Тацит Публий Корнелий Германия

Глава V. Германцы любят, чтобы скота было много: в этом единственный и самый приятный для них вид богатства. В золоте и серебре боги им отказали, не знаю уж по благосклонности к ним или же потому, что разгневались на них. Я, однако, не утверждаю, что в Германии совсем нет месторождений серебра и золота; но кто их разведывал? Впрочем, германцы и не одержимы такой страстью к обладанию (драгоценными металлами) и к пользованию ими (как другие народы); у них можно видеть подаренные их послам и старейшинам серебряные сосуды не в меньшем пренебрежении, чем глиняные. Впрочем, ближайшие (к Рейну и Дунаю племена) ценят золото и серебро для того, чтобы пользоваться ими в торговле; у живущих же внутри страны более простая, древняя форма торговли, (именно) меновая. Из монет они больше всего одобряют старинные и давно известные. Вообще они домогаются больше серебра, чем золота, не из любви к нему, а потому, что при торговле обыкновенными и дешевыми предметами удобнее иметь запас серебряных монет.

Глава VI. Железа у них тоже немного, как это можно заключить по характеру их наступательного оружия; они редко пользуются мечами или длинными копьями, а действуют дротиком, или, как они его называют, фрамеей, с узким и коротким железным наконечником, - оружием настолько острым и удобным, что одним и тем же дротиком они, смотря по обстоятельствам, сражаются и врукопашную и издали. Даже всадники довольствуются фрамеей и щитом, пехотинцы же пускают и метательные копья, каждый по нескольку штук, причем они, голые или в коротком плаще, мечут их на огромное расстояние. У германцев совсем нет хвастовства роскошью (оружия); только щиты они расцвечивают изысканнейшими красками. У немногих (имеется) панцирь, а шлем, металлический или кожаный, едва (найдется) у одного или двух. Их лошади не научились делать разные эволюции по нашему обычаю; они гонят (своих лошадей) или прямо, или вправо таким сомкнутым кругом, чтобы никто не оставался последним.

Вообще они считают, что пехота сильнее (конницы), и поэтому сражаются смешанными отрядами, вводя в кавалерийское сражение и пехоту, быстротой своей приспособленную к этому и согласованную с конницей; таких пехотинцев выбирают из всей молодежи и ставят их впереди боевой линии. Число их определенное – по сотне из каждого округа; они так и называются у германцев (сотнями); а то, что раньше действительно обозначало количество, теперь стало названием (отряда) и почетным именем. Боевой строй (германцев) составляется из клиньев. Отступить, но с тем, чтобы вновь наступать, (у них) считается не трусостью, а благоразумием. Тела своих (убитых и раненых) они уносят с поля битвы даже тогда, когда исход ее сомнителен. Оставить свой щит – особенно позорный поступок: обесчестившему себя таким образом нельзя присутствовать при богослужении или участвовать в народном собрании, и многие, вышедшие живыми из битвы, кончают свою позорную жизнь петлей.

Гл. VII. Королей они выбирают по знатности, а военачальников – по доблести. (При этом) у королей нет неограниченной или произвольной власти, а вожди главенствуют скорее (тем, что являются) примером, чем на основании права приказывать: тем, что они смелы, (выделяются) в бою, сражаются впереди строя и этим возбуждают удивление. Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому, кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, но как бы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся: в битву они приносят взятые из рощ священные изображения и значки. Но что особенным возбудителем их храбрости, это то, что их турмы и клинья представляют собой не случайные скопления людей, а составляются из семейств и родов, а вблизи находятся милые их сердцу существа, и оттуда они слышат вопли женщин и плач младенцев; для каждого это самые священные свидетели, самые ценные хвалители: свои раны они несут к матерям и женам, а те не боятся считать их и осматривать; они же носят сражающимся пищу, а также поощряют их.

Гл. VIII. Рассказывают, что иногда колеблющиеся и расстроенные ряды восстанавливались женщинами, благодаря их неумолчным мольбам и тому, что они подставляли свои груди (бегущим) и указывали на неизбежный плен, которого германцы боятся, особенно для своих женщин, до такой степени, что крепче связаны бывают своими обязательствами те германские племена, которые вынуждены в числе своих заложников давать также знатных девушек. Они думают, что в женщинах есть что-то священное и вещее, и не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицаний.

Глава IX. Из богов (германцы) больше всего почитают Меркурия, которому в известные дни разрешается приносить также и человеческие жертвы. Геркулеса и Марса они умилостивляют дозволенными для этого животными. (Германцы) считают не соответствующим величию божественных существ заключать их в стены (храмов), а также изображать их в каком-либо человеческом виде; они посвящают им рощи и дубравы.

Глава X. Они сводят взятого каким-нибудь образом в плен воина того народа, с которым ведется война, с избранным из числа своих соплеменников, каждого со своим национальным оружием: и победа того или другого принимается как предзнаменование.

Глава XI. О менее значительных делах совещаются старейшины, о более важных – все, причем те дела, о которых выносит решение народ, (предварительно) обсуждаются старейшинами. Сходятся в определенные дни, если только не произойдет чего-нибудь неожиданного и внезапного. А именно в новолуние и полнолуние, так как германцы верят, что эти дни являются самыми счастливыми для начала дела. Они ведут счет времени не по дням, как мы, а по ночам; так они делают при уговорах и уведомлениях; они думают, что ночь ведет за собой день.

Из свободы (у них вытекает) тот недостаток, что они собираются не сразу, как бы (по чьему-нибудь) приказанию, но у них пропадает два и три дня из-за медлительности собирающихся. Когда толпе вздумается, они усаживаются вооруженные. Молчание водворяется жрецами, которые тогда имеют право наказывать. Затем выслушивается король или кто-либо старейшин, сообразно с его возрастом, знатностью, военной славой, красноречием, не столько потому, что он имеет власть приказывать, сколько в силу убедительности. Если мнение не нравится, его отвергают шумным ропотом, а если нравится, то потрясают фрамеями: восхвалять оружием является у них почетнейшим способом одобрения.

Глава XII. Перед народным собранием можно также выступать с обвинением и предлагать на разбирательство дела, влекущие за собой смертную казнь. Наказания бывают различные, смотря по преступлению: предателей и перебежчиков вешают на деревьях; трусов и дезертиров, а также осквернивших свое тело топят в грязи и болоте, заваливши сверху хворостом. Эта разница в способах казни зависит от того, что, по их понятиям, преступление надо при наказании выставлять напоказ, позорные же деяния – прятать. Более легкие проступки также наказываются соответствующим образом: уличенные в них штрафуются известным количеством лошадей и скота; часть этой пени уплачивается королю или племени, часть – самому истцу или его родичам.

На этих же собраниях производятся также выборы старейшин, которые творят суд по округам и деревням. При каждом из них находится по 100 человек свиты из народа для совета и придания его решениям авторитета.

Глава XIII. (Германцы) не решают никаких дел, ни общественных, ни частных, иначе, как вооруженные. Но у них не в обычае, чтобы кто-нибудь начал носить оружие раньше, чем племя признает его достойным этого. Тогда кто-нибудь из старейшин, или отец, или сородич в самом народном собрании вручает юноше щит и фрамею; это у них заменяет тогу, это является первой почестью юношей: до этого они были членами семьи, теперь стали членами государства. Большая знатность или выдающиеся заслуги отцов доставляют звание вождя даже юношам; прочие присоединяются к более сильным и уже давно испытанным (в боях), и нет никакого стыда состоять в (чьей-нибудь) дружине. Впрочем, и в самой дружине есть степени по решению того, за которым она следует. Велико бывает соревнование среди дружинников, кому из них занять у своего вождя первое место, и среди (самих) вождей, у кого более многочисленная и удалая дружина. В ней его почет, в ней его сила: быть всегда окруженным большой толпой избранных юношей составляет гордость в мирное время и защиту во время войны. И не только у своего, но и у соседних племен вождь становится знаменитым и славным, если его дружина выдается своей многочисленностью и доблестью: его домогаются посольства, ему шлют дары и часто одна слава его решает исход войны.

Глава XIV. Во время сражения вождю стыдно быть превзойденным храбростью (своей дружиной), дружине же стыдно не сравняться с вождем; вернуться же живым из боя, в котором пал вождь – значит, на всю жизнь покрыть себя позором и бесчестием; защищать его, оберегать, а также славе его приписывать свои подвиги – в этом главная присяга (дружинника): вожди сражаются за победу, дружинники – за вождя. Если племя, в котором они родились, коснеет в долгом мире и праздности, то многие из знатных юношей отправляются к тем племенам, которые в то время ведут какую-нибудь войну, так как этому народу покой противен, да и легче отличиться среди опасностей, а прокормить большую дружину можно только грабежом и войной. Дружинники же от своего вождя ждут себе и боевого коня, и обагренную кровью победоносную фрамею, а вместо жалованья для них устраиваются пиры, правда, не изысканные, но обильные. Средства для такой щедрости и доставляют грабеж и война. (Этих людей) легче убедить вызывать на бой врага и получать раны, чем пахать землю и выжидать урожая; даже больше – они считают леностью и малодушием приобретать потом то, что можно добыть кровью.

Глава XV. Когда они не идут на войну, то все свое время проводят частью на охоте, но больше в праздности, предаваясь сну и еде, так что самые сильные и воинственные ничего не делают, предоставляя заботу о доме, о пенатах и о поле женщинам, старикам и вообще самым слабым из своих домочадцев; сами они прозябают (в лени) по удивительному противоречию природы, когда одни и те же люди так любят бездействие и так ненавидят покой.

У (германских) племен существует обычай, чтобы все добровольно приносили вождям некоторое количество скота или земных плодов; это принимается как почетный дар, но в то же время служит для удовлетворения потребностей. (Вожди) особенно радуются дарам соседних племен, присылаемым не от отдельных лиц, а от имени всего племени и состоящим из отборных коней, ценного оружия, фалер и ожерелий; мы научили их принимать также и деньги.

Гл. XVI. Достаточно известно, что германские народы совсем не живут в городах и даже не выносят, чтобы их жилища соприкасались друг с другом; селятся они в отдалении друг от друга и вразброд, где (кому) приглянулся (какой-нибудь) ручей, или поляна, или лес. Деревни они устраивают не по-нашему, - в виде соединенных между собой и примыкающих друг к другу строений, но каждый окружает свой дом (определенным) пространством или для предохранения от пожара, или же по неумению строить. У них также нет обыкновения пользоваться (для построек) щебнем и делать черепичные крыши. (Строительный) материал они употребляют необделанным и не заботятся о красивом и радующем глаз виде (построек). Впрочем, некоторые места они обмазывают землей, такой чистой и яркой, что получается впечатление цветного узора.

Глава XX. (Дети) в каждом доме растут голые и грязные (и) вырастают с теми (мощными) членами и телосложением, которому мы удивляемся. При этом господин не отличается какой-нибудь роскошью воспитания от раба; они живут среди того же самого скота, на той же земле, пока возраст не отделит свободных (от рабов) и их признают по доблести.

Сын сестры в такой же чести у своего дяди, как и у отца; некоторые даже считают этот вид кровной связи более тесным и священным и при взятии заложников требуют (именно таких родственников), так как ими крепче удерживается душа и шире охватывается семья. Однако наследниками и преемниками каждого являются его собственные дети. Завещания никакого (у германцев) не бывает. Если у кого нет детей, то во владение наследством вступают ближайшие по степени (родства) – братья, (затем) дядья по отцу, дядья по матери. Чем больше сородичей, чем многочисленнее свойственники, тем большей любовью окружена старость. Бездетность не имеет (у них) никакой цены.

Глава XXI. (У германцев) обязательно принимать не себя как вражду (своего) отца или сородича, так и дружбу. Впрочем, (вражда) не продолжается (бесконечно) и не является непримиримой. Даже убийство может быть искуплено известным количеством скота, крупного и мелкого, (причем) удовлетворение получает вся семья. Это очень полезно в интересах общества, так как при свободе (расправы) вражда гораздо опаснее.

Глава XXII. У них не считается зазорным пить без перерыва день и ночь. Как это бывает между пьяными, у них часто происходят ссоры, которые редко кончаются (только) перебранкой, чаще же убийством и нанесением ран. Однако во время этих пиров они обыкновенно также совещаются о примирении враждующих, о заключении брачных союзов, о выборах старейшин, наконец, о мире и войне…

Глава XXV. Остальными рабами они пользуются не так, как у нас, с распределением служебных обязанностей межу ними как дворовой челядью: каждый из рабов распоряжается в своем доме, в своем хозяйстве, Господин только облагает его, подобно колону, известным количеством хлеба, мелкого скота, или одежды (в виде оброка), и лишь в этом выражается его зависимость как раба. Все остальные обязанности по дому несут жена и дети (господина). Раба редко подвергают побоям, заключают в оковы и наказывают принудительными работами; чаще случается, что его убивают, но не в наказание или вследствие строгости, а сгоряча. В порыве гнева, как бы врага, с той лишь разницей, что убийство остается безнаказанным.

Вольноотпущенники немногим выше рабов. Редко они имеют значение в доме и никакого - в государстве, за исключением народов, у которых существует королевская власть, где они (иногда) возвышаются над свободными и даже над знатными; у других же народов низкое положение вольноотпущенников является доказательством свободы.

Глава XXVI. Германцы не знают отдачи денег в рост и наращивания процентов. Земля занимается всеми вместе поочередно, по числу возделывателей, и вскоре они делят ее между собою по достоинству; дележ облегчается обширностью земельной площади; они каждый год меняют пашню и (все-таки) еще остается (свободное) поле. Они ведь не борются с (естественным) плодородием почвы и ее размерами при помощи труда – они не разводят фруктовых садов, не отделяют лугов, не орошают огородов; они требуют от земли только (урожая) посеянного хлеба. От этого они и год делят не на столько частей, как мы: у них существуют понятия и соответствующие слова для зимы, весны и лета, названия же осени и ее благ они не знают.

Глоссарий (толковый словарь малоупотребительных слов к древнему тексту)

Друиды – жрецы у кельтских народов.

Свевы – многочисленный германский племенной союз, проживавший между Эльбой и Вислой.

Тенктеры - германское племя, проживавшее по правому притоку Рейна реке Лан.

Турм – римское название отряда кавалерии.

Узипеты – германское племя, проживавшее по реке Липе и по правому берегу Рейна в его нижнем течении.

Убии – германское племя, проживавшее по правому берегу Рейна между реками Майн и Зиг, союзники Рима. Были переселены одним из императоров как федераты на левый берег Рейна.

Фалера – металлическая бляха, нагрудный знак отличия воина, а также украшение конской сбруи.