1.6. Методика интертекстуального анализа

Обнаружение в литературе какого-либо нового явления всегда провоцирует создание адекватной ему методики анализа.

Постулируя невозможность существования однозначной, истинной и конечной интерпретации художественного произведения, Р. Барт, в качестве первого варианта деконструктивистского анализа, предлагал так называемый текстовой анализ, при котором исследователь переносит свое внимание с проблемы «произведения» как некоего целого, обладающего устойчивой структурой, на подвижность текста как процесса «структурации»: «Текстовой анализ не ставит себе целью описание структуры произведения; задача видится не в том, чтобы зарегистрировать некую устойчивую структуру, а скорее в том, чтобы произвести подвижную структурацию текста (структурацию, которая меняется на протяжении Истории), проникнуть в смысловой объем произведения, в процесс означивания. <…> Наша задача: попытаться уловить и классифицировать (ни в коей мере не претендуя на строгость) отнюдь не все смыслы текста (это было бы невозможно, поскольку текст бесконечно открыт в бесконечность: ни один читатель, ни один субъект, ни одна наука не в силах остановить движение текста), а, скорее, те формы, те коды, через которые идет возникновение смыслов текста. Мы будем прослеживать пути смыслообразования. Мы не ставим перед собой задачи найти единственный смысл, ни даже один из возможных смыслов текста... Наша цель – помыслить, вообразить, пережить множественность текста, открытость процесса означивания»¹⁵⁰. Наиболее ярким примером текстового анализа, по мнению И.П. Ильина¹⁵¹, является эссе Р. Барта «С/З» (1970), в которой он подвергает разбору новеллу О. де Бальзака «Сарразин».

Методика текстового анализа, по Барту, приводит к пониманию, неоднозначности любой интерпретации. «Неразрешимость – это не слабость, а структурное условие повествования: высказывание не может быть детерминировано одним голосом, одним смыслом – в высказывании присутствуют многие коды, многие голоса, и ни одному из них не отдано предпочтение»¹⁵². Здесь мы имеем дело с узко профессиональным филологическим анализом.

Другую методику интертекстуального анализа находим на сайте Института европейских культур 1995 – 2000 гг. Суть ее в следующем:

1. Нахождение в тексте немотивированного, структурно необъяснимого сегмента (такой сегмент позволяет подозревать интертекстуальность, хотя ее может и не быть).

2. Этот сегмент разъясняется как цитата или реминисценция через сопоставление одного текста с другим¹⁵³.

3. Редуцирование читателем немотивированности, то есть подыскание ей объяснения в рамках данного текста либо в пространстве интертекстуальности.

Эта методика считает привилегированным не авторское, а читательское отношение к тексту, поскольку интертекстуальность реализуется в рецепции, в работе редуцирования. Следовательно, интертекстуальные отношения могут возникать независимо от намерения автора, при отсутствии желания автора цитировать какой-либо текст. Иногда цитируемым оказывается незнакомый автору текст, а в случае Пьера Менара (Х.-Л. Борхес «Пьер Манар…») – еще не написанный¹⁵⁴.

Проблема интертекстуального влияния более позднего текста на более ранний рассматривается В. Курицыным. Он считает, что интертекстуальность в постмодерне «нетребовательна», носит «необязательный» и «случайный» характер: «У исследователя нет запретов на установление связей между текстами – запретов, связанных с “исторической реальностью”, мнением автора и т.д. Автор может сколько угодно отказываться от атрибутируемой ему связи с такими-то и такими-то предшествующими текстами: права интерпретатора в обнаружении такой связи не меньше, нежели права автора. Эта связь не требует сознательного агента – она обнаруживается в процессе чтения, ее корректно “вчитать” в изучаемое сочинение. <…> При такой постановке вопроса цитирующий текст может хронологически предшествовать цитируемому: линейные модели здесь работать перестают. Исследователь получает большую свободу в деле отслеживания интертекстуальных связей»¹⁵⁵.

Опираясь, прежде всего, на постулаты и методы классической филологии, в своем исследовании мы считаем корректным говорить об интертекстуальных связях, во-первых, нового и предшествующих текстов, во-вторых, текстов, на которые автор дает четкие ссылки с помощью разных способов включения интертекста в анализируемое произведение либо в своих интервью. Методика «свободных ассоциаций» представляется нам обоснованной в качестве изучения сиюминутной читательской рецепции (например, в школьной или студенческой аудитории после предварительного знакомства с текстом до его серьезного изучения), но она не может серьезно рассматриваться в качестве научной методики интерпретации текста.

В связи с развитием теории интертекстуальности возник интертекстуальный анализ, при использовании которого происходит расслоение смыслов, когда каждый отдельный компонент вступает в такие связи, поворачивается такими сторонами, обнаруживает такие потенциальные значения смысловых ассоциаций, которых он не имел вне и до этого процесса. Чем больше обнаруживается таких элементов, чем интенсивнее ассоциативные связи, тем более глубоко постигается единство художественного произведения. При этом многие компоненты текста, которые казались случайными, изолированными, получают в результате осознания роли и функции «чужого слова» осмысленную идейную и эстетическую связь, текст обретает большую слитность, связанность, многие детали соединяются в цепь сквозных мотивов, взаимно высвечивающих друг в друге различные оттенки художественного смысла. Именно такой итог: углубление и расширение смысла текста – должен достигаться в результате использования метода интертекстуального анализа.

Избегая крайностей рецептивной теории (смещение акцента в сторону текста или в сторону читателя), Е.В. Абрамовских¹⁵⁶ в своей докторской диссертации обращается к взаимодействию текста и читателя, к слиянию их «горизонтов ожидания» на примере такой уникальной модели рецепции, как литературное творчество, или креативная рецепция. В данном случае значимыми являются методологические принципы, предложенные В. Изером. Он считал, что «виртуальный смысл» произведения легче всего выстраивается при заполнении «мест неопределенности» текста в воображении читателя. Носителем «неопределенности» в нашем случае является интертекст, включенный автором в произведение в качестве равноправной части нового текста, но являющийся частью уже известного старого.

Для определения механизмов и закономерностей рецепции прототекстов творческими читателями мы вслед за Е.В. Абрамовских предлагаем обратиться к методике, предложенной Р. Ингарденом.

Основными в ней оказываются такие механизмы читательского восприятия, как актуализация, идентификация, конституирование смысла. В процессе актуализации (или конкретизации) читатель, встретивший в тексте уже известный ему в силу эстетического опыта фрагмент, «пробуждает спящие в произведении элементы к жизни» (Р. Ингарден). Наиболее яркие актуализации вызываются не подробными описаниями, а отдельными деталями, фрагментами, намеками. Интертекст в данном случае оказывается довольно благодатным материалом, так как заставляет читателя фиксировать внимание на уже известных деталях в новом контексте.

Второй механизм – идентификация, под которой понимается стратегия, с помощью которой текст побуждает читателя встать на определенную точку зрения. Первоначальный «горизонт ожидания» читателя и текста расширяется, и происходит формирование нового эстетического опыта.

Третий механизм рецепции – конституирование смысла – предполагает приращение смысла произведения через подключение к нему читательского сознания.

Во введении к «Поэтике Чехова» А.П. Чудаков¹⁵⁷ отмечает, что структурный подход к литературному произведению предполагает понимание его как многослойной, взаимосвязанной системы. Он утверждает, что двуаспектность художественной системы определяет двоякий характер членения: от материала и от формы. В качестве одного из примеров второго типа членения называется исследование Р. Ингардена.

Р. Ингарден выделяет четыре обязательных слоя любого литературного произведения:

а) звучание слова;

б) значение слова;

в) предмет изображения;

г) читательское представление о предмете изображения¹⁵⁸.

Утверждение Ю. Кристевой, что любой текст строится как мозаика цитат, как поглощение и трансформация других текстов¹⁵⁹, позволяет предположить существование пятого обязательного слоя современных художественных произведений – интертекста. Слой этот проявляется как в качестве открытого, так и «потаенного диалогизирующего фона» (термин А.В. Кубасова¹⁶⁰), содержащегося в тексте произведения, реализуется через связь слов, фраз, героев, композиции и т.д. с уже известными литературными претекстами. Он тесно связан с читательской эрудицией и, в свою очередь, представляет собой упорядоченную иерархическую структуру¹⁶¹:

1. Названия, являющиеся полными или частичными заимствованиями у авторов-классиков.

2. Упоминание имени классика, всевозможные ссылки на факты его биографии и творчества в тексте современного произведения.

3. Различные формы атрибутированных и неатрибутированных цитат:

а) «точечные цитаты» – имена персонажей, известные читателям по текстам-предшественникам;

б) дословные и частичные цитаты, а также крылатые выражения¹⁶², включаемые в речь как повествователя, так и героев.

4. Заимствованная фабула или сюжетная канва произведения.

5. Заимствованные повествовательные и композиционные приемы, то есть «цитаты структуры» (Д. Данек)¹⁶³.

6. Заимствованные приемы литературной техники.

7. Заимствованные мировоззренческие установки.

Иерархичность данной структуры определяется силой воздействия на реципиента ранее известного текста в контексте данного. Как правило, наиболее узнаваемыми являются фамилии писателей-классиков, названия и имена персонажей, затем хрестоматийно известные цитаты, а далее по убывающей: сюжет, композиция, индивидуальные авторские приемы.

Однако недостаточно просто фиксировать наличие в каком-либо произведении одного или нескольких интертекстуальных слоев. Интертекст, как и любой системный компонент литературы, представляет интерес только тогда, когда мы делаем акцент не на самих изучаемых объектах, а на отношениях между ними. Вслед за А.П. Чудаковым мы выделяем два этапа анализа интертекстуального уровня произведений. Сперва устанавливаем принцип отбора материала, эстетически значимый в любой художественной системе, а затем выясняем законы его организации («каждый уровень, в соответствии со спецификой материала, обладает своими способами его построения»¹⁶⁴), с помощью которой достигается нужный автору эффект.

Опираясь на развернутую классификацию интертекстуальных элементов Н.А. Фатеевой, мы обращаемся к большому массиву текстов литературы последних двух десятилетий. Отметим, что из-за ограниченного объема диссертационного исследования, мы вынуждены были отказаться от целостного анализа произведений в единстве формы и содержания в пользу рассмотрения своеобразия лишь одного уровня – интертекста. Наш интертекстуальный анализ художественных произведений, так или иначе связанных с именем и творчеством Чехова, будет состоять из выявления разных слоев интертекста и установления их функциональности для более глубокого понимания авторской рецепции.