1910-Х гг. В Петербурге и Москве на общих методологических осно-

ваниях и, в сущности, сделавших из литературоведения науку ми-

рового значения, подготовив пражскую структурную лингвистику,

тартуско-московскую структурную поэтику и весь европейский

структурализм в целом.

Главным идейным вдохновителем Ф. ш. был Виктор Борисович

Шкловский. История Ф. ш. начинается с его статьи 1914 г. "Воскре-

шение слова" и официально заканчивается его же статьей 1930 г.

"Памятник одной научной ошибке", в которой он поспешил из-за

изменившейся политической атмосферы отступить от позиций Ф.

ш. Шкловский был чрезвычайно сложной фигурой в русской куль-

туре, В годы первой мировой войны он командовал ротой броневи-

ков, а в 1930-е гг. струсил и предал свое детище - Ф. ш. Тем не ме-

нее он был одним из самых ярких представителей русской словес-

ной культуры и оставался таким всегда - и в качестве адепта, и в

качестве предателя. Когда в середине 1910-х гг. он пришел учиться

в семинарий известного историка литературы Венгерова, тот пред-

ложил ему заполнить анкету. В этой анкете Шкловский написал,

что его целью является построение общей теории литературы и до-

казательство бесполезности семинария Венгерова.

Формализм поначалу был очень шумным течением, так как раз-

вивался параллельно с русским футуризмом и являлся разновидно-

стью научного авангарда (см. авангардное искусство).

"Откуда пошел "формализм"? - писал один из деятелей Ф. ш.,

стиховед и пушкинист Борис Викторович Томашевский в своеобраз-

ном некрологе Ф. ш. - Из статей Белого, из семинария Венгерова,

из Тенишевского зала, где футуристы шумели под председательст-

вом Бодуэна де Куртенэ. Это решит биограф покойника. Но несо-

мненно, что крики младенца слышались везде".

В Петербурге-Петрограде Ф. ш. дала знаменитый ОПОЯЗ - Об-

щество изучения поэтического языка, объединившее лингвистов и

литературоведов Е. Д. Поливанова, Л. П. Якубинского, О. М. Бри-

ка, Б. М. Эйхенбаума, Ю. Н. Тынянова.

В Москве возник МЛК - Московский лингвистический кружок,

куда входили С. И. Бернштейн, П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, в

работе его принимали участие Б. И. Ярхо, В. М. Жирмунский, Р. О.

Якобсон, будущий организатор Пражского лингвистического

кружка, создатель функциональной структурной лингвистики.

Ф. ш. резко отмежевалась от старого литературоведения, лозун-

гом и смыслом ее деятельности объявлялась спецификация литера-

туроведения, изучение морфологии художественного текста. Фор-

малисты превращали литературоведение в настоящую науку со сво-

ими методами и приемами исследования.

Отметая упрек в том, что Ф. ш. не занимается сущностью литера-.

туры, а только литературными приемами, Томашевский писал:

"Можно не знать, что такое электричество, и изучать его. Да и что

значит этот вопрос: "что такое электричество?" Я бы ответил: "это

такое, что если ввернуть электрическую лампочку, то она загорит-

ся". При изучении явлений вовсе не нужно априорного определения

сущностей. Важно различать их проявления и осознавать их связи.

Такому изучению литературы посвящают свои труды формалисты.

Именно как науку, изучающую явления литературы, а не ее "сущ-

ность", мыслят они поэтику". И далее: "Да, формалисты "спецы" в

том смысле, что мечтают о создании специфической науки о литера-

туре, науке, связанной с примыкающими к литературе отраслями

человеческих знаний. Спецификация научных вопросов, дифферен-

циация историко-литературных проблем и освещение их светом хо-

тя бы и социологии, вот задача формалистов. Но, чтобы осознать се-

бя в окружении наук, надо осознать себя как самостоятельную дис-

циплину".

Что же изучали деятели Ф. ш.? Круг их тем и интересов был огро-

мен. Они построили теорию сюжета, научились изучать новеллу и

роман, успешно занимались стиховедением, применяя математиче-

ские методы (см. система стиха), анализировали ритм и синтаксис,

звуковые повторы, создавали справочники стихотворных размеров

Пушкина и Лермонтова, интересовались пародией (см. интертекст),

фольклором, литературным бытом, литературной эволюцией, про-

блемой биографии.

Ранний формализм (прежде всего в лице Шкловского) был до-

вольно механистичен. По воспоминаниям Лидии Гинзбург, Тыня-

нов говорил о Шкловском, что тот хочет изучать литературное про-

изведение так, как будто это автомобиль и его можно разобрать и

снова собрать (ср. сходные методики анализа и синтеза в генератив-

ной поэтике). Действительно, Шкловский рассматривал художест-

венный текст как нечто подобное шахматной партии, где персона-

жи - фигуры и пешки, выполняющие определенные функции в иг-

ре (ср. понятие языковой игры у позднего Витгенштейна). Такой

метод изучения литературы лучше всего подходил к произведениям

массовой беллетристики. И это была еще одна заслуга Ф. ш. - при-

влечение массовой культуры как важнейшего объекта изучения.

Вот как, например, Шкловский анализирует композиционную

функцию доктора Ватсона в рассказах Конан-Дойля о Шерлоке

Холмсе (в главе "Новелла тайн" книги "О теории прозы"): "Доктор

Ватсон играет двоякую роль; во-первых, он рассказывает нам о

Шерлоке Холмсе и должен передавать нам свое ожидание его реше-

ния, сам он не участвует в процессе мышления Шерлока, и тот лишь

изредка делится с ним полурешениями [...].

Во-вторых, Ватсон нужен как "постоянный дурак" [...]. Ватсон

неправильно понимает значение улики и этим дает возможность

Шерлоку Холмсу поправить его.

Ватсон мотивировка ложной разгадки.

Третья роль Ватсона состоит в том, что он ведет речь, подает реп-

лики, т. е. как бы служит мальчиком, подающим Шерлоку Холмсу

мяч для игры".

Важным понятием методологии Ф. ш. было понятие приема.

Программная статья Шкловского так и называлась: "Искусство как

прием". Б. В. Томашевский в учебнике по теории литературы, ори-

ентированном на методы Ф. ш., писал: "Каждое произведение со-

знательно разлагается на его составные части, в построении произ-

ведения различаются приемы подобного построения, то есть спосо-

бы комбинирования словесного материала в словесные единства.

Эти приемы являются прямым объектом поэтики".

Наиболее яркий и знаменитый прием, выделенный Шкловским у

Льва Толстого и во всей мировой литературе,- это остранение

(см.), умение увидеть вещь как бы в первый раз в жизни, как бы не

понимая ее Сущности и назначения.

Блестящим исследователем сюжета был формально не примы-

кавший к Ф. ш. Владимир Яковлевич Пропп (см. также сюжет), со-

здавший замечательную научную трилогию о происхождении, мор-

фологии и трансформации волшебной сказки. Вот что он писал:

"Персонажи волшебных сказок [...] делают по ходу действия одно и

то же. Этим определяется отношение величин постоянных к вели-

чинам переменным. Функции действующих лиц представляют со-

бой постоянные величины, все остальное может меняться.

Пример:

1. Царь посылает Ивана за царевной. Иван отправляется

2. Царь " Ивана " диковинкой. Иван "

3. Сестра " брата " лекарством. Брат "

4.Мачеха " падчерицу " огнем. Падчерица "

5. Кузнец " батрака " коровой. Батрак "

И т. д. Отсылка и выход в поиски представляют собой постоянные

величины. Отсылающий и отправляющийся персонажи, мотиви-

ровка и пр.- величины переменные.

Ф. ш. построила теорию поэтического языка. Вот как, например,

Ю. Н. Тынянов разграничивал стих и прозу: "Деформация звука ро-

лью значения - конструктивный принцип прозы. Деформация зна-

чения ролью звучания - конструктивный принцип поэзии. Час-

тичные перемены соотношения этих двух элементов - движущий

фактор и прозы и поэзии".

В книге "Проблема стихотворного языка" Тынянов ввел понятие

"единства и тесноты стихового ряда". Это была гипотеза, в даль-

нейшем подтвержденная статистически. В разных стихотворных

размерах различные по количеству слогов и месту ударения слова

имеют разную комбинаторику. Например, в 3-стопном ямбе невоз-

можно сочетание слов "пришли люди" или "белое вино" (внутри

строки).

Ю. Тынянов был по своему научному сознанию тоньше и глубже,

хотя и "запутаннее", Шкловского. Видимо, поэтому Тынянов вы-

двинулся уже на этапе зрелого формализма, когда "морфология"

была уже отработана и нужно было изучать более тонкие и сложные

проблемы взаимодействия литературных жанров и процессы эво-

люции литературы, связь литературы с другими социальными

практиками. Но это уже был закат классической Ф. ш.

Судьбы членов и участников Ф. ш. были разными. Но все они так

или иначе внесли вклад в мировую филологию. Шкловский прожил

дольше всех. Он умер в 1983 г. достаточно респектабельным писате-

лем, автором биографии Льва Толстого в серии "ЖЗЛ" и весьма ин-

тересных "повестей о прозе", где перепевались его старые идеи. Ю.

Тынянов стал писателем и создал замечательный роман о Грибоедо-

ве "Смерть Вазир-Мухтара". Умер он в 1943 г. от рассеянного скле-

роза. В. Пропп дожил до мировой славы, повлияв на французских

структуралистов, изучавших законы сюжета. Сам Клод Леви-Строс

посвятил ему специальную статью, на которую Пропп (очевидно, по

политическим соображениям) ответил бессмысленными полемичес-

кими замечаниями.

Самой блестящей была судьба Р. Якобсона. Он эмигрировал в

Прагу, создал там совместно с Н. Трубецким (см. фонология) Праж-

ский лингвистичесхий кружок и возглавил одну из классических

ветвей лингвистического структурализма (см. структурная лингви-

стика). Переехав в США, стал профессором Гарвардского универси-

тета, участвовал в создании универсальной фонологической систе-

мы, несколько раз приезжал в Советский Союз и умер в глубокой

старости в 1982 г. знаменитым на весь мир ученым, собрание сочи-

нений которого было опубликовано еще при его жизни.

Литературоведческие идеи Ф. ш. переняла структурная поэтика,

прежде всего Ю. М. Лотман и его школа.

Лит.:

Хрестоматия по теоретическому литературоведению / Сост.

И. Чернов. - Тарту, 1976. - Т. 1.

Шкловский В. О теории прозы. - Л., 1925.

Томашевский Б.В. Теория литературы (Поэтика). - Л., 1926.

Эйхеибаум Б.М. О прозе. - Л., 1970.

Тыиянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.,

1977.

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ АСИММЕТРИЯ ПОЛУШАРИЙ ГОЛО-

ВНОГО МОЗГА - была открыта в ХIХ в., но лишь в середине ХХ в.

нейрофизиология и нейросемиотика узнали гораздо больше о раз-

личии в функционировании полушарий.

Известно, что левое полушарие является доминантным по речи и

интеллекту. Оно управляет правой рукой (за исключением левшей).

Выяснилось, однако, что левое недоминантное полушарие также

причастно к производству речи, но функции у них прямо противо-

положные.

Вероятно, Ф. а. п. г. м. как раз и создает в человеческой деятель-

ности принцип дополнительности, фундаментальность которого

осознавали как физики (Нильс Бор), так и семиотики (Ю. М. Лот-

ман), а также именно билатеральной асимметрией опосредовано то,

что мы с такой универсальностью в нашей картине мира и науке

пользуемся именно бинарными оппозициями (см.; см. также фоно-

логия).

Подробную картину функционирования полушарий показали

эксперименты с выключевием одного из полушарий под воздейст-

вием электросудорожного шока. Эти эксперименты проводились Л.

Я. Балоновым и его группой в Ленинграде в 1970-е гг. Создавая ис-

кусственную однополушарную афазию, при помощи простого опро-

са (человек с отключенным полушарием может разговаривать) уче-

ные установили следующие различия в том, что касается производ-

ства речи.

При угнетении доминантного левого полушария речь претерпева-

ет такие изменения: количество слов уменьшается; высказывание в

целом укорачивается; синтаксис упрощается; уменьшается количе-

ство формально-грамматических слов и увеличивается количество

полнозначных слов; при этом существительные и прилагательные

доминируют над глаголами и местоимениями - то есть лексика

правого полушария более предметна, менее концептуальна; обост-

рено восприятие конкретных явлений и предметов внешнего мира.

Когда же угнетено правое полушарие, то происходит нечто про-

тивоположное: количество слов и длина высказывания увеличива-

ются (человек становится разговорчив); при этом абстрактная лек-

сика превалирует над конкретной, а грамматические формальные

слова - над полнозначными; усиливается тенденция к рубрифи-

кации, к наложению абстрактных классификационных схем на

внешний мир.

Иными словами, если правое недоминантное полушарие вос-

принимает внешний мир со всеми его красками и звуками, то ле-

вое полушарие одевает это восприятие в грамматические и логиче-

ские формы. Правое полушарие дает образ для мышления, левое

мыслит.

Интересно, что человек с угнетенным доминантным левым полу-

шарием ведет себя как реалист-сангвиник (см. характерология), а

человек с угнетенным правым - как аутист-шизоид (см. аутистиче-

ское мышление, характерология). Таким образом, ХХ век - век ле-

вополушарных аутистов.

Ю. М. Лотман отметил, что чередование больших культурных

стилей, так называемая парадигма Чижевского (см. также реа-

лизм) - ренессанс, барокко, классицизм, романтизм - тоже напо-

минает диалог между рассудочным левым и эмоциональным пра-

вым полушарием.

Была также высказана гипотеза, в соответствии с которой чело-

век эволюционирует в направлении увеличения функций левого по-

лушария, поскольку неразвитость левого и развитость правого ха-

рактерна для детей и традициональных племен, а также для выс-

ших животных, мысль же левого полушария напоминает мысль ге-

ниального супертеоретика. Образно говоря, человечество эволюцио-

нирует от мифа (см.) к логосу.

Лит.:

Балонов Л.Я.,Деглин Л.В. Слух и речь доминантного и недо-

минантного полушарий. - Л., 1976.

Иванов В.В. Чет и нечет: Асимметрия мозга и знаковых сис-

тем. - М., 1978.

Деглин Л.В., Балонов Л.Я.,Долинина И.Б. Язык и функцио-

нальная асимметрия мозга // Учен. зап. Тартуского ун-та,

1983. - Вып. 635.

Лотман Ю.М. Асимметрия и диалог // Там же.

"ХАЗАРСКИЙ СЛОВАРЬ"

- роман сербского писателя Милора-

да Павича (1983) - одно из сложнейших и прекраснейших произве-

дений современного постмодернизма. Павича называют балкан-

ским Борхесом, хотя в отличие от настоящего Борхеса, скорее все-

го, когда наш словарь выйдет в свет, автор "Х. с." будет уже лауре-

атом Нобелевской премии в области литературы 1997 г.

В каком-то смысле "Х. с." - квинтэссенция постмодернизма, но

в каком-то смысле и его отрицание.

"Х. с." - это действительно словарь, в центре которого статьи,

посвященные обсуждению главного вопроса всего романа, так назы-

ваемой хазарской полемики конца IХ в., когда хазарскому кагану

приснился сон, который он расценил в качестве знамения того, что

его народу необходимо принять новую религию. Тогда он послал за

представителями трех великих религий средиземноморского мира:

христианским священником - это был Константин Философ, он же

Кирилл, один из создателей славянской азбуки, - исламским про-

поведником и раввином.

Словарь построен как последовательность трех книг - красной,

зеленой и желтой, - в которых соответственно собраны христиан-

ские, исламские и иудейские источники о принятии хазарами но-

вой веры, причем христианская версия словаря утверждает, что ха-

зары приняли христианство, исламская - ислам, а еврейская -

иудаизм (см. истина, семантика возможных миров).

"Х. с." построен как гипертекст (см.), то есть в нем достаточно

разработанная система отсылок, а в предисловии автор указывает,

что читать словарь можно как угодно - подряд, от конца к началу,

по диагонали и вразброс. На самом деле, это лишь постмодернист-

ский жест, поскольку в "Х. с." сложнейшая и до последнего "санти-

метра" выверенная композиция и читать его следует как обычную

книгу, то есть подряд, статью за статьей (во всяком случае, таково

мнение составителя словаря ХХ века).

"Х. с." философски чрезвычайно насыщенный текст, один из са-

мых философских романов ХХ в., поэтому стоит сделать попытку

отыскать основные нити его тончайшей художественной идеологии,

ибо философия "Х. с." дана не в прямых сентенциях, а растворена в

художественной ткани романа.

Прежде всего, по-видимому, следует ответить на вопрос, почему

история исчезнувшего народа и государства хазар дается в виде сло-

варя, а не хронологической последовательности. Ответ кроется на

пересечении внутренней и внешней прагматик этого текста. Внеш-

няя мотивировка достаточно характерна для идеологии ХХ в.: исто-

рия есть фикция, вымысел, поскольку она построена на докумен-

тах, которые всегда можно фальсифицировать:

"Издатель [...] полностью отдает себе отчет, что [...] материалы

ХVII века недостоверны, они в максимальной степени построены на

легендах, представляют собой нечто вроде б р е д а в о с н е (разряд-

ка моя. - В. Р.) и опутаны сетями заблуждений различной давнос-

ти".

Согласно внутренней прагматике первоначально словарь был из-

дан в ХVII в. неким Даубманусом в количестве 500 экземпляров,

причем один из них был самим издателем отравлен, а остальные

полностью или почти полностью уничтожены, поэтому "Х. с.", по

мысли автора-издателя, есть лишь фрагментарная реконструкция

словаря ХVII в. Это реконструкция второго порядка - не истории

хазар, а того, как она представлена в словаре Даубмануса.

И вот теперь встает вопрос: почему словарь и лица, так или иначе

принимавшие участие в его создании или реконструкции, были

уничтожены? Ответ на этот вопрос отчасти и составляет суть сюже-

та и художественной идеологии "Х. с.".

В центре повествования три среза времени и три центральных со-

бытия: 1) конец IХ в.- хазарская полемика; 2) ХVII в.- история

кира Аврама Бранковича и его смерти; 3) ХХ в. - события царь-

градской конференции о хазарах в 1982 г., связанные с убийством

последних свидетелей, составителей и реконструкторов "Хазарско-

го словаря".

Почему же именно словарь, а не просто книга, как Библия, на-

пример, или Тора? Создание словаря мыслилось хазарами как вос-

создание не истории самого народа (истории у хазар в строгом смыс-

ле быть не может в силу особенностей устройства времени в их кар-

тине мира - об этом см. ниже), а воссоздание первочеловека, Ада-

ма Кадмона. При этом хазары рассуждали следующим образом: "В

человеческих снах хазары видели буквы, они пытались найти в них

прачеловека, предвечного Адама Кадмона, который был мужчиной

и женщиной. Они считали, что каждому человеку принадлежит по

одной букве азбуки, а что каждая из букв представляет собой части-

цу тела (подчеркнуто мною. - В.Р.) Адама Кадмона на Земле. В че-

ловеческих же снах эти буквы оживают и комбинируются в теле

Адама. [...] Из букв, которые я собираю (в данном случае это рас-

суждения иудейского реконструктора древнего словаря, Самюэля

Коэна. - В.Р.), и из слов тех, кто занимался этим до меня, я состав-

ляю книгу, которая, как говорили хазарскве ловцы снов, явит со-

бой тело Адама Кадмона на Земле...".

Итак, словарь, а не повествование, потому что для воссоздания

тела нужна система, а не текст (ср. структурная лингвистика), а

словарь есть некое подобие системы или хотя бы некоторое ее пред-

дверие.

Философия времени у хазар, как можно видеть из приведенной

цитаты, тесно связана с философией сновидения. Здесь чувствуется

несомненное влияние Борхеса и того философа, который незримо

стоял за Борхесом несколько десятков лет, Джона Уильяма Данна,

автора книги "Эксперимент со временем" (1920), создателя серий-

ной концепции времени (см. время, серийное мышление). О снови-

дении в "Х. с." сказано следующее: "И любой сон каждого человека

воплощается как чья-то чужая явь. Если отправиться отсюда до Бо-

сфора, от улицы к улице, можно дату за датой набрать целый год со

всеми его временами, потому что у каждого своя осень и своя весна

и все времена человеческой жизни, потому что в любой день никто

не стар и никто не молод и всю жизнь можно представить себе как

пламя свечи, так что между рождением и смертью даже ни одного

вздоха не остается, чтобы ее загасить".

Такой философией обусловлен центральный эпизод "Х. с.", свя-

занный с киром Бранковичем, Юсуфом Масуди и Самюэлем Коэ-

ном. Кир Аврам Бранкович собирал сведения о "Хазарском слова-

ре", чтобы воссоздать Адама Кадмона, при этом он придерживался

христианского решения хазарской полемики. Одновременно с ним

"Хазарский словарь" собирал и реконструировал еврей-сефард из

Дубровников Самюэль Коэн, естественный сторонник того, что ха-

зары в IХ в. приняли иудаизм. С некоторого времени Аврам Бранко-

вич каждый день стал видеть во сне молодого человека с одним се-

дым усом, красвыми глазами и стеклянными ногтями на одной ру-

ке. Это и был Коэн, который каждую ночь чувствовал, что он кому-

то снится. Это означало, что они вскоре встретятся. Третий собира-

тель словаря, Юсуф Масуди, защитник исламской версии хазарско-

го вопроса, научился хазарскому искусству попадания в чужие сны,

поступил на службу к Авраму Бранковичу и стал видеть его сны -

и Самюэля Коэна в них. Когда же наконец Бранкович и Коэн встре-

тились (Коэн служил переводчиком в турецком отряде, который на-

пал на Бранковича и его слуг), то Бранкович погиб от турецкой саб-

ли, а Коэн, увидев человека, которому он столь долго снился, впал в

оцепенение и так из него и не выбрался. Юсуф Масуди выпросил у

турецкого паши день жизни, чтобы увидеть во сне, как Коэну будет

сниться смерть Бранковича, и то, что он увидел, было так ужасно,

что за время сна он поседел и его усы стали гноиться. А на следую-

Щий день турки зарубили и его.

Последняя история, восходящая к нашим дням, связана с араб-

ским исследователем "Хазарского словаря", доктором Абу Кабиром

Муавия, который, вернувшись с израильско-египетской войны