается за счет совокупной энергетики частичных социальных личин. Имя ничего не значит. Функционируя в качестве социальной вещи, каждый субъект имеет профессиональную цену, социальное имя по выполняемому роду занятий.

Дозированная деятельность калечит, развивая односторонним образом, сокращает возможности развертывания способностей. Идет полным ходом деформация природных сил и способностей: воли, ума, чувств [20]. На человека стремительно надвигается Внешний мир, вытесняя его внутренний мир, собственные качества. К какой бы общности человек не принадлежал, требование к нему как к общественному существу одно – подчиняться социально‑ролевой игре, в которую он включается долгом, обязанностью («твой долг», «ты обязан»). Категория «долг» выступает регулятором измерения отношений между нецелостными субъектами. Положение в обществе достигается не в соответствии со способностями, а согласно статусу, занимаемому в группе: присутствие при власти или исполнительная роль. Обычный вопрос при рассмотрении судьбы человека: «Кто за ним стоит?» Взаимодействуют не люди, но социальные роли. Выступая за предоставление личных прав и против общепринятых стандартов поведения, можно подвергнуться остракизму, потерять статус. Отсюда рождается конформизм, насилие над собственной природой в качестве реакции на внешнее принуждение и борьба за повышение статуса. Такое общество нестабильно, состоит из ПРАГМАТИКОВ, готовых взорваться, если произойдет даже незначительное изменение среды.

Зависимость от общества вынуждает подменять деятельность ИГРОЙ ПО ПРАВИЛАМ, ролевым стандартам. Игра помогает пережить трудности, сбрасывать (повышать) эмоциональное напряжение. Искусственные страсти возводятся в целях самовозвышения в ранг свободы (Сартр), культурных ценностей (Ортега‑и‑Гассет), творчества (Гадамер). Самообман становится нормой. Драматизм в том, что самообман осознается, но отказаться от театра абсурда актер не в силах – маски прирастают, становятся второй натурой. Жизнь превращается в «искусство ношения масок внутри навязанного сценария» (К. Берг). Приказы общества, навязанные идеологией, политикой, выполняет как собственные волеизъявления. Не может восстать против себя. Масса уловок избежать навязанных ролей не приводит к успеху. Индивид чувствует себя полицейским для самого себя, а в тяжелых случаях игра может закончиться и психическим расстройством.

Категория ДОЛГ означает принудительное (незаинтересованное) выражение обязательств перед обществом. Долженствование есть не свободное волеизъявление, как у родового субъекта, а законосообразное, насильственное вовлечение в совокупную деятельность общества. Человек превращается в «субъекта обязанностей», нравственное сознание исчезает, трансформируясь в психоэмоциональное напряжение, в переживание страха и ожидание репрессий. Творчество вырождается в надрывный труд, погоню за материальными благами и комфортом. Особенности сознания определяются не личной культурой, не совестью, но «социальным характером» (Э. Фромм) или требованиями правящей элиты. Личные свободы не поощряются.

Любимая игра социального актера – идея личной свободы, которую он пытается совместить с долгом. Но права и свободы – мифологема, желание возвыситься в собственных глазах и «урвать» побольше социальных гарантий для защиты от произвола чиновников. Это страховка от всяких неожиданностей со стороны государства. Человек не может освободить себя внешне. На подлинную свободу способен духовный индивид, творец самого себя. Внешнее освобождение подневольного человека приводит к злоупотреблению, превращается во внутреннюю несвободу, в ужасающее духовное рабство [21]. Принудительный долг, приказ не в силах возродить свободу и культуру.

Драма социального субъекта заключается в том, что социальная форма жизни воспринимается сущностью, способом воспроизведения своего Я. Не зря, например, в коммунистической России идеологи напоминали: «помни, ты – рабочий», «ты – коммунист». Профессия, статус в сознании вырастали до масштабов мировоззрения, заставляли самонасилием изменять внутренний мир, превращали в раба общественного прогресса. В социальной жизни вместо протагоровской формулы «человек есть мера вещей» принимается более низкая оценка: «социальное есть мера человеческого» [22]. Это пониженная самооценка, сведение универсальной сущности лишь к социальной жизни. Долг возводится над духом. И вот уже недоучившиеся идеологи открывают для себя истину: «Человек есть социальное существо», все его качества и свойства обусловлены социальной природой. Свои преобразовательные прожекты называют «социальными программами», «социальными реформами», «социально‑экономическими планами развития». Они заставляют долженствующего субъекта играть дурную бесконечность социальных ролей, гордиться ими, а потом удивляются его нравственной и культурной деградации.

В НОРМАХ фиксируется целостность общества и нецелостность, частичность человека. Нормы цивилизации – усредненные стандарты поведения, принятые в данной общности. Их назначение – формирование социального характера, или инструмента достижения стабилизации жизни. Нормы поддерживаются принуждением. Их исполнение возвышает людей в собственных глазах, придает ощущение сопричастности к Системе. Вне норм, стандартов жизни нормативный субъект существовать не может. Если рушатся одни нормы, тотчас под видом реформ изобретаются другие. Уклонение от стереотипов поведения может обернуться обвинением в непатриотизме, в нелояльности государству, даже в «ползучем (тихом) терроризме». Со временем нормы затвердевают и уже сами воздействуют на поведение. Они заменяют былую порядочность и честь граждан. Жизнь, по Шекспиру, превращается в «игру, наряд и мишуру». Но изменить ничего невозможно, иначе будешь отторгнут в качестве чужака. Нереализованная жизненная потребность в общении оборачивается одиночеством и неврозами.

Одиночество в «социальном муравейнике» формально компенсируется системой массовых коммуникаций и выборами, создающими иллюзию личной сопричастности к внеслужебной сфере. За пределами массовых коммуникаций человек как культурное существо, вне рамок производственной деятельности, никому не интересен. Цивилизация убила нравственные потребности, заменив их игрой в гуманизм, в нормативистику, подготовив Нормативного Хитреца к взрыву, который непременно произойдет в соответствующее время.

Драму расчеловеченного человека, очутившегося между родовой культурой и новыми социальными ценностями, хорошо ощущали уже представители Возрождения – Леонардо да Винчи, Микеланджело. В картине «Всемирный потоп» Микеланджело воспроизводит трагедию одиночества: «Усталые матери сидят на земле. Их окружают дети и мужья. Лица напряжены, люди отчуждены друг от друга. Неподвижный, пустой взгляд, обреченность одиночества. Это погибшие поколения, – пишет А. Лосев, – когда трагедия человека обретает космические масштабы» [23]. Это плач по умирающему гуманизму, умолкающей песне остывающего сердца.

Современный нормативный Хитрец, променявший свободу на несвободу, и сам понимает призрачность жизни, но вырваться из социального плена нет сил, ибо он превратился в хорошо прирученный, накормленный и одетый автомат.