Определения, отталкивающиеся от понятия сверхорганического

Согласно Уайту, «культура... образует сверхбиологический, или экс- трасоматический, класс явлений...»²⁶. Почти то же самое утверждали Крёбер²⁷ и Лоуи²⁸. Если принять приведенное высказывание в каче­стве определения, то его следует отнести к классу справедливых оп­ределений, устанавливающих, что «культура» означает «сверхбиоло­гическое», или «экстрасоматическое». Это определение (если его счи­тать определением) не отвечает нашему третьему критерию, посколь­ку его определяющее («экстрасоматическое») не во всех контекстах является взаимозаменимым для слова «культура», как то утверждает­ся. Например, обряды посвящения бесспорно являются элементами культуры и в то же время явно содержат в себе «соматические», или биологические аспекты. Между тем, при рассмотрении контекстов, в которых фигурируют эти утверждения, выясняется, что такие выска­зывания, как «культура есть сверхорганическое», должны истолковы­ваться не в качестве определений, а в качестве гипотез о том, каким образом можно было бы с наибольшим успехом объяснить культур­ные различия. Другими словами, я рассматриваю приведенные выше утверждения как методологические высказывания о феномене культу­ры, подразумевающие определение слова «культура».

Определение, опирающееся на идею именования класса предметов или явлений

Насколько мне известно, утверждения, которые бы открыто опреде­ляли «культуру» как слово, употребление которого должно быть тем или иным образом санкционировано, высказывались лишь Уайтом²⁹. Он говорит: «Культура... есть слово, которое мы можем использовать в качестве названия для некоторого класса феноменов — предметов и явлений...»³⁰. Согласно Уайту, «культура» есть наименование клас­са всех «предметов и явлений, находящихся в зависимости от симво­лизации»³¹. Это высказывание следует классифицировать как номи­нальное определение, ибо слово «культура» трактуется таким образом, как будто бы оно не имело до-дефиниционного употребления. Сле­довательно, вопрос о его истинности или ложности ставить нельзя, а оценивать данное утверждение следует с точки зрения его эвристиче­ской ценности, т. е. его эффективности как концептуального инстру­мента.

В своих многочисленных очерках Уайт систематически и убеди­тельно проработал ряд антропологических проблем, для объяснения которых фактор человеческого организма может считаться функцио­нально неуместным. Показателен следующий пример: как можно объяснить различия в обычаях, институтах и других аспектах челове­ческого поведения, наблюдаемые в географически отдаленных друг от друга регионах? О такого рода проблемах Уайт пишет: «... если рас­сматривать человеческое поведение во всей его полноте и во всем его разнообразии, то связь между различиями в обычаях и традициях и различиями в физическом строении тела нигде установить нельзя ...

)

и, следовательно, человека мы можем рассматривать как константу, а культуру — как переменную»³². Опять-таки, обсуждая проблему культурных различий, Уайт говорит: «... мы можем научно рассмот­реть их так, как если бы они имели собственное независимое суще­ствование. Фактически... [такие проблемы]... наиболее успешно мож­но решить, если полностью исключить из рассмотрения человеческий организм»³³. В свете сказанного выше можно утверждать, что приня­тие уайтовского определения «культуры» дало бы как минимум логи­ческую возможность рассматривать культурные феномены, не обра­щаясь к человеческому организму.

Выделив данный критерий оценки эвристической ценности уай­товского определения, мы должны далее тщательно проанализиро­вать его на предмет соответствия формальным требованиям, предъ­являемым к номинальным определениям, т, е. требованиям ясности и результативности. В полном виде определение гласит: пусть «куль- аура» обладает тем же значением, что и «класс всех предметов и яв­лений, находящихся в зависимости от символизации». Фраза «нахо­дящиеся в зависимости от» неопределенна, поскольку выражения «необходимое условие» или «достаточное условие» содержали бы больше информации. Однако те контексты, в которых приводится данное определение, позволяют предположить, что данная фраза может быть объяснена следующим образом: пусть «класс всех пред­метов и явлений, находящихся в зависимости от символизации» имеет то же значение, что и «класс всех предметов и явлений, необ­ходимым условием появления и восприятия которых является сим­волизация».

Признав обоснованность данного разъяснения, мы можем сделать следующий шаг и проанализировать термин «символизация». Одна­ко прежде мы должны четко осознать, что логическая структура но­минального определения предполагает отсутствие до-дефиниционно- го значения определяемого. Стало быть, в определении Уайта опре­деляемое «культура» может законно использоваться в качестве обозначения некой сущности в том и только в том случае, если свой­ства, характерные для этой сущности, конкретизируются определяю­щим («класс всех предметов и явлений, необходимым условием по­явления и восприятия которых является символизация»).

Итак, определяющее указывает лишь на свойство быть классом, о членах которого известно только то, что они не могли бы ни суще­ствовать, ни обладать каким бы то ни было смыслом, не будь у че­ловека уникальной способности пользоваться символами. Эту спо­собность Уайт описывает как «творческую способность... свободно,

активно и по собственной воле наделять предметы ценностью»³⁴. Кроме того, нам не дается никакого критерия, который бы помогал определять в непосредственном наблюдении, обязаны ли те или иные предмет или явление своим существованием и смыслом ука­занной человеческой способности, т. е. являются ли они символами. Фактически нам говорится следующее: «Предмет, который в одном контексте является символом, в другом может быть не символом, а знаком... Это различие должно проводиться [лишь] тогда, когда про­исходит наделение ценностью... [физического объекта]... или когда прежде приписанная ценность открывается впервые...»³⁵. Другими словами, единственным отличительным свойством того, что обозна­чается выражением «класс всех предметов и явлений, находящихся в зависимости от символизации», является свойство быть физичес­ким предметом или явлением, на которые тот или иной человече­ский организм добровольно реагирует «осмысленным», но несколь­ко произвольным образом. Следовательно, при определении Уайта становится логически необходимым, чтобы слово «культура» упот­реблялось лишь для обозначения этого символического отношения между тем или иным человеческим организмом и теми или иными вещью или событием.

Таким образом, мы напрямую столкнулись с прагматическим па­радоксом: хотя Уайт убедительно рассуждал о широком классе куль­турных феноменов, которые легче всего поддаются объяснению, «если полностью исключить из рассмотрения человеческий организм», сам термин «культура», согласно его определению, к этим феноменам применяться не может.