Тренер и 7 студенток погибли в страшной автокатастрофе, еще 9 в критическом состоянии

Сама статья, собственно, была не статьей, а заметкой. Даже в состоянии душевного расстройства, Уэсли понимал почему. Авария случилась – нет, случится – около девяти вечера в воскресенье. Слишком поздно, чтобы успеть выяснить подробности, хотя если включить компьютер Робби и выйти в Интернет…

О чем он? Интернет не предсказывал будущее; это делал только «Киндл».

Его руки так дрожали, что он не смог набрать 24 ноября, и подтолкнул «Киндл» Робби:

– Давай ты.

Робби это удалось, хотя и со второй попытки. Статья «Эхо» за вторник была более подробной, но заголовок еще хуже:

Число жертв выросло до десяти город и колледж скорбят

– А Джози… – начал Уэсли.

– Да, – сказал Робби, – Выживет при катастрофе, но умрет в понедельник. Боже.

По словам Антонии «Тони» Баррелл, из группы поддержки «Сурикат», одной из тех, кому посчастливилось выжить в страшной воскресной катастрофе автобуса, получив только порезы и ушибы, празднование победы было в разгаре. Кубок «Блюграсс» передавали из рук в руки. «Мы пели «Мы чемпионы» уже, наверное, в двадцатый раз», – сообщила она из больницы в Боулинг-Грин, куда отправили большинство пострадавших. «Тренер повернулась и крикнула, чтобы мы его опустили. В этот момент все и случилось».

По информации, полученной от капитана полиции штата Мозеса Ардена, автобус двигался по шоссе 139, Принстон-Роуд, и находился примерно в двух милях западнее Кадиза, когда в него врезался внедорожник под управлением Канди Раймер из Монтгомери. «Мисс Раймер двигалась по магистрали 80 со значительным превышением скорости», – сообщил капитан Арден, – «и врезалась в автобус на перекрестке».

Пятидесятивосьмилетний водитель автобуса Герберт Аллисон из Мура, по-видимому, заметил автомобиль мисс Раймер в последний момент и попытался отвернуть. От этого маневра и последующего удара, автобус съехал в кювет, где перевернулся и взорвался…

Статья продолжалась, но дальше ни одному из них читать не хотелось.

– Ладно, – сказал Робби, – давайте подумаем. – Во-первых, можем ли мы быть уверены, что это правда?

– Возможно, нет, – ответил Уэсли. – Но, Робби… неужели мы можем позволить себе не использовать этот шанс?

– Нет, – сказал Робби. – Думаю, не можем. Конечно, не можем. Но, Уэс, если позвонить в полицию, они нам не поверят. Вы знаете это.

– Мы покажем им «Киндл»! Мы покажем им статью! – но Уэсли сам чувствовал, что это звучит неубедительно. – Ладно, тогда так. Я расскажу Эллен. Даже если она не поверит, ее можно уговорить задержать автобус минут на пятнадцать, или изменить маршрут, по которому собирается ехать этот Аллисон.

Робби взвесил предложение.

– Да. Попробовать стоит.

Уэсли достал из портфеля телефон. Робби вернулся к статье и нажал кнопку СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА, чтобы прочитать продолжение.

Гудок вызова прозвучал два раза… три… четыре…

Уэсли уже собрался отправить сообщение голосовой почтой, когда Эллен ответила.

­– Уэсли, сейчас я не могу с тобой говорить. Думаю, ты это понял …

– Эллен, послушай…

– … но если ты получил мое сообщение, то знаешь, что мы обязательно поговорим.

На заднем плане он слышал возбужденные голоса девушек, среди которых была Джози, и громкую музыку.

– Да, я получил сообщение, но нам нужно поговорить сей…

– Нет! – отрезала Эллен. – Не нужно. В эти выходные я не буду отвечать на твои звонки и прослушивать твои сообщения, – ее голос смягчился, – и каждое из них только все усложнит. Я имею в виду, для нас.

– Эллен, ты не пони…

– До свидания, Уэс. Поговорим на следующей неделе. Пожелаешь нам удачи?

– Эллен, пожалуйста!

– Буду считать, что это значит «да», – сказала она. – И знаешь что? Мне кажется, я все еще испытываю к тебе чувства. Хоть ты и болван.

И она отключилась.

***

Он задержал палец над кнопкой повторного вызова… затем заставил себя не нажимать ее. Это не поможет. Эллен надела свою шляпу под названием «или по-моему, или никак». Безумие, но это так.

– Она не будет говорить со мной, если это не соответствует ее плану. Просто не понимает, что после воскресного вечера у нее может не остаться никаких планов. Ты должен позвонить мисс Квинн, – в нынешнем состоянии духа имя девушки вылетело у него из головы.

– Джози решит, что я над ней прикалываюсь, – сказал Робби. – Услышав такую историю, любая девчонка решит, что я над ней прикалываюсь.

Он все еще разглядывал экран «Киндла».

– Знаете что? Женщина, из-за которой произошла авария – произойдет авария – почти не пострадала. Могу спорить на сумму стоимости обучения в следующем семестре, что она была пьяна как чертов сапожник.

Уэсли почти не слышал.

– Скажи Джози, чтобы она Эллен должна мне позвонить. Пусть она скажет, что это важно для нас обоих. Пусть скажет, что это исключи…

– Босс, – произнес Робби, – притормозите и послушайте. Вы слушаете?

Уэсли кивнул, но единственное, что он отчетливо слышал – это стук собственного сердца.

– Пункт первый, Джози все равно решит, что я ее разыгрываю. Пункт второй, она может подумать, что мы разыгрываем ее вдвоем. И пункт третий, не думаю, что она пойдет к тренеру Силверман, учитывая то настроение, в котором тренер находится последнее время… и которое, по словам Джози, в поездках становится еще хуже.

Робби вздохнул.

– Вы должны понять, кто такая Джози. Она симпатичная, умная, чертовски сексуальная, но в то же время застенчивая, как мышка. Это мне в ней и нравится.

– Это, наверное, повод наговорить кучу добрых слов о твоем характере, Робби, но думаю, ты простишь, если я скажу, что сейчас мне на это глубоко плевать. Ты сказал, что такой ход не сработает; может, у тебя есть идея, которая может сработать?

– Это пункт номер четыре. Если повезет, не придется никому ничего говорить. И это хорошо, потому что нам вряд ли поверят.

– Объясни.

– Во-первых, нужно использовать еще одну из ваших загрузок «Эха».

Робби набрал 25 ноября 2009 года. Умерла еще одна девушка из группы поддержки, которая сильно обгорела после взрыва, и число жертв возросло до одиннадцати. И хотя «Эхо» не говорила об этом напрямую, большинство раненых умрет до конца недели.

Эту статью Робби лишь быстро просмотрел. Сообщение, которое он искал, нашлось в рамке, в самом низу первой полосы.

КАНДЕЙСЕ РАЙМЕР ОБВИНЯЕТСЯ В ГИБЕЛИ НЕСКОЛЬКИХ ЧЕЛОВЕК В АВТОМОБИЛЬНОЙ АВАРИИ

Посреди статьи находился серый прямоугольник – ее фото, предположил Уэсли, только розовый «Киндл», по-видимому, не умел воспроизводить газетные фотографии. Однако это ничего не значило, потому что теперь он все понял. Они должны остановить не автобус; остановить нужно женщину, которая в него врежется.

Она была пунктом номер четыре.

6. Канди Раймер

В пять часов серым воскресным днем – пока «Леди Сурикаты» сражались под баскетбольными сетками в не самой отдаленной части штата – Уэсли Смит и Робби Хендерсон сидели в скромном «шеви-малибу», принадлежащем Уэсли, и наблюдали за дверью придорожной забегаловки в Эддивилле, милях в двадцати севернее Кадиза.

Парковка, вся в масляных пятнах, почти пустовала. Внутри «Разрушенной мельницы» наверняка был телевизор, но Уэсли предположил, что разборчивые пьяницы предпочли бы выпивать и смотреть матчи НФЛ¹⁹ дома. Не требовалось заходить внутрь, чтобы понять, что кабак был редкостной дырой. Первая остановка Канди Раймер была скверной, но эта оказалась еще хуже.

Поставленный немного криво (и перегораживающий, по всей видимости, дверь аварийного выхода), на парковке стоял грязный, помятый «форд-эксплорер» с двумя наклейками на заднем бампере. На одной читалось: МОЙ СЫН – ОТЛИЧНИК ИСПРАВИТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ ШТАТА. Вторая была более лаконична: ТОРМОЖУ РАДИ ДЖЕК ДЭНИЭЛС.

– Может, нам сделать все прямо здесь? – спросил Робби. – Пока она там надирается и смотрит «Титанов».

Предложение выглядело заманчиво, но Уэсли покачал головой.

– Подождем. У нее будет еще одна остановка. Хопсон, помнишь?

– Но это несколько миль отсюда.

– Да, – ответил Уэсли. – Но нам нужно убить время, и мы это сделаем.

– Почему?

– Потому что нам предстоит изменить будущее. Или хотя бы попытаться. Мы понятия не имеем, насколько это трудно. Выждать как можно дольше – значит, улучшить наши шансы.

– Уэсли, это всего лишь пьяная тетка. Она уже была бухая, когда уезжала из того кабака в центре города, и накачается еще больше в этом сарае. Не могу представить, как ей удастся вовремя починить машину, чтобы встретить автобус с девчонками в сорока милях отсюда. А что, если наша машина сломается, когда мы поедем за ней к последней остановке?

Это не приходило Уэсли в голову. Теперь он задумался.

– Мои инстинкты подсказывают подождать, но если у тебя сильное ощущение, что мы должны все сделать сейчас, давай сделаем.

– Единственное сильное ощущение, которое у меня есть – это ощущение смертельного-мать- его-страха, – сказал Робби. Он приподнялся на сиденье. – В любом случае, что-то делать уже поздно. Вот она, мисс Америка.

Канди Раймер вышла из «Разрушенной мельницы» заметно пошатываясь. Она уронила сумочку, наклонилась, чтобы поднять ее, чуть не упала, выругалась, подняла, засмеялась и, вытаскивая на ходу ключи, направилась туда, где стоял «эксплорер». На ее одутловатом лице еще сохранились остатки былой красоты. Волосы, светлые сверху и черные у корней, висели вдоль щек слипшимися прядями. Живот свисал через эластичный пояс джинсов из-под нижнего края чего-то похожего на топик, купленный в «Кеймарте».

Она забралась в свой разбитый джип, запустила двигатель (который, судя по звуку, отчаянно нуждался в регулировке) и въехала прямиком в дверь аварийного выхода. Раздался треск. Зажглись фонари заднего хода, и она так резко сдала назад, что на один тошнотворный миг Уэсли показалось, что внедорожник протаранит и сильно повредит «малибу», оставив их без машины, в то время как сама Канди Раймер отправится в сторону Самарры. Но она вовремя затормозила и рванула на шоссе, даже не остановившись, чтобы посмотреть, нет ли на нем автомобилей.

Через мгновение Уэсли уже ехал следом за ней на восток, в сторону Хопсона. И в сторону перекрестка, на котором через четыре часа окажется автобус «Леди Сурикат».

***

Несмотря на ужас, причиной которого ей предстояло стать, Уэсли не мог избавиться от чувства жалости к этой женщине, и ему казалось, что Робби чувствует то же самое. Подробная статья о ней, прочитанная ими в «Эхо», описывала такую привычную историю, что становилось тошно.

Кандейсе «Канди» Раймер, сорок один год, разведена. Трое детей, которые в настоящее время находились на попечении отца. Последние двенадцать лет жизни – постоянная клиентка вытрезвителей. По словам знакомых (друзей у нее, похоже, не было) она пыталась обратиться к Анонимным Алкоголикам, но решила, что это не для нее. Слишком много религиозной мути. Полдюжины раз ее арестовывали за вождение в нетрезвом виде. В последних двух случаях она лишалась прав, но оба раза их восстанавливали, последний раз после специального прошения. Права нужны, чтобы добираться до работы на фабрике удобрений в Бейнбридже, сказала она судье Уолленби. Только умолчала о том, что работы она лишилась еще полгода назад… и этого никто не проверил. Канди Раймер была пьяной бомбой, готовой взорваться, и до взрыва оставалось совсем чуть-чуть.

В статье не упоминался ее домашний адрес в Монтгомери, но в этом не было нужды. Зато в этом, по мнению Уэсли, довольно ярком примере журналистского расследования (особенно для уровня «Эха»), репортер восстановил картину последней попойки Канди, от «Горшка с золотом» в центре города до «Разрушенной мельницы» в Эддивилле, и дальше до бара «Банти» в Хопсоне. Там бармен попытается забрать у нее ключи от машины. Безуспешно. Канди покажет ему средний палец и удалится, бросив через плечо: «Ноги моей больше не будет в этой забегаловке!». Это случится в семь часов. Репортер предположил, что где-то, скорее всего на шоссе 124, Канди съехала с дороги, чтобы немного поспать перед тем, как добраться до магистрали 80. А чуть дальше по магистрали 80 ее ждала последняя остановка. Огненная остановка.

***

С тех пор, как Робби высказал вслух эту мысль, Уэсли все ждал, что его всегда надежный «шевроле» заглохнет и остановится на обочине двухполосного шоссе, став жертвой разряженного аккумулятора или Законов Парадокса. Габаритные огни автомобиля Канди Раймер исчезнут из вида, а они проведут следующие несколько часов в исступленных, но бесполезных попытках дозвониться (если, конечно, их телефоны будут работать в этой глухомани) и будут проклинать себя за то, что не вывели из строя ее машину в Эддивилле, когда у них еще был шанс.

Но «малибу» ехал как всегда ровно, без малейшего намека на какие-либо проблемы. Он держался примерно в полумиле за «эксплорером» Канди.

– Черт, смотрите, как она виляет по дороге! – сказал Робби. – Может, она на этом проклятом джипе свалится в канаву, прежде чем доедет до следующего бара. Тогда нам не придется резать ей шины.

– Судя по «Эху», этого не случится.

– Да, но нам известно, что будущее не каменное, так ведь? Может, это другой Ур, или что-то в этом роде.

Уэсли не думал, что такое сработает с УР МЕСТНЫМ, но промолчал. В любом случае, уже слишком поздно.

Канди Раймер добралась до «Банти», не съехав в кювет и не столкнувшись со встречной машиной, хотя шансы у нее были и на то, и на другое; Бог свидетель, рискованных ситуаций хватало. Когда одна из машин, увернувшись от «эксплорера», проехала мимо «малибу», Робби сказал:

– Там семья. Мать, отец, и трое детей на заднем сиденье.

Именно тогда Уэсли перестал жалеть Раймер, и разозлился на нее. Злость оказалась такой чистой и неистовой, что рядом с ней померкло чувство Уэсли к Эллен.

– Сука, – произнес он. Пальцы, держащие руль, побелели. – Пьяная никому не нужная сука. Я убью ее, если это будет единственным способом ее остановить.

– Я помогу, – сказал Робби, и так крепко сжал губы, что они, казалось, исчезли.

***

Им не пришлось ее убивать, и Законы Парадокса остановили их ничуть не больше, чем закон против езды в нетрезвом виде остановил Канди Раймер в ее турне по самым низкосортным кабакам южного Кентукки.

Стоянка у бара «Банти» была вымощена, но бетон покрытия оказался неровным, словно после израильских бомбардировок Газы. Над головой с шипением вспыхивал и гас неоновый петух. В одной из лап он держал бутылку спиртного, на которой было напечатано ХХХ.

«Эксплорер» Канди Раймер стоял прямо под этим фееричным петухом, освещенный прерывистым оранжево-красным сиянием. Ножом для резки мяса, купленным специально по этому случаю, Уэсли разрезал две передние покрышки старого джипа. Когда в лицо ударило «уушшш» выходящего воздуха, на него накатила такая волна облегчения, что он какое-то время не мог подняться, и стоял на коленях, словно во время молитвы.

– Моя очередь, – сказал Робби, и через несколько секунд «эксплорер» осел, когда парень проткнул задние шины. Затем раздалось еще одно шипение – вдобавок он разрезал покрышку на запасном колесе. Уэсли к тому времени встал на ноги.

– Давайте припаркуемся сбоку, – сказал Робби. – Думаю, лучше проследить за ней.

– Я собираюсь не просто проследить, – произнес Уэсли.

– Остыньте, босс. Что вы запланировали?

– Я ничего не планирую, я далек от этого.

Но ярость, сотрясавшая его тело, утверждала обратное.

***

По информации «Эха», в своем прощальном слове он назвала «Банти» забегаловкой, но слова явно смягчили. На самом деле, уходя, она бросила через плечо: «Ноги моей больше не будет в этой вонючей дыре!». Только к этой секунде она была так пьяна, что ругательство прозвучало скользко и неотчетливо: ванющщдре.

Робби, зачарованно глядя, как содержание газетной статьи, вплоть до поднятого среднего пальца (который «Эхо» церемонно назвало «непристойным жестом»), разыгрывается прямо не его глазах, даже не попытался остановить Уэсли, когда тот шагнул к ней. Он лишь крикнул: «Подождите!», но Уэсли не стал ждать. Он схватил женщину и принялся ее трясти.

Канди Раймер разинула рот; ключи, которые она держала в руке, не занятой оттопыренным пальцем, упали на потрескавшийся бетон.

– Отпссти, каззел!

Уэсли и не думал ее отпускать. Он с такой силой дал ей пощечину, что разбил нижнюю губу, потом влепил затрещину с другой стороны.

– Трезвей! – выкрикнул он прямо в ее перепуганное лицо. – Трезвей, ты, никчемная сука! Возьмись за ум и кончай срать на других! Ты можешь убить людей! Понимаешь? Можешь УБИТЬ людей, на хер!

Он ударил ее в третий раз, и шлепок прозвучал громко, как пистолетный выстрел. Зарыдав, она отшатнулась к стене и подняла руки, чтобы защитить лицо. По подбородку текла кровь. Их тени, удлиненные, как крановые стрелы, появлялись и исчезали в мерцании неонового света.

Он замахнулся, чтобы ударить ее в четвертый раз – уж лучше дать пощечину, чем схватить за горло, что ему очень хотелось сделать – но Робби схватил его сзади и оттащил прочь.

– Прекратите! Хватит!

Бармен и пара клиентов туповатого вида стояли в дверном проеме, уставившись на них. Канди Раймер сползла вниз по стене и теперь сидела, истерично рыдая и прижимая руки к распухшему лицу.

– Почему все меня ненавидят? – слышалось сквозь рыдания. – Почему все такие злые?

Уэсли тупо смотрел на нее, его гнев ушел. Вместо гнева возникло чувство какой-то безысходности. Можно сказать, что пьяный водитель, из-за которого погибнет, по крайней мере, одиннадцать человек – это порождение зла, но здесь он никакого зла не видел. Только всхлипывающую алкоголичку, сидящую на потрескавшемся и поросшем сорняками бетоне стоянки у придорожного кабака. Только женщину, которая, если верить мерцающему свету петуха, обмочила себе штаны.

– Можно уничтожить человека, но нельзя уничтожить зло, – произнес Уэсли. – Зло всегда выживает. Разве не скотство? Полное скотство.

– Да, точно, а теперь пошли. Пока они вас как следует не рассмотрели.

Робби повел его обратно к «малибу». Уэсли шел послушно, словно ребенок. Его трясло.

– Зло всегда выживает, Робби. Во всех Урах. Запомни.

– Конечно, безусловно. Дайте ключи. Я поведу.

– Эй! – крикнул кто-то позади них. – Какого черта ты избил эту женщину? Она тебе ничего не сделала! Вернись!

Робби втолкнул Уэсли в машину, обогнул капот, прыгнул за руль и рванул с места. Он жал на газ, пока мерцающий петух не исчез из вида, затем сбросил скорость.

Уэсли провел рукой по глазам.

– Мне жаль, что я это сделал, – произнес он. – И в то же время не жаль. Понимаешь?

– Да, – ответил Робби. – Конечно. Это за тренера Силверман. И за Джози, – он улыбнулся. – За мою мышку.

Уэсли кивнул.

– Так куда мы? Домой?

– Еще нет, – ответил Уэсли.

***

Они остановились на краю кукурузного поля, рядом с перекрестком шоссе 139 и магистрали 80, в двух милях западнее Кадиза. Времени хватало, и Уэсли решил включить розовый «Киндл». Когда он попытался открыть УР МЕСТНОЕ, его приветствовало в некотором роде неудивительное сообщение: ЭТОТ СЕРВИС БОЛЬШЕ НЕДОСТУПЕН.

– Наверное, это к лучшему, – сказал он.

Робби повернулся к нему.

– Что вы сказали?

– Ничего. Неважно, – он убрал «Киндл» обратно в портфель.

– Уэс?

– Что, Робби?

– Мы нарушили Законы Парадокса?

– Несомненно, – ответил Уэсли с каким-то удовольствием.

Без пяти девять послышались гудки, и появился свет фар. Они вышли из «малибу» и в ожидании встали перед машиной. Уэсли заметил, что руки Робби сжаты в кулаки, и был рад, что не он один все еще боится, что здесь каким-то образом все-таки может появиться Канди Раймер.

Фары показались из-за ближайшего холма. Это был автобус, а за ним ехала дюжина машин с поклонниками «Леди Сурикат», которые неистово сигналили и мигали дальним светом. Когда автобус проезжал мимо, Уэсли услышал девичьи голоса, поющие «Мы чемпионы», и почувствовал, как по спине пробежал озноб и волоски на загривке встали дыбом.

Он поднял руку и помахал.

Рядом с ним то же самое сделал Робби. Потом он с улыбкой повернулся к Уэсли.

– Ну, что скажете, профессор? Присоединимся к параду?

Уэсли хлопнул его по плечу.

– Звучит чертовски здорово.

Когда проехала последняя машина, Робби пристроился следом. Как и все, он сигналил и мигал фарами на всем пути до Мура.

Уэсли не возражал.

7. Полиция Парадокса

Когда Робби вышел из машины перед «Сюзан и Нэн» (где в окне мылом было написано ЛЕДИ СУРИКАТЫ РУЛЯТ), Уэсли сказал:

– Подожди секунду.

Он обошел автомобиль спереди и обнял парня.

– Ты все сделал хорошо.

– Грамматически неправильно, но оценено по достоинству, – он потер глаза и улыбнулся. – Это значит, что я получу «пять» за семестр?

– Нет, просто послушай совет. Заканчивай с футболом. Карьеры в нем у тебя не получится, а твоя голова заслуживает большего.

– Правильно замечено, – сказал Робби… но это не было согласием, и они оба знали это. – Увидимся на уроке?

– Во вторник, – ответил Уэсли.

Но через пятнадцать минут у него появилась причина задаться вопросом, увидится ли он с кем-то вообще. Когда-нибудь.

***

На месте, где он обычно ставил свой «малибу», если не оставлял его на парковке А в колледже, стоял автомобиль. Уэсли мог припарковаться позади него, но предпочел остановиться на другой стороне улицы. Что-то в этом автомобиле вселяло тревогу. Это был «кадиллак», и в свете натриевого уличного фонаря, под которым он стоял, автомобиль выглядел слишком ярким. Красный цвет почти кричал: «А вот и я! Я вам нравлюсь?».

Уэсли он не нравился. Не нравились ему ни тонированные стекла, ни чересчур большие гангстерские колпаки на колесах, с золотой кадиллаковской эмблемой. Автомобиль был похож на машину наркоторговца. Если этот наркоторговец страдал еще и манией убийства.

Откуда у меня эти мысли?

– Стресс от прошедшего дня, вот и все, – сказал он себе, переходя пустынную улицу с портфелем, постукивающим о ногу. Уэсли наклонился. В машине никого не было. Во всяком случае, он думал, что не было. С затемненными окнами тяжело сказать точно.

Это Полиция Парадокса. Они пришли за мной.

Такая мысль должна была показаться в лучшем случае смехотворной, в худшем – параноидальной фантазией, но Уэсли не чувствовал ни того, ни другого. А учитывая все произошедшее, возможно, это вовсе не паранойя.

Уэсли протянул руку, коснулся двери автомобиля, и тут же отдернул обратно. Дверь выглядела металлической, но была теплой и, похоже, пульсировала. Словно, из металла она или нет, машина была живой.

Бежать.

Мысль возникла с такой силой, что он почувствовал, как губы произнесли ее вслух. Однако он знал, что бегство – не выход. Если он попытается убежать, человек, или люди, из этой отвратительной машины найдут его. Этот факт так прост, что игнорирует логику. Обходит логику. Поэтому, вместо того, чтобы убежать, он открыл ключом входную дверь и поднялся по лестнице. Поднялся медленно, потому что сердце лихорадочно билось, а ноги грозили подкоситься.

Дверь в его квартиру была открыта, и свет длинным прямоугольником разливался по лестничной площадке.

– А вот и ты, – произнес не совсем человеческий голос. – Входи, Уэсли из Кентукки.

***

Их было двое. Молодой и старый. Старый сидел на диване, где Уэсли и Эллен Силверман однажды соблазнили друг друга к обоюдному удовольствию (точнее, экстазу). Молодой занял любимое кресло Уэсли, в котором он всегда заканчивал день, когда вечер был уже поздним, оставшийся чизкейк – вкусным, книга – интересной, а свет от торшера падал идеально. На обоих были надеты длинные плащи горчичного цвета из тех, что называют пыльниками, и даже не отдавая себе отчета, Уэсли понял, что плащи живые. А еще он понял, что люди в плащах – совсем не люди. Их лица менялись, и то, что находилось под кожей, было похоже на рептилий. Или на что-то птичье. Или и на то, и на другое.

На лацканах, где шерифы в вестернах носят потертые значки, у обоих находились пуговицы с красным глазом. Уэсли подозревал, что эти глаза тоже живые. И следят за ним.

– Как вы узнали, что это я?

– По запаху, ­– ответил старый, и что ужаснее всего, это совсем не походило на шутку.

– Что вам нужно?

– Ты знаешь, почему мы здесь, – сказал молодой.

Старый не произнес больше ни слова до самого конца их визита. Слушать молодого было довольно трудно – все равно, что слушать человека, у которого гортань набита сверчками.

– Думаю, да, – сказал Уэсли. Его голос был ровным, во всяком случае, пока. – Я нарушил Законы Парадокса.

Он молил Бога, чтобы они не знали про Робби, и полагал, что это возможно; в конце концов, «Киндл» зарегистрирован на Уэсли Смита.

– Ты не представляешь, что натворил, – задумчиво произнес человек в желтом плаще. – Башня дрожит; миры содрогаются в своем движении. Роза чувствует холод, словно зимой.

Очень поэтично, но не очень понятно.

– Какая башня? Какая роза? – Уэсли чувствовал, как по лбу потек пот, хотя он всегда поддерживал в квартире прохладу.

Это из-за них, подумалось ему. Эти парни злятся.

– Неважно, – ответил молодой. – Объяснись, Уэсли из Кентукки. И объяснись как следует, если хочешь снова увидеть солнце.

Мгновение Уэсли не мог произнести ни слова. Его разум заполнила единственная мысль: Меня здесь судят. Потом он отмел ее. В этом помогло возвращение злости – бледного подобия того гнева, который он испытывал к Канди Раймер, но все же настоящей злости.

– Могли погибнуть люди. Почти дюжина. Может, больше. Наверное, для парней вроде вас это почти ничего не значит, но для меня – значит многое, особенно потому что среди них находилась женщина, в которую я влюблен. И все из-за одной вечно ноющей пьяницы, которая неспособна заняться решением своих проблем. И… – он почти сказал «и мы», но вовремя поправился, – и я даже не причинил ей вреда. Надавал пощечин, но просто не смог сдержаться.

– Вы, ребята, никогда не можете сдержаться, – ответил жужжащий голос из его любимого кресла, которое больше никогда не будет любимым. – Девяносто процентов ваших проблем – из-за того, что вы не можете контролировать свои порывы. Тебе не приходило в голову, Уэсли из Кентукки, что для существования Законов Парадокса есть причины?

– Мне не приходило…

Существо повысило голос.

– Конечно, не приходило. Знаем, что не приходило. Мы здесь, потому что не приходило. Тебе не приходило в голову, что кто-то из этого автобуса может стать серийным убийцей, который убьет несколько человек, включая ребенка, который должен был вырасти и найти лекарство от рака или болезни Альцгеймера. Ты не думал о том, что одна из этих девушек может родить еще одного Гитлера или Сталина, монстра, который погубит миллионы людей на этом уровне Башни. Ты не догадывался, что вмешиваешься в события, которые далеко за пределами твоего понимания!

Нет, об этом он совсем не думал. Он думал об Эллен. А Робби думал о Джози Квинн. А вместе они думали обо всех остальных. Как кричат дети, как их кожа превращается в жир и стекает с костей, как они умирают, возможно, самой ужасной из смертей, какими Бог карает страждущих.

– И все это происходит?

– Мы не знаем, что происходит, – сказало существо в желтом плаще. – В этом все дело. Экспериментальная программа, которую ты сдуру открыл, отчетливо видит будущее на шесть месяцев вперед… и в очень узкой географической области. За пределами шести месяцев поле предсказания тускнеет. За пределами года все в полном мраке. Как видишь, мы не знаем, что ты с твоим юным другом мог натворить. А раз так, то не можем исправить вред, если он есть.

С твоим юным другом. Значит, они знают о Робби Хендерсоне. Сердце Уэсли упало.

– Существует ли какая-то сила, управляющая всем этим? Ведь существует, да? Когда я открыл УР КНИГИ в первый раз, то видел башню.

– Все служит Башне, – произнесло человекоподобное существо в желтом пыльнике, и коснулось страшной пуговицы на своем плаще с неким почтением.

– Тогда откуда вы знаете, что я ей не служу?

Они не ответили. Лишь смотрели черными, хищными, птичьими глазами.

– Знаете, я не заказывал это устройство. То есть… я заказал «Киндл», это правда, но не тот, что получил. Он пришел сам по себе.

Повисла долгая тишина, и Уэсли понял, что внутри этой тишины вертится его жизнь. Во всяком случае, жизнь в его понимании. Он может продолжить существовать в каком-то виде, если два этих существа увезут его в своей отвратительной красной машине, но это будет темное существование, возможно, существование в неволе, и он полагал, что сохранить рассудок ему удастся недолго.

– Мы думаем, что произошла ошибка в поставке, – наконец заключил молодой.

– Но наверняка вы не знаете, да? Потому что не знаете, откуда оно пришло. Или кто его послал.

Снова тишина. Затем старый произнес:

– Все служит Башне.

Он встал и протянул руку. Она замерцала и превратилась в лапу. Замерцала снова и стала рукой.

– Дай его мне, Уэсли из Кентукки.

Уэсли из Кентукки не пришлось просить дважды, хотя руки тряслись так, что казалось, он возится с замками портфеля несколько часов. Наконец, портфель открылся, и он протянул розовый «Киндл» старому. Существо уставилось на устройство с выражением безумного голода, от которого Уэсли захотелось закричать.

– Я думаю, оно больше не работает, и…

Создание схватило гаджет. На секунду Уэсли коснулся его кожи, и понял, что эта плоть имеет собственные мысли. Кричащие мысли, которые неслись по своим непостижимым марашрутам. На это раз он в самом деле закричал… или попытался. Наружу вырвался лишь тихий придушенный стон.

– На этот раз мы даем тебе уйти, – сказал молодой. – Но если что-то подобное случится снова… – он не закончил. Заканчивать не требовалось.

Они направились к двери, полы их плащей издавали отвратительные хлюпающие звуки. Старый вышел, держа в руках-лапах розовый «Киндл». Второй чуть задержался и обернулся к Уэсли.

– Ты понимаешь, как тебе повезло?

– Да, – прошептал Уэсли.

– Тогда скажи спасибо.

– Спасибо.

И он вышел, больше не сказав ничего.

***

Он не смог заставить себя сесть на диван или в кресло, которое – еще до Эллен – казалось, было его лучшим другом в мире. Он лег на кровать и скрестил на груди руки, пытаясь справиться с дрожью, которая рвалась наружу. Свет не выключил, не видя в этом никакого смысла. Он был уверен, что не сможет заснуть неделями. Возможно, никогда. Наконец, стал засыпать, но снова увидел эти жадные черные глаза и услышал голос: «Ты понимаешь, как тебе повезло?».

Нет, о сне можно забыть.

И с этими мыслями сознание покинуло его.

8. Эллен

Уэсли проспал до девяти утра, когда его разбудила мелодия «Канона ре-мажор» Пахельбеля. Если ему и снились сны (о розовых «Киндлах», женщинах на стоянках придорожных кабаков, или низких людях в желтых плащах), он их не помнил. Осознавал только, что кто-то звонит на мобильный, и это может оказаться человек, с которым ему отчаянно хотелось поговорить.

Он вбежал в гостиную, но звонок прекратился, прежде чем он успел вытащить трубку из портфеля. Уэсли раскрыл телефон и увидел У ВАС 1 НОВОЕ СООБЩЕНИЕ. Он включил воспроизведение.

– Эй, приятель, – произнес голос Дона Оллмана, – думаю, тебе нужно проверить утреннюю газету.

И все.

Он больше не выписывал «Эхо», но ее получала соседка снизу, старая миссис Ридпат. Он сбежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки, и точно, газета торчала из почтового ящика. Потянувшись за ней, он замешкался. Что, если этот глубокий сон был ненастоящим? Что, если ему вкололи какую-то анестезию, и переместили в другой Ур, в котором авария все-таки случилась? Что, если Дон звонил, чтобы подготовить его? Предположим, он откроет газету и увидит черную рамку, которая служит похоронным крепом во всех газетах мира?

– Пожалуйста, – прошептал он, не зная, кого умоляет – Бога или эту таинственную темную башню. – Пожалуйста, пусть это будет мой Ур.

Онемевшей рукой он взял газету и развернул ее. Рамка была на месте, охватывая всю первую полосу, только не черная, а синяя.

Цвет «Сурикат».

Такой большой фотографии в «Эхе» он еще не видел; она занимала половину первой полосы, под заголовком ЛЕДИ СУРИКАТЫ ВЗЯЛИ «БЛЮГРАСС», И У НИХ ВСЕ ВПЕРЕДИ! Команда собралась на паркете «Рапп-Арены». Трое поднимали над головами сверкающий серебряный кубок. Еще одна – Джози – стояла на стремянке и вертела над головой баскетбольную сетку.

Перед командой, одетая, как всегда в дни игр, в строгие синие брюки и синий блейзер, стояла Эллен Силверман. Она улыбалась и держала плакат, на котором от руки было написано: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, УЭСЛИ.

Уэсли вскинул над головой руки, в одной все еще держа газету, и издал вопль, заставивший оглянуться двух парней на другой стороне улицы.

– Что такое? – крикнул один из них.

– Я – спортивный фанат! – прокричал в ответ Уэсли и помчался вверх по ступенькам. Ему нужно было позвонить.

1 "Алые чулки" - одно из прозвищ игроков команды "Ред сокс"

2 «Братья Оллман» (The Allman Brothers Band) – американская рок-группа, образованная в 1969 г.

3 Поэт-лауреат – звание официального поэта Библиотеки Конгресса США, присваивается на срок 1-2 года. Главные обязанности — выступать с лекциями и публичными чтениями, консультировать Библиотеку Конгресса по её литературным программам и рекомендовать новых поэтов, достойных того, чтобы их имена были внесены в архив Библиотеки.

4 Фамилия Саммит (Summit) переводится с английского как «вершина», поэтому название книги (Reach For Summit) можно перевести и как «Достигни вершины», и как «Догони Саммит»

5 «Драдж Рипорт» (Drudge Report) – сайт, специализирующийся на политических сплетнях и компромате; назван по фамилии основателя – журналиста Мэтта Драджа (Matt Drudge)

6 Тамика Катчинс (Tamika Catchings) – известная американская баскетболистка, в сезоне 2011 г. признана «самым полезным игроком» женской НБА

7 Роберто Боланьо (Roberto Bolano, 1953-2003) – чилийский поэт и прозаик. «2666» – незаконченный роман, изданный после его смерти

8 Дистимичная личность – человек с постоянно пониженным фоном настроения

9 «Случай с Полом» (Paul’s Case) – рассказ американской писательницы Уиллы Кэсер (Willa Cather, 1873-1947)

10 В названии сайта «Киндл Кандл» (Kindle Kandle) слово kandle – это искаженное candle (свеча)

11 ТиВо (TiVo) – многофункциональное видеоустройство, предоставляющее широкие интерактивные возможности (прежде всего, автоматическую запись передач в соответствии с запросами владельца)

12 Папа – прозвище Эрнеста Хемингуэя

13 Мэри Уэлш (Mary Welsh, 1908-1986) – четвертая жена Эрнеста Хемингуэя

14 Речь о рассказа Эдгара По «Сердце-обличитель»

15 «Марли и я: жизнь и любовь с худшей собакой в мире» (Marley and me: life and love with the world’s worst dog) – автобиография американского журналиста и писателя Джона Грогана (John Grogan)

16 Слово bug в английском имеет несколько значений, в том числе «вирус» и «жук, насекомое». В тексте следует отсылка к рассказу Эдгара По «Золотой жук»

17 «Иеремия был лягушкой» (“Jeremiah was a bullfrog”) – песня, наиболее известная в исполнении группы Creedence Clearwater Revival

18 Комиссия Уоррена - специальный орган, созданный президентом США Линдоном Джонсоном для расследования убийства Джона Кеннеди. Итоговый доклад комиссии был представлен 24 сентября 1964 года.

19 НФЛ – Национальная футбольная лига, профессиональная лига американского футбола в США