1991 Г. Фрагменты, посвященные обрисовке личности и философии

Владимира Соловьева; "Новый мир" печатал биографические фраг-

менты, связанные с детством автора-героя и его взаимоотношения-

ми с отцом; "Наш современник" - "юдофобские" и иные "велико-

державные" размышления героя-автора. В целом корпусе Б. т., ко-

торый автор словаря читал в машинописи, все эти фрагменты идут

вперемешку, подчиняясь законам авторских ассоциаций.

По жанру Б. т. все-таки наиболее близок к классической испове-

ди (Св. Августин, Жан-Жак Руссо, Л. Н. Толстой), но это исповедь

особенная - постмодернистская, потому что исповедуется не автор,

а его alter ego Одиноков. Обычно исповеди бывают не всегда правди-

выми, поскольку за них ручается сам автор своим именем; исповедь

Одинокова безусловно правдива и искренна, потому что это испо-

ведь вымышленного персонажа, хотя ясно и то, что реальный Дми-

34 "Бесконечный тупик"

трий Евгеньевич Галковский целиком разделяет все высказывания

своего героя.

Поэтому Б. т. можно рассматривать как чрезвычайно своеобраз-

ный, но все же роман и, может быть, даже последний великий рус-

ский роман, а Галковского можно считать последним великим рус-

ским писателем (Владимир Сорокин - см. "Норма"/"Роман" - на-

ходится уже по ту сторону традиций русской прозы - это писатель

эры "постхьюман", то есть постгуманистической эры, во многом

писатель будущего, по крайней мере, "future in the past" ("буду-

щего прошедшего" - грамматическая категория в английском

языке).

В двух словах идеологическая и одновременно художественная

канва Б. т. - в бесконечных размышлениях Галковского-Одиноко-

ва о себе, о своем отце, о русской философии и русском языке, рус-

ской литературе. Этих рассуждений настолько много, и все они на-

столько интересны, умны и провокативны (см. ниже), что читатель

просто утопает в них.

В числе основного корпуса идей Б. т. мысли, связанные с особен-

ностями русского языка, как его понимает автор-герой. Русский

язык, по мнению автора Б. т., обладает тремя фундаментальными

признаками: креативностью (все сказанное превращается в дейст-

вительность - ср. теория речевых актов); револютативностью то

есть оборотничеством (все сказанное превращается в действитель-

ность, но в наиболее искаженном, нелепом и неузнаваемом виде);

провокативностью (склонностью к издевательству, глумлению,

юродству).

Все эти свойства русского литературного языка естественным об-

разом объединяются в феномене русской литературы, которая в пе-

риод своей зрелости, то есть в ХIХ веке, становится мощным оруди-

ем воздействия на реальность (идея в целом для ХХ в. вполне ха-

рактерная - см. реальность, текст, абсолютный идеализм, "Блед-

ный огонь", "Хазарский словарь"), но самое интересное, что, вы-

сказывая все эти идеи, Галковский, так сказать, вовсе не шутит -

это своеобразная, пусть и изложенная на страницах философского

романа, чудовищная "философия истории литературы".

Самая главная мысль - что литература, обладающая такой мощ-

ной креативностью (а то, что литература в России ХIХ в. заменила

философию и чрезвычайно сильно воздействовала на реальность, не

вызывает сомнений; достаточно вспомнить, например, "учебник

жизни" - "Что делать?" Н.Г. Чернышевского), должна отвечать за

то, какую действительность она построила (ср. гипотеза лингвисти-

ческой относительности).

По Галковскому, так называемое революционное движение в

России было цепью взаимных провокаций, предательств и карна-

валов (см. карнавализация): вначале революционеров "придума-

ло" царское правительство, чтобы отвлечь общество от реально ка-

завшихся ему (правительству) вредными идей славянофилов; по-

том эти "выдуманные революционеры", по законам русского язы-

ка, превратились в настоящих, но извращенных "бесов" и проник-

ли в правительство, а оттуда сами создавали "реакционеров", что-

бы было над кем устраивать террористические побоища. Интересна

фраза Галковского о Достоевском, которого он - одного из немно-

гих русских писателей - принимает всерьез:

"Если бы Достоевского, - пишет Галковский, - расстреляли в