Разговор 2. Предмет и основные направления философии.

Выяснив, что философия имеет несколько уровней, поговорим о ее предмете, то есть о том, что именно интересует философов-профессионалов, философов-теоретиков, что именно разделяет их на группы. В связи с этим перечислим основные направления философской науки в ХХ веке.

- Философствование – размышление о том, что такое человек, что он может изменить в этом мире, на что он может надеяться, что он должен непременно сделать, чтоб стать (остаться) счастливым… Словом, философия – размышления о Человеке, причем эти размышления могут быть разноуровневыми – от простого здравомысленного обобщения до теоретического вывода. Каков же предмет философии как науки, то есть философии, представленной на теоретическом (профессиональном) уровне?

Первое, что отличает любую науку от простой суммы знаний, – это наличие строго определенного предмета исследования. Например, для физики предмет исследования – это взаимодействие сил и тел, для химии – взаимодействие молекул, для биологии – белковых молекул, для математики – числовые закономерности, для социологии – повторяющиеся социальные связи и т.д. Есть ли такой точный предмет у философии?

- Ну, наверное, это Человек во всем многообразии его проявлений. Разузнать все о Человеке – вот что составляет предмет философского исследования.

- Совершенно верно. Однако самое трудное как раз в том и состоит, чтобы понять человека как существо особенное, отличное от животного, например, или от растения. Не случайны затруднения, возникшие у Платона в связи с попытками дать определение человека – то как “двуногого животного без перьев”, то как “животного с мягкой мочкой уха”. Надо отметить, что исторически в подходе к этому предмету сложились две тенденции – восточная и западная.

Восточная философская тенденция рассматривает человека как равноправную частичку космоса (= “порядка”, в переводе с греческого), которая обладает теми же признаками, что и любая другая – растение, животное, камень. Западная философская тенденция рассматривает человека как особенное существо, уникальное и неповторимое, выделившееся из мира благодаря своей активности. Обе эти тенденции надо учитывать, определяя свою собственную точку зрения. К тому же философия – это наука о человеке как существе двойственном, обладающем одновременно и телесным, и духовным способами отношения к миру.

Ф.Энгельс* назвал философию наукой о наиболее общих законах развития природы, общества и человеческого мышления. Как Вы думаете, почему в это определение “зачислены” природа и общество?

- Во-первых, вне природы человек не возникает, поэтому, чтобы представить его генезис*, надо изучить те закономерности природы, которые привели к появлению человека. Во-вторых, общество – самый необходимый фактор превращения человеческого зародыша в Человека, а свои чисто человеческие способности мы реализуем опять-таки только в обществе.

-Следовательно, философская теория, для того, чтобы дать полное представление о человеке, должна включать минимум три раздела: онтологию (учение о бытии, в том числе и бытии природы = натурфилософию); гносеологию и логику - учение о познании и методах правильного познания; социальную философию и этику (науку о поведении людей).

Однако этими проблемами философская теория не ограничивается. Она включает в себя науку о всеобщем развитии (= диалектику). Философия как “дело нравственное” (Г.Г.Майоров) - это практическое руководство к тому, как отличить добро от зла, красивое от безобразного, полезное от вредного и т.д. Стало быть, философская наука интересуется и этическими вопросами, и эстетическими проблемами, в широком смысле характеризует культуру. Исторически предметная область философии примерно так и изменялась: от анализа целостности природы (“натуры”) через изучение познавательных способностей человека к широкой панораме деятельного универсального существа в социуме*, к обобщенному взгляду на человека – то есть к философской антропологии.

Поэтому для удобства понимания выделим семь разделов философской теории:

1. Онтология и натурфилософия, а также концепции современного естествознания;

2. Диалектика;

3. Гносеология, логика и методология науки;

4. Социальная философия и этика;

5. Философия культуры и эстетика;

6. Философская антропология;

7. История философии.

Все это суть философские науки, их предметы взаимопересекаются, а совокупное содержание этих наук представляет весь спектр философских проблем и способов их разрешения. Любая из этих наук так или иначе разрешает вопрос, который Ф.Энгельс назвал основным вопросом философии – вопросом о том, как соотносятся материя и сознание, объективное и субъективное.

Но даже исходя из грамматической формы данного вопроса, видно, что одним-единственным ответом на него не отреагируешь: чтобы сказать, как именно происходит взаимодействие сознания и материи, надо сначала их определить, потом разобраться, что во взаимодействии первично, доминантно, рассмотреть их взаимодействие с точки зрения отражения, проанализировать их динамику, затем необходимо решить, а зачем это все нужно человеку… Словом, вопрос разрастается до проблемы* – основной проблемы философствования: что такое Человек?

- Но раз это целая проблема, то ответов на входящие в нее вопросы может быть великое множество?

- Их и есть великое множество. Вот первый вопрос, вытекающий из основной проблемы философствования: что такое Человек как существо телесное и духовное одновременно? Что в нем первично – душа или тело?

- Генетически первично тело, тельце, вещество – оно впоследствии может либо стать, либо не стать Человеком.

- Да? И в зависимости от чего это произойдет либо не произойдет?

- В зависимости от того, разовьются или нет в нем способности, задатки личности, сформируется или нет душа, возникнет ли сложный, подлинно человеческий духовный мир.

- Значит, эти задатки, способности, возможности души рождаются вместе с телом? Но так как они существуют скрыто, не проявляясь вещественно, то мы до поры не можем о них судить. Однако это обстоятельство еще не дает нам право отрицать их наличие.

- По-моему, задавать вопрос о первичности души или тела в генетическом отношении вообще бессмысленно, нужно определиться с тем, что важнее в уже проявившемся человеке – его биологическая оболочка, тело – или неповторимая, невещественная душа?

- Ну, и как Вы определитесь?

- Я все-таки думаю, что важнее всего телесный «дом» для души, иначе что или кто это будет в виде души без тела – ангел?

- А я категорически не согласна! «Души прекрасные порывы» – вот что делает человека Человеком. Иначе кто или что это будет с телом без души – скот? Я, если хотите знать, полностью согласна с Августином Блаженным, который просто и ясно сказал: «Из чего мы состоим? Из духа и тела. Что из них лучше? Конечно, дух».

- Так-так, Вы уже спорите! Давайте попробуем посоветоваться с В.Далем. В своем словаре он предупреждает, что «дух» и «душа» отделены в разные статьи «только для удобства приискания производных», а вообще-то это очень близкие по смыслу слова. «Дух» – многозначное понятие: 1 «Бестелесное существо; обитатель не вещественного, а существенного мира… Относя слово это к человеку, иные разумеют душу его, иные же видят в душе только то, что дает жизнь плоти, а в духе высшую искру Божества, ум и волю, или же стремление к небесному. 2. Сила души, доблесть, крепость и самостоятельность, отважность, решимость, бодрость. 3. Дыханье. Видимое дыхание. В этом значении дух, как жизнь, ниже души; а в высшем значении искры Божества, дух выше души и отличает человека от животного… 4.Жар. Направление в людях к воле, свободе.» (Даль В.И. Словарь живого великорусского языка. Т.1. С. 503-504)

Однокоренные слова – «духовный», «духовой», «духовность», «духовенство», «духовник», «духоборец», «духословие». Если попытаться изобразить «дух» с помощью “body language” (языка жестов), то все движения будут иметь направленность вверх, в небо: духовность ассоциируется с возвышенностью, приподнятостью над обыденным и нормальным.

«Душа» – это «1. бессмертное духовное существо, одаренное разумом и волею; в более общем значении - человек с духом и телом. 2.Жизненное существо человека, воображаемое отдельно от тела и от духа, и в этом смысле говорят, что и у животных есть душа. 3. Душевные и духовные качества человека, совесть, внутреннее чувство.» (Там же. С. 504) Видите, дух и душа невещественны, не ограничены пространством и временем. Как говорит Библия, «дух дышит где хочет…»

- Так может быть, у В. Даля есть и понятие тела? В «Философском словаре» под редакцией И.Т.Фролова я что-то не нашел такого слова. А в «Современном философском словаре» категории «дух» и «душа» отнесены к религиозной философии, соответственно «духовное тело и тело плоти» трактуются как «христианско-философские понятия, обозначающие два противоположных типа жизненной целостности.» (См. Современный философский словарь под общей редакцией В.Е.Кемерова. Панпринт, 1998. С. 259 – 266) Но для меня, например, такая узкая отнесенность кажется странной, хоть она и объявлена современной. А если я не христианин, то меня, стало быть, не должны волновать такие понятия, как «дух», «душа», «тело»?

-Вот вам парадоксы современности! Оказывается, с «непрофессиональным» философом, врачом и сказочником В.Далем есть смысл советоваться – до сих пор. В его словаре понятие тела выглядит по-старинному как «тель», что обозначает «вещество, материю, все, доступное плотским чувствам, все вещественное, массу… в границах, в наружных пределах своих; вещество в размерах, в трояком протяжении своем, наполняющее известное пространство в длину, в ширину и в вышину.» (Даль В. Толковый словарь… Т. IY. С. 448)

-Стало быть, вещественность – главное в теле? Но вещественность души, предсказанная еще Гераклитом, сегодня уже вроде бы доказанное качество: американские ученые «взвешивали» душу, сравнивая вес живого и умершего человека, и разница составляла в среднем 6 граммов.

-Судить так категорично на основе данного эксперимента я бы не стала: возможно, разницу в весе дают какие-либо энергетические, химические процессы, различные в живом и мертвом телах. Да, действительно, Гераклит считал, что душа бывает мокрая, сухая, тяжелая, легкая и «состоит» из огня большей или меньшей интенсивности – вот на чем строятся его догадки о «весе» души. Но это, скорее, лишь метафора, помогающая поэту описывать состояния человека, его настроения. И вообще, по-моему, вещественность – не единственное качество тела.

-А что же еще определяет телесность, кроме вещественности?

- Оформленность, «форма» (Аристотель даже считал ее активным началом, в отличие от пассивной и косной «материи») – то есть то, что определено пространственными границами и способно изменяться во времени. Плюс то, что обусловлено вещественностью – энергетизм, способность проявляться («быть воспринимаемым»), системность, структурность, возможность вступать во взаимодействия разных видов.

Но вернемся к тому, что позиции людей, размышляющих над решением первого вопроса в основной проблеме философии, различаются. Критерий различия - то, что признается тем или иным человеком за доминанту в соотношении «тело – душа». Это соотношение, как мы убедились, приводит к спорам даже тогда, когда мы говорим о Человеке как единичном существе. Профессиональных философов интересует более широкая постановка вопроса – уже не «тело и душа», а «объективное – субъективное», «материальное – идеальное». Замечаете разницу?

- Да, это более обобщенный взгляд, он больше похож на философский.

- Так вот, еще на заре философии не соглашались друг с другом идеалисты и материалисты, отвечая на вопрос о том, что же первично, доминантно в мире и в человеке – вещественное или духовное начало, материальное или идеальное.

Материалисты (принадлежащие к «линии Демокрита*», по мнению В.И.Ленина*) считали: все в мире развилось из какого-то первоначального вещественного комочка (атома), комбинации атомов составляют вещи. А душа, сознание, субъективный внутренний мир, идея – это производное от атомов, вторичное по отношению к ним. И относительно отдельного человека справедливо то же положение (кстати, сегодня кое-кто из вас его выразил): сперва должно сформироваться тело, а потом в нем развивается душа.

- С точки зрения логики, по-моему, не совсем обосновано разделение на материализм и идеализм: ведь если мы рассмотрим противостоящее материи начало, то это, скорее, дух, а не идея? Я бы сказал, что есть материалисты (попросту говоря, «ползучие эмпирики») и спиритуалисты – те, кто верит в могучую силу и первичность духовного начала.

- Очень хорошо, что Вы обращаете такое пристальное внимание на слова! По-латыни “spiritus” означает «дух», и поэтому абсолютно правильно было бы называть идеалистов спиритуалистами – в современной западной философии так и делается. Но в традиционном смысле слова спиритуалистами называют приверженцев религиозных идеалистических концепций. Наверное, сейчас это стало уже недостаточным, узким взглядом. Проблема духовности очень важна для философии, особенно сегодня, и речь об этом у нас еще будет. Однако рамки строго теоретической философии традиционно сводятся именно к этой дилемме: материализму противопоставлен идеализм, объективному – субъективное. А вот вопроса о духовном, духовности касалась прежде всего религия, но и она не уходила от вопроса соотношения духа и плоти (тела).

Обратите внимание: боги языческие все воплощены, в них, как говорил Гегель, «собраны лучшие мечты человечества». Они живут и действуют точно так же, как люди, только их страсти сильнее, их побуждения могущественнее, их воля изменяет человеческие судьбы. Однако источником божественных усиленных страстей, побуждений, воль являются земные, «материальные» потребности: есть, пить, одеваться, владеть женщиной, обогащаться, побеждать врага или соперника. По этому поводу известный в древности философ Ксенофан (YI век до н.э.) писал, что «если бы быки, лошади, львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать произведения, подобно людям, то лошади изображали бы богов похожими на лошадей, быки же – похожими на быков, и придавали бы им тела такого рода, каков телесный образ у них самих». Он считал: «все, что есть у людей бесчестного и позорного, приписывали богам Гомер и Гесиод: воровство, прелюбодеяние, взаимный обман». То же мнение находим у Антифонта (Y век до н.э.): «Люди придали богам не только свой образ, но и свой характер».

- Значит, материализм и атеизм* не всегда совпадают? Будучи наивными материалистами, древние не были безбожниками в «чистом виде», не отрицали наличие богов?

- Вот именно! Превосходно, что такие сложные соотношения Вы уже улавливаете самостоятельно. К сожалению, в марксистско-ленинской философии был распространен упрощенческий взгляд на тонкое соотношение материалистических и идеалистических, религиозных и атеистических взглядов. Считалось, что материалист – автоматически безбожник, а идеалист – обязательно религиозно мыслящий человек, признающий в качестве первоосновы мира Бога. На самом деле все сложнее.

Идеалистами (от греческого слова «idea» - в буквальном смысле «то, что видно», образ) называют людей, считающих первичным духовное, идеальное начало, а вещественное, материальное – производным от него. Так они продолжают «линию Платона». Например, Гегель* был убежден, что «абсолютная идея» (= «мировой разум») проявляет себя трояко: сначала в категориях, потом в природе, потом в истории человечества, и цель у нее одна-единственная – самопознание. Получается, что природа и человечество порождены самодеятельностью абсолютной идеи, они от нее зависят, а она от них – нет, поэтому идеализм Гегеля называют объективным.

Субъективные идеалисты (Д. Юм*, Дж. Беркли*) уверены, что творец всего – индивидуальное (субъектное) сознание, с него все начинается и им все кончается. Гносеологической предпосылкой возникновения такого рода убеждений является житейская закономерность: чтобы результат моей деятельности был успешен, я должна сначала подумать, придумать, а уж потом делать. Если я поступаю наоборот – то возникает ситуация, неожиданно метафорически выраженная известным политиком: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Из необходимости осознавать и планировать будущие действия легко возникает иллюзия того, что все зависит от воли и сознания человека, от его идей, идеалов, планов. Эта иллюзия и называется субъективным идеализмом.

-Но противоположная позиция, вообще отрицающая необходимость сначала думать, воображать, а потом осуществлять задуманное, по-моему, еще опаснее! Она ведет к возможности отдаться «воле волн», плыть по жизненному течению, ничего активно не предпринимая.

- Да, самое трудное – удержаться около золотой середины, избежать крайностей в определении приоритетов. Сейчас все больше и больше людей придерживаются принципов реализма, то есть результата синтеза позиций материализма и идеализма (раньше эту позицию было принято называть дуализмом). Доведенный до абсурда «грубый», вульгарный материализм проявляется в вещизме, в погоне за телесными удовольствиями, в убеждении господина Чичикова о том, что «все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой». Доведенный до абсурда идеализм приводит к бездействию, полной неуверенности в себе, аутизму* - а это уже медицинский диагноз.

В обыденной жизни слово «идеализм» мы употребляем, когда говорим о позиции человека, приукрашивающего действительность, выдающего желаемое за реальное: «Если я тебя придумала – стань таким, как я хочу!» А если придуманное не реализуется? Тогда возникают разочарование, неуверенность, безынициативность, бездействие. Как же быть? Какую позицию выбрать? Как жить? – видите, вопросы все те же, определяющие смысл и способ существования, то есть отношение человека к миру.

-Знаете, что мне вдруг вспомнилось? Моя бабушка часто повторяла одну древнюю восточную молитву, которая звучит примерно так: «О боже, дай мне душевные силы изменить то, что я могу изменить; дай мне душевный покой терпеть то, чего я не могу изменить. И дай мне мудрость всегда отличать одно от другого». Может быть, альтернативы* «материальное – идеальное», «первичное – вторичное» нужны как раз для успешного различения того, что я могу изменить, и того, что я изменить не могу?

- Очень вовремя Вы вспомнили бабушкину молитву! Не случайно близки между собой такие пары категорий, как «материальное – идеальное» и «объективное – субъективное». При этом – заметьте! - главным критерием материальности является не вещественность (наличие массы, плотности и инерции), а как раз независимость от сознания человека и человечества. И объективность означает независимость от желаний и идей человека и человечества, то есть в этом пункте материальное и объективное совпадают. А вот если все материальное отождествлять с вещественным (против чего, однако, В.И.Ленин протестовал), то получается, что не все объективное воплощено. Вот простой пример. Вы встречались, наверное, с выражением «социальная форма движения материи»? Как Вы думаете, что это такое?

- Понятно, что это массы людей, народонаселение Земли, которое в целом существует независимо от воли и желания отдельного человека.

- Но ведь иногда воля (план) отдельного человека, воплощенная в практические действия, может изменить и даже уничтожить массы людей? Следовательно, субъективное влияет на объективное?

- Получается, что влияет, и значит, объективное перестает быть абсолютно независимым. Но речь ведь идет об обществе, где субъекты являются одновременно и объектами, все дело в их пропорциях. Мы опять пришли к тому же вопросу о социальной форме движения материи. Если это не сами по себе большие массы людей, то что же?Я честно пытался дочитать «Войну и мир» Л.Н.Толстого до конца и понять, что же все-таки движет народами, – но уяснил лишь одно: воля отдельного человека есть сумма объективно необходимого и субъективно произвольного. Так ли это?

- Вы правильно сказали, что народонаселение Земли существует независимо от воли и желания отдельного человека, и провокационный пример с влиянием личности на исторический процесс не должен был Вас смутить. Однако отождествлять понятие социальной формы движения материи с “массой” народонаселения непродуктивно. Попробуем посмотреть на человечество с другой стороны. Рождаясь, все мы попадаем в "тюрьму объективного мира" (выражение А.Шопенгауэра*), существующую в виде законов, по которым жили, живут и будут жить люди. Эти законы как раз объективны в смысле независимости от сознания людей, они не-обходимы, их нельзя обойти, ими нельзя пренебречь (об этом Л.Н.Толстой и говорит на протяжении всего романа, а не только в эпилоге). В то же время их нельзя увидеть глазами, услышать ушами, потрогать руками – они невещественны! Но при этом – материальны = объективны. Формы проявления этих всеобщих законов у разных народов, конечно, варьируются, но суть их остается неизменной. Задача философа – постичь эту суть, и вот тогда можно обрести надежду изменить детали жизни, а то и судьбы многих людей. Но если некто вознамерится изменить поведение людей неестественным для них способом, то есть пренебрегая объективными законами существования – ну, к примеру, захочет заставить всех ходить не ногами, а на руках – то что у него получится?

- Пример понятен. Но разве не что-то подобное проделывают иногда политики, государственные деятели, субъективно задумывая и реализуя (без согласия и вообще без обсуждения с народом) некие реформы в виде, например, “перестройки”, “шоковой терапии” и тому подобного?

- Выводы делайте сами! Тогда любому из вас станет понятной мера ответственности властных личностей (=лиц, принимающих решения, аббревиатурно ЛПР) за то, каково соотношение в их практических планах субъективного, надуманного, и объективного, сообразного с реальностью, какова глубина осознания ими объективных закономерностей развития того социума, который они собираются изменять. Вот и решайте: в политике, в экономике, в практической деятельности кем Человеку выгоднее быть – материалистом или идеалистом?

-Материалистом! Я, как Ф.Ницше, считаю, что “вера в тело фундаментальнее веры в душу”, что человек должен “исходить из тела и пользоваться им как руководящей нитью”. В социальной жизни быть материалистом - значит действовать в русле “железных” объективных закономерностей, а не вопреки им, - и тогда моя деятельность будет успешна.

- А я считаю, что и в социальной жизни, и в личной человек сначала формулирует цели, создает идеалы, а потом их мало-помалу реализует – получается, что субъективные, идеальные конструкции первичны, изначальны. Мы же не животные, чтобы возжелать и тут же – раз! – удовлетворить желание любой ценой, любыми средствами. Выходит, я идеалист?

-Если Вы формулируете свои цели, не считаясь с объектиными закономерностями, то жизнь Ваш “идеализм” (непрактичность, немудрость) быстренько развенчает. Если Вы “материалистически” озабочены только удовлетворением биологических нужд, то общество Вас рано или поздно отринет. Выходит, что ставить вопрос в виде альтернативы “либо идея – либо материя” неразумно, а вот быть реалистом, то есть учитывать важность и идеального, и материального, – самая выгодная позиция хоть в обществе, хоть в личной судьбе.

-Выходит, быть “жестким” идеалистом так же невыгодно, как и “жестким” материалистом? Реализм наиболее эффективен в силу своей гибкости, только очень непросто эту реалистическую позицию создать, занять и ею руководствоваться.

- Я вижу, Вы уже сделали некоторые необходимые для жизни выводы. Пойдем дальше. С проблемой гибкости или жесткости подхода к жизни связан и второй вопрос основной темы философствования: познаваем ли мир? Способны ли мы различить наши представления о мире и сам этот мир? Способны ли мы отличить то, что можем изменить, от того, что можно лишь перетерпеть? Если не способны, то почему? Если способны, то как именно и в каких границах?

На этот вопрос очень непросто ответить. А однозначно ответить вообще невозможно. В зависимости от ответа возникают три компании. Те, кто смело мыслят и уверены в своих мыслительных способностях, оптимистично отвечают: “Да, мир познаваем, нет ничего такого, что в принципе не может быть познано, “gnosis” (греч. = знание) – вот цель мыслящего человека, и эта цель растягивается на всю его жизнь”. Их можно было бы назвать гностиками*, если бы опять не помешала традиция – гностиками считали представителей религиозно-философского течения средневековья, соединявших христианскую теологию с религиями древнего Востока, неоплатонизмом и пифагореизмом. Условно эту группу мыслителей назовем оптимистами в вопросе о познаваемости мира.

Вторая группа людей уверена, что мир – это Тайна, постичь которую нам не дано, мы довольствуемся только «отблеском», только бледной тенью реальности. Русский философ В. С. Соловьев, например, писал:

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами –

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Эта позиция отрицания возможности истинного познания мира чаще всего бывает характерна для людей религиозно мыслящих, уверенных в неспособности человеческого разума проникнуть в тайны мира – такая способность считается божественной, присущей только высшему существу. Очень точно данная позиция выражена в письме княжны Марьи Болконской – героини «Войны и мира» Л.Н.Толстого. Она осуждает людей, склонных «путать себе мысли, пристращаясь к … книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской. Будем читать лучше апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникать то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и вечным непроницаемую завесу?» (Толстой Л.Н. Собр. соч. в 22 т. Т.4. М., 1979. С.121) Условно эту точку зрения назовем пессимистической в вопросе о познаваемости мира.

Наконец, есть приверженцы и третьей точки зрения – я бы их назвала скептиками, если бы снова не мешала традиция: в античной Греции существовала особая школа под названием «скептики». Так вот эти третьи уверены, что мир – это источник сочетания тайны и знания: наличие тайны и желание ее разгадать толкает человека к поиску знаний, но «многознание порождает скорби» еще и потому, что ставит нас перед фактами появления все новых и новых тайн. Получается парадокс: чем больше я познаю – тем больше убеждаюсь в наличии множества непознанных областей, то есть тайн. В течение жизни человек вынужденно курсирует между оптимизмом и пессимизмом, «доверяя, проверяет», проверяя, ошибается… Олег Максимов, кишиневский поэт, будучи еще студентом Литературного института, выразил эту диалектику так:

Неистребимое стремленье –

все тайны мира разгадать!

Всему найти определенье,

всему свое названье дать.

Найти и снова потерять,

и новою пленяться тайной.

И увлеченно козырять

какой-то истиной случайной.

А все затем – грошовый пир! –

чтоб в зрелости пришло прозренье:

как тайна твоего рожденья,

по-прежнему таинствен мир…

- Ну-у, так недолго и руки опустить, разувериться в необходимости познания! К тому же человеческая память не безразмерна, мы многое забываем. В свое время английские студенты сочинили веселую песенку, с точностью которой я, например, не могу спорить:

Чем больше учишься, тем больше знаешь.

Чем больше знаешь, тем больше забываешь.

А чем больше забываешь, тем меньше знаешь.

А чем меньше знаешь, тем меньше забываешь.

Но чем меньше забываешь, тем больше знаешь.

Так для чего учиться?

- Эта Ваша песенка – лукавая софистика, причудливая игра словами, то, что А.С.Пушкин называл «лукавым мудрствованием». Давайте-ка, раз уж зашла об этом речь, поговорим подробнее о мудрости и мудрствовании, различим добродетельное и лукавое мудствование, рационализм и софистику. Мудрость – это то предельное (=идеальное) состояние познающего разума, для которого нет тайн (состояние абсолютного понимания, или абсолютная истина). Весь окружающий мир как будто лежит на ладони у мудреца. Он знает начала и причины изменения мира, может предсказать его предыдущие и последующие состояния, может объяснить загадочные и таинственные явления, его рассуждения свободны от тривиальностей. Таких людей в истории человечества – единицы, но у них всегда были ученики, последователи, которые стремились к мудрости, то есть находились в процессе мудрствования и испытывали от этого удовольствие.

-Понятно. Значит, мудрствование – это стремление к достижению состояния “абсолютного понимания” через рассуждения?

- Правильно. Мудрствующий - лишь ученик мудреца, который на первых порах своего обучения, по словам Конфуция*, должен запомнить и уметь воспроизвести притчи, высказывания, афоризмы, рассуждения своего учителя, но не способен самостоятельно проникнуть в скрытый смысл сказанного. Постепенное разгадывание скрытого смысла, требующее гармоничного взаимодействия чувств (удовольствие от разгадки), воли (настойчивость в разгадывании) и разума (собственно поиск решения), развивает сознание и формирует целостное мировоззрение. В первом разговоре речь уже шла о трех уровнях философского сознания – то же самое можно сказать и об уровнях мировоззрения людей.

- Вы хотите сказать, что не любой человек может и должен подняться на эти уровни?

- Конечно, не любой, это следует и из всего ранее сказанного. Можно заключить, что конечной целью профессиональных философов является выход на третий, системный, теоретически оформленный, категориальный уровень сознания.

А теперь о “мудствовании лукавом”. Бывает, что гармония чувственных, волевых и рациональных компонент сознания оказывается нарушенной, то есть человек ограничивается сиюминутными частными задачами – произвести впечатление на собеседников, блеснуть знанием афоризмов, найти противоречия в высказываниях. Бывает, что человек теряет способность к самокритике (за счет чего нарушается целостность мировоззрения), и интерес у него вызывают малозначащие или даже абсурдные вопросы, – во всех этих случаях мудрствование обязательно превращается в софистику - игру словами, для которой конечная цель мудрствования заменяется целью времяпрепровождения. Аристотель назвал софистику мнимой мудростью, а Платон считал, что софист проводит время, занимаясь не-сущим, привходящим. Вдумайтесь в слова студенческой песенки: с каждым “шагом” этого текста можно поспорить. Разве вы действительно всегда тем больше знаете, чем больше учитесь? Иногда ведь цель и результат не совпадают! Дальше: разве вы действительно забываете тем больше, чем больше узнаете? А всегда ли мы уменьшаем объем и качество наших знаний, если забываем мелкие, несущественные, мешающие детали и штрихи? Ну, и так далее. Вся “убедительность” текста песенки построена именно на спорных тезисах, которые выдаются за бесспорные.

Софисты – это как раз люди, "мудрствующие лукаво". На первый взгляд, результаты их рассуждений разумны. Однако истинное удовольствие софист получает, доказывая абсурдное. Суть софистики состоит во вскрытии парадоксов в познании, но эти парадоксы, в отличие от парадоксов афористики, бесплодны: это мудрствование ради мудрствования. С помощью софизмов можно доказать что угодно. В диалогах Платона "Евтидем" и "Аксиох" Сократ* приводит великолепные примеры софистики.

Итак, цель философии – “gnosis”, миропонимание, способ достижения цели-гармоничное мудрствование, критерием которого является добродетельная разумность. О значении критерия добродетельной разумности для философии и философов говорит следующее высказывание: "Философия есть тяга к мудрости, или отрешение и отвращение от тела души, обратившейся к умопостигаемому и истинно сущему; мудрость состоит в познании дел божественных и человеческих... У философа, во-первых, должна быть природная склонность к наукам, приобщающим и подводящим к знанию умопостигаемого, а не изменчивого и текучего; во-вторых, он должен любить истину и ни в коем случае не допускать лжи, кроме того, он должен быть как-то от природы скромным и по натуре спокойным в смысле душевных волнений... Еще философу нужно обладать независимостью суждения: мелочные соображения всего более враждебны душе созерцателя божества и человека. И он должен быть от природы справедлив. Только когда он правдолюбив, независим и сдержан, ему пойдут впрок способности и память, которые также отличают философа. Такие природные задатки в сочетании с правильным обучением и соответствующим воспитанием дают образцы совершенной добродетели; но если оставить их без внимания, они становятся причиной величайших зол." (Платон. Приложение к Диалогам. С. 437)

-Выходит, для профессионального занятия философией (а не для философствования время от времени) нужен целый ряд человеческих качеств: тяга к возвышенному, способность логически обобщать и выводить законы, любить истину и искать ее, быть примером нравственного совершенства и справедливости, особо ценить независимость суждений... Трудная, однако, задача!

- Да уж, не легкая. И еще одно качество, не упомянутое Платоном, должно быть у настоящего философа или просто у мудрствующего, философствующего человека. Это качество – гибкость мышления. Вопрос о том, устойчивость или изменчивость является основой мирового устройства, признавать или отрицать развитие вообще – это третий вопрос, вытекающий из основной проблемы философствования. В зависимости от ответа на него люди тоже делятся на три группы: релятивисты, догматики и диалектики.

Релятивисты уверены, что все в мире относительно, ничего устойчивого, постоянного нет, а значит (это получается автоматически), нет и законов, по которым надо жить, которые стоит познавать. Если Гераклит предупреждал, что «все течет, все изменяется, дважды в одну и ту же реку войти невозможно, ибо входящего в другой раз омывают уже другие воды», то его ученик Кратил довел это положение до абсурда: мол, и единожды в одну и ту же реку войти нельзя, все безудержно течет, «покой нам только снится». Релятивизм – это полное отрицание устойчивости, покоя, закономерности. В морали, например, это отрицание принимает форму вседозволенности, отсутствия меры и ограничений.

-Ситуация Родиона Раскольникова или Ивана Карамазова – «любимая» проблема Ф. М. Достоевского! Но в обыденной жизни, наверное, мало найдется убежденных релятивистов, готовых все-все считать относительным, преходящим, незначимым.

- Если бы так! У значительной части молодежи, по свидетельствам серьезных социологов, как раз наблюдается «эпидемия» релятивизма. Это ведь так удобно: если все относительно, то граница между добром и злом стирается (полностью!), между правдой и ложью нет разницы, любовь и ненависть суть одно и то же. Значит, за свое поведение я отвечаю только перед самим собой!

Но и догматизм, как Вы догадываетесь, не лучше. Догматик уверен, что мир построен на незыблемых, раз и навсегда данных принципах, а личное мировоззрение – неизменный монолит, сплав догм, изменить который невозможно. Догматик сознательно игнорирует и собственную способность к развитию, и изменчивость мира: ему так удобнее, он защищен от необходимости рисковать. Помните чеховского «человека в футляре»? – это модификация догматика.

-Знаете, бывают в жизни минуты, когда очень хочется стать догматиком! Разве Вам никогда не требовалось состояние полной определенности, устойчивости, незыблемости, уверенности, наконец? По-моему, это все где-то очень близко к догматизму. Нам, простым людям, то и дело хочется не только «дойти до самой сути», но там и остаться. Догма, знаете ли, иногда греет, защищает, гарантирует успех. «Футляр» иногда полезен!

- Я, пожалуй, соглашусь с Вами, но с оговоркой: вот именно «иногда», а не всегда догматизм как принцип отношения человека к миру эффективен. И самые гибкие в этом смысле люди – те, которых мы назвали диалектиками, то есть знающими меру между изменчивостью и устойчивостью, признающими и то, и другое. Но самое простое правило в процессе его осуществления оказывается самым трудным. Быть диалектиком – значит не просто признавать законы развития, но и уметь разбираться в них, распознавать их действие в объективной реальности и пользоваться ими для построения реальности субъективной.

-Не кажется ли Вам, что в самом словосочетании «законы развития» кроется противоречие: с одной стороны, законы – это то, что повторяется, что устойчиво, неизменно; с другой стороны, развитие – это то, что предполагает неустойчивость, изменение, необратимость?

-Я хочу Вас утешить: целый раздел философской науки – «Диалектика» – посвящен распутыванию этого «клубка» противоположностей. Да, кстати, в учебниках Вы встретите в качестве антитезы* диалектики понятие «метафизика». С моей точки зрения, метафизик и догматик – это вообще-то одно и то же. Пользоваться словом «метафизика» я не стала сознательно, так как оно имеет три значения: 1. То, что «после физики», по Аристотелю, - то есть философия как обобщенное научное знание в древней Греции. 2. Синоним философии вообще, в отличие от других наук. 3. Отрицание развития или примитивное его толкование. Сложно? Чтобы не оговаривать каждый раз, о каком именно смысле слова «метафизика» идет речь, я предлагаю воспользоваться словом «догматизм».

Ну, вот, а теперь каждый из вас может задуматься над своей собственной жизненной позицией, определиться в вопросе о том, «Кто Я здесь и теперь?» – материалист, диалектик, агностик, догматик, реалист и т.д. Из ответов на эти вопросы про себя, любимого, как раз и складывается жизненная позиция человека, его жизненная философия, его правила отношения к миру.

Можем ли мы теперь более подробно ответить на вопрос "Для чего нужна философия человеку"? – Это и будут функции философии.

- Очевидно, что философия дает человеку осмысленные жизненные ориентиры, учит размышлять над предельными основаниями своего бытия, соотносить “вечные” истины и ценности с динамикой и конкретностью повседневной жизни. Те реальности, те миры, к которым причастен человек, высвечиваются и осмысливаются глубоко и полно именно с позиции философии. Может быть, мое суждение будет банальным, но из всего сказанного сегодня я сделала для себя вывод о том, что философия мне нужна для лучшего понимания самой себя, для выстраивания эффективной жизненной позиции.

- Если все, о чем мы говорили, верно и изучение философской проблематики научит меня “жить, жить лучше и быть лучше”, то я готов признать философию жизненным учебником, разложить по полочкам свои собственные выводы и наблюдения, обратиться к опыту мудрецов. Но, если честно, меня смущает необходимость безоговорочно доверять мнениям людей, которые жили очень давно, и их опыт прямо не приложим к моей сегодняшней жизни. К тому же их так много, а я один! Боюсь, что не смогу разобраться в хитроумных рассуждениях Б.Спинозы, И.Канта, Г.Гегеля, К.Маркса… И все мои ближайшие родственники, друзья не в восторге от воспоминаний о философии, о истории философии. Согласитесь, изучать историю того, что ты плохо понимаешь и значения чего для своей жизни не видишь, - зачем?!

- Да, это беда наша – сложность, наукообразность, сухость языка философских сочинений, перенасыщенность историкофилософскими ссылками, в которых трудно разобраться непосвященному. Вы думаете, вопрос об очередности изучения истории философии и собственно философии мучает только Вас? Приблизительно 180 лет назад ординарный профессор Берлинского университета Г.В.Ф.Гегель посылал в Королевское Прусское министерство просвещения письма относительно идеальной, с его точки зрения, системы преподавания философии в гимназиях и университетах. Судите сами, насколько актуален пафос его пожеланий. Он настаивал вот на чем: “1. Обучение философии должно начинаться как можно раньше и способствовать развитию способностей самостоятельного мышления. 2. Изучению истории философии необходимо предпослать эмпирическую психологию, логику, натурфилософию, философию духа (включая эстетику, этику, право и философию религии). 3. В ходе преподавания не отдавать предпочтение ни одному из учебников, а сохранять приоритет авторских текстов классического значения”. Не правда ли, звучит актуально?

Признаюсь Вам, что и для меня вопросы о структуре курса философии, о приоритетных ее проблемах, о практической и духовной значимости философских поисков – далеко не закрыты. Правда, подсказка таится в самом “предметном пульсировании” философской науки, наблюдаемом при изучении истории философии. Давайте коротко поговорим об этом.

Размежевавшись с мифологией, древняя философия ставила перед собой вопросы о человеке как телесной частице Космоса (=порядка), управляемого богами и обладающего законами, которые человечество стремилось познать через отдельно взятого человека (“Познай самого себя” – первая философская “сверхзадача”). В средние века человек рассматривался по преимуществу как духовное, полностью зависимое от Бога, существо. В эпоху Возрождения внимание мыслителей было обращено и на душу, и на тело, и на деятельность человека в мире, ограниченную по-прежнему Богом. В философии XYII – XIX вв. представления о возможностях человеческого разума и основанной на нем науки достигли своего максимума, и человек стал рассматриваться как рационально действующее существо. Кантовские вопросы “Что я могу знать?”, “Что я должен делать?”, “На что я смею надеяться?” стали главными для этой эпохи в философии.

На рубеже XIX – ХХ веков философия стала стремиться выйти за рамки традиционной, нормативной рациональности. Изменяется парадигма* философствования. От гегелевской претензии на абсолютную научность, рефлексию* происходит переход к представлению о многоуровневости, многовариантности философского знания, способного постичь и выразить сложность, «непрозрачность», «слоистость» человеческого бытия. Поиск первосущности и первопричин («эссенции») уступает место взыскующему прорыву к интерпретации всего богатства человеческого существования («экзистенции»). Обращение к миру в качестве объекта сменяется ориентацией на субъект, на человеческое «Я», самость и самодостаточность.

- Что же тут нового? И в античности утверждалось, что «человек есть мера всех вещей», по Протагору. Неужели получается, что и античная классика, и гуманизм эпохи Возрождения не давали представления о самом человеке? А французское, английское, немецкое Просвещение, которое обращалось именно к человечности и ей обязано названием – оно ведь тоже стремилось образовать, обучить, «сеять разумное, доброе, вечное» и приобщать к достижениям науки, благам цивилизации?

- Господин Адвокат античности и Просвещения! Я ведь не преуменьшаю значения Ваших «подзащитных» – разумеется, любая классическая философия в рамках традиционного подхода (кстати, потому она и стала классической) говорила о человеке, о мире человека, о природе, сущностных силах и способностях человека как субъекта деятельности. Более того, вопреки скепсису и попыткам отказа от догм марксизма, нельзя не учитывать, что К.Маркс* в «Экономико-философских рукописях 1844 г.г.» выделил три основных измерения «родовой сущности человека»:

предметность человеческой деятельности (диалектика активной самореализации через создание предметного мира);

наличие сознания, целеполагания (способность к идеальному удвоению мира);

совместность, коллективность, роль общения в становлении социума и личности.

Однако только в XIX веке, в рамках философии и культуры романтизма, формируется представление об индивидуальности, неповторимости, самодостаточности внутреннего мира личности, о гении, который не следует правилам, а сам определяет границы своего инобытия. Мир духовности, противостояния унылой «прозе жизни» был акцентирован романтиками и доведен до радикального противопоставления «сверхчеловека» и толпы серых, «рядовых» людей Фридрихом Ницше.

- О, Ницше сейчас популярен и широко известен – не то, что в Ваше время. Мне понравились его книги «По ту сторону добра и зла», «Человеческое, слишком человеческое», «Так говорил Заратустра».

- Чем же они Вам понравились?

- Трудно это выразить, но я попробую. Пожалуй, на фоне привычной, ортодоксальной философской схоластики, к которой я уже было привык, парадоксальные, острые, образные тексты Ницше выглядели неожиданно и свежо, немножко хулиганисто, что ли.

- Может быть, цинично?

- Нет, именно свежо, эпатажно, по-юношески озорно и по-стариковски мудро одновременно. Этим он, один-единственный, меня и «зацепил», задел за живое.

- Очевидно, ваша оценка вызвана формой философствования Ф.Ницше, а нам важно определить содержание его новаторства. Пожалуй, его можно свести к четырем основным составляющим. Во-первых, это то, о чем мы уже упомянули, - принципиальное противопоставление человека толпы и «сверхчеловека», вытекающее из признания многовариантности человеческой способности к познанию истины. Во-вторых, этой способностью обладают, по А.Шопенгауэру и Ф.Ницше, не все люди – а помните наши рассуждения об уровнях философского сознания? В-третьих, неожиданно после нескольких веков преклонения перед наукой было заявлено, что ее результаты не столь полезны, сколь опасны для человечества. И в-четвертых, «философия жизни» вообще отринула представления о системности мира, обусловленной объективными законами. Такая позиция получила свое развитие в философии ХХ века, сделав необходимым интерес к жизни отдельного человека, «атома» общества, - в противовес позициям О.Конта*, Г.Спенсера*, К.Маркса, исследовавшим законы больших человеческих сообществ.

Но Ф.Ницше – не единственный представитель многообразных нетрадиционных подходов к пониманию задач философии и сущности человека, которые сложились в ХХ веке. И чтобы ярче выразить суть так называемых альтернативных концепций философии, сделаю небольшое отступление в область философской эссеистики – к книге литературоведа и культуролога А.Гениса «Вавилонская башня». В ней раскрывается емкая метафора – «конь в кармане». Оказывается, когда гроссмейстеры-шахматисты высокого класса разыгрывают очередную партию, они не могут смириться с предсказуемостью, просчитанностью и предзаданностью всех возможных ходов. И в связи с этим было придумано вот что: в любой момент каждый играющий может извлечь из кармана «лишнего» коня, поставив его на любую клетку и смешав планы противника.

«Конь в кармане» – тот фактор Икс, случайность и непредсказуемость, хаос, опровергающий изначальность порядка, который становится определяющим и смыслообразующим для философии и культуры ХХ века.

Я совершенно уверена, что не случайно на рубеже XIX-ХХ веков возникает такое явление, как «философия жизни». Э.Гуссерль* тогда ввел в философский обиход понятие «жизненный мир», А.Бергсон* развил учение о «творческой интуиции», противостоящей рациональной научности. Тем самым был открыт путь для изучения той области бытия, в которой очевидно действуют совсем иные законы, чем в мире природы, области, связанной с неповторимым миром человеческой субъективности и порождений человеческого духа. В.Дильтей* четко разделил науки о природе и науки о духе, подчеркивая своеобразие предмета и метода этих наук. Науки о духе изучают неповторимую живую целостность, «саму жизнь», «текучую временность», поэтому если для естествознания желанным результатом становятся факты, то современная философия дает вариативную, гибкую интерпретацию событий и явлений, ориентируясь на поиски смысла, на понимание. «Понимающее», «осваивающее» знание, соотнесение теоретических проблем и понятий с личным опытом и собственными ориентациями – вот с чем связана специфика альтернативного способа философствования.

Выделение такой характеристики человеческого бытия, как целостность, индивидуальность, субъективная неповторимость его форм, заставляло в начале ХХ века искать совершенно новые, не похожие на традиционно научные, пути его осмысления. Тайна, загадка, чудо, мистически-сокровенное «нечто», сакральная заповедная зона глубинной человечности – вот что теперь волнует философов. Возобновляется и стойко держится интерес ко всему мистическому, сверхопытному, магическому. Но разве можно свести все это к понятной, логически стройной теории, постичь разумом, выразить в четких рациональных формулировках?

- А каково Ваше мнение о концепции З.Фрейда, которую никак не назовешь «надзвездными полетами романтиков», то есть она не очень-то вписывается в стилевое своеобразие так называемой «альтернативной философии»?

- Отчего не вписывается? Очень даже вписывается! Будучи не философом-теоретиком, а психотерапевтом-практиком, З.Фрейд* ввел категорию «бессознательного» и тем самым дал ключ к пониманию целой системы сил, определяющих структуру личности, корни человеческого поведения. Психоанализ опирался на признание наличия в человеческой природе глубинной структуры «оно» – неосознанных импульсов, влечений, комплексов – и их «сублимации» – переноса, вытеснения. Именно эта сублимация, без которой невозможно формирование «Я», лежит в основе духовности и человечности, оправдывает необходимость культуры и объясняет богатство ее проявлений и форм. Культура, по Фрейду, и есть преобразование первичных, разрушительных и агрессивных инстинктов в энергию господства над природой. Сфера культуры – это сфера «сверх-Я», сфера необходимых запретов и цементирующих человеческое общество основ. Запрет и удовольствие, своеобразный «кнут» и «пряник» – вот чем живет культура, вот источники ее влияния на человека. Может быть, З.Фрейд и сам не предполагал, сколь далеко продлится его концепция в философии.

Идеи З.Фрейда получили развитие в концепциях К.-Г. Юнга* и Э.Фромма*. Юнг дополнил Фрейда положением о «коллективном бессознательном» – тех врожденных возможностях представления, априорных идеях, идеалах, регулирующих принципах, повторяющиеся фигуры которых К.-Г. Юнг назвал «архетипами». Философия изучает совокупность архетипов, своеобразных матриц восприятия мира, которые возвышают личную судьбу до судьбы человечества, поднимают человека из временности в сферу вечносущего.

Э.Фромм считает доминантой человечности определенность жизненной установки человека, его стремление к продуктивной самореализации, выводящей из сферы «низших потребностей», банальности существования, характерной для современного индустриального общества. В этом обществе царят порядок и закон, по сути мервенно бесчеловечные, отсюда и разрушительные страсти, жестокость, агрессия, деструктивность – Э. Фромм называет все это механистической некрофилией. Вернуть человеку и обществу вечные гуманистические ценности бытия философ предполагал через определенную культурно-творческую акцию – создание и утверждение «религии бытия», в противовес меркантильной ориентации общества потребления.

Трактовка сущности человека с позиций психоанализа получила своеобразное развитие на русской почве. Об этом рассказывает А.Эткинд в работе «Эрос невозможного / К истории психоанализа в России». Он справедливо отмечает, что для русского характера, для русского строя души психоанализ оказался слишком холодной, слишком расчленяющей целостность личности, умозрительной и наукообразной системой. Поэтому для духовной жизни России в начале ХХ века оказались весьма плодотворными идеи именно Ф.Ницше – ниспровергателя традиций и основ.

Русская культура «серебряного века» прекрасно усвоила уроки Ф.Ницше. Оригинальным итогом поисков «художественного претворения жизни» как реального обнаружения ее глубинных основ, как нового мифотворчества, стал русский символизм. Символизм, в отличие от психоанализа, не признавал дисциплины и последовательности, прагматизма и аналитической системности. Он искал свой путь к постижению культуры человека. Тривиальное и очевидное в повседневной жизни может озариться светом подлинности и глубины. Источник этого света – мир символов.

Важную роль сыграли в русской философии ХХ века идеи Н.А.Бердяева*, который обратил внимание на личностное измерение бытия человека, обладающего правом на духовную свободу и независимость от общества. Основные мировоззренческие ценности для Бердяева – это свобода, личное достоинство, творчество, духовность. Только религиозное преображение жизни выведет человека из кризиса, связанного с вытеснением культуры цивилизацией.

Философию Н.А.Бердяева часто считают русским вариантом экзистенциализма* – западно-европейского течения, основателями которого были Ж.-П.Сартр*, А.Камю*, М.Хайдеггер*. Они обращаются к теме индивидуально-неповторимого существования человека – экзистенции, рассматривая текучий «поток жизни», бесконечную открытость человека бытию, прорывающуюся «пограничными ситуациями» страха, «тошноты», «чумы», отчаяния, боли, смерти. Именно в этих ситуациях человек способен познать свою сущность.

- Но неужели в ХХ веке, который считают веком науки и научных достижений, совсем исчезли философские концепции, основанные на фундаментальных исследованиях?

- Наоборот, они усилились, приобрели новых сторонников, но общее их количество уменьшилось. Среди наиболее известных школ – неопозитивизм (его еще иногда называют аналитической философией) и концепции современного естествознания, а также методология научного исследования.

- Знаете ли, трудно поверить в то, что мир человека, мой мир можно определить, просчитать, разложить по полочкам, и потому позиции и стиль альтернативной философии представляется наиболее современным и своевременным. Но, по-моему, вся русская философия (насколько я с ней знаком) была как раз «альтернативна» с самого начала, не похожа на западноевропейскую и тем более современную американскую.

- Тут Вы совершенно правы, и в заключение я хочу обратить внимание на русскую философию. Вообще говоря, российская культура, и философия в том числе, самобытна, сложна и неповторима, несмотря на свою открытость и отзывчивость по отношению к культурам других народов. Пожалуй, самой главной ее особенностью является как раз уникальное сочетание цельности и восприимчивости к достижениям мировой цивилизации. Национально-культурная многоликость России обусловлена и ее срединным положением («держали щит меж двух враждебных рас – монголов и Европы» – А.Блок) в евразийском пространстве, и изначальной полиэтничностью. Российская особенность – вековое сожительство различных традиций, культур с уникальным опытом взаимовлияния и взаимообогащения.

Россия – «сфинкс» (А.Блок), Россия – объект только веры (Ф.Тютчев), Россия – страна «всемирной отзывчивости» (Ф.Достоевский), оставившая глубокий след в развитии мировой культуры. Великая литература, самобытная философия, всесторонне развитая наука, концептуальная система образования, классический балет, театр, музыка, живопись, уникальный феномен русской публицистики, своеобразная система права – все это не может исчезнуть в один момент.

С точки зрения С.Л.Франка*, самое значительное и оригинальное, созданное русскими мыслителями, относится к области философии истории и социальной философии. Их мало занимали проблемы онтологии и натурфилософии, но зато они создали замечательные концепции русского космизма (Н.Федоров*), «третьего Рима» (Ф.Тютчев), свободы воли личности (Н.Бердяев*), путей развития культуры и цивилизации (Н.Данилевский*).

В работах русского философа, популяризатора естествознания, писателя и музыкального критика князя В.Ф.Одоевского* впервые, пожалуй, зазвучала аргументированная критика западной цивилизации за ее односторонность – рационализм, техницизм, преклонение перед материальным достатком. «Односторонность есть яд нынешнего общества и тайная причина всех жалоб, смут и недоумений», - писал он более полутораста лет назад. (Русские ночи. Л., 1975. С. 16). Но разве не актуальны эти слова сегодня? По убеждению русских философов, Россия как раз сможет избежать односторонности и сохранить многосторонность духа.

Так и случилось. Начиная с А.С.Пушкина, русский народ проявил свое неповторимое культурное лицо, сказал свое слово – не подражательное и не заимствованное. Более того, начиная с А.С.Пушкина, Россия научилась предъявлять миру не одиночные, а многочисленные имена российских ученых, литераторов, музыкантов, драматургов, живописцев, философов, религиозных деятелей.

Уникальный феномен русского космизма «тиражировал» пушкинскую всестороннюю одаренность, проявившуюся в одном человеке, распространив ее на целую плеяду гениев: Н.Ф.Федорова, В.И.Вернадского, К.Э.Циолковского, А.Л.Чижевского, Н.А. Умова, А.К.Горского – в науке, В.Брюсова, А.Белого, А.Блока, А.Сухово-Кобылина – в литературе, М.А.Врубеля, Н.К.Рериха – в живописи, А.Н.Скрябина – в музыке. То, что концентрировал в себе один человек, стало способностями многих. Именно о специфике русского космизма мы поговорим в следующий раз, а пока подведем итоги.

Итак, философская наука не стоит на месте, она меняется и содержательно, и формально, так как меняется ее предмет из-за развития человеческих способностей познавать мир, изменять мир, изображать мир в его бесконечном многообразии. В ХХ веке это многообразие вызвало к жизни такие философские направления, как экзистенциализм, феноменология, персонализм, христианский эволюционизм, неотомизм, аналитическая философия, философия жизни, философская антропология, герменевтика.

- По-видимому, это все европейские школы. А что нынче распространено в Америке и Азии?

- В США, по свидетельству самих американцев, нынче котируются прагматизм, философский анализ и экзистенциализм (См.: Поупкин Р., Строл А. Философия. Вводный курс. М.-СПб., 1997. С.426-487). На Востоке философия не вышла за рамки традиционных учений, и ее особенностью в современных условиях можно считать лишь «рассекречивание», активную экспансию на Запад. Например, в России нынче получили широкое распространение идеи конфуцианства («школы образованных людей») и даосизма (подр. об этом см.: Зенгер Х. Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. М., Прогресс-Культура, 1995; Китайская наука стратегии. М., Белые альвы, 1999; Кравцова М.Е. История культуры Китая. СПб., Лань, 1999; Медведева И.Б. Тайное учение даосских воинов. М., Саттва, 1997).

Конечно, размышлять о многообразии, о многомерности и богатстве человеческого бытия непросто. Для этого надо повышать уровень личной эрудиции, развивать культуру мышления и культуру речи. Надо очень многое знать, прочесть множество книг, чтобы аргументировано и весомо рассуждать о проблемах философии и культуры вообще. Хотелось бы предостеречь вас от поверхностной легковесности и заманчивой пошлости суждений, от суеверий и тривиальностей. Но в то же время не стоит и преувеличивать меру своей неопытности в мировоззренческих, философских вопросах. Я думаю, что после знакомства с проблематикой современной философии вы будете вполне готовы к тому, чтобы самостоятельно разобраться в основных философских направлениях ХХ века. А может быть, создадите что-то новое, свое!