Взаимная игра

Между людьми, как между «исполнителями и аудиторией», всегда «поддерживается молчаливое соглашение действовать так, как если бы между ними существовала определенная степень и противостояния, и согласия. Исполнители, члены аудитории и посторонние – все используют определенные технические приемы для спасения спектакля», то есть воспроизводства социальных отношений между людьми как отношений согласованных и осмысленных, основой которых являются признаваемые всеми людьми социальные нормы, правила, ценности.

Очевидно, отмечает Абельс, что фигуры в гофмановских сценах лишены подлинного душевного покоя. Большинство из них — виртуозы лавирования в житейских обстоятельствах. В позитивном смысле они являются изощренными стратегами, способными в современных условиях противостоять угрозе идентичности. Они не рискуют привлекать к себе слишком сильное внимание, так как остерегаются слишком сильно сблизиться с кем-либо и в то же время боятся затеряться среди публики и прилагают усилия для создания дистанции, отделяющей их от массы. Никто не желает быть совершенно незаметным, и в то же время полностью отличаться от других.

Взаимодействия между людьми являются своеобразными формами самопрезентации, адресованными друг другу. Для того, чтобы взаимодействие (встреча) имела смысл и завершилась успехом для всех участников, они должны одинаково понимать смысл самой ситуации, в которой они оказались. Обычно определения ситуации, проецируемые несколькими разными участниками, достаточно созвучны друг другу. Участники совместно формируют общее определение ситуации, которое может подразумевать не столько реальное согласие относительно существующего положения дел, сколько реальное согласие относительно того, чьи притязания и по каким вопросам временно будут признаваться всеми. Это согласие Гофман назвал «рабочим консенсусом». Гофман также отметил, что всякое проецируемое определение ситуации имеет еще и отчетливо выраженный моральный характер, поскольку общество организовано на принципе, что любой индивид, обладающий определенными социальными характеристиками, имеет моральное право ожидать от других соответствующего обхождения и оценки.

«От каждого участника взаимодействия ждут подавления своих непосредственных сердечных чувств, чтобы он передавал лишь такой взгляд на ситуацию, который, по его ощущению, будут в состоянии хотя бы временно принять другие. Участники совместно формируют единственное общее определение ситуации, которое подразумевает не столько реальное согласие относительно существующего положения дел, сколько реальное согласие относительно того, чьи притязания и по каким вопросам временно будут признаваться всеми. Должно также существовать реальное согласие о желательности избегать открытого конфликта разных определений ситуации».

Рамочный анализ

Согласно Гофману ситуации, складывающиеся в каждый конкретный момент человеческой жизни, обычно включают нескольких индивидов и не ограничиваются взаимно контролируемой ареной межличностного общения. Оказываясь в какой бы то ни было ситуации, люди всегда задаются вопросом: «Что здесь происходит?». Этот вопрос служит делу определения ситуации. Гофман предполагал, «что определения ситуации создаются в соответствие с теми принципами, которые управляют событиями – по меньшей мере, событиями социальными и нашей субъективной вовлеченности в них; рамка – это слово, которое я употребляю для обозначения этих основополагающих элементов. Моя фраза «рамочный анализ» является девизом для обозначения исследования, проводимого в этих терминах организации опыта». Рамкой, или фреймом (frame – англ.) у Гофмана можно считать «схемы интерпретации», позволяющие индивидам «размещать, воспринимать, опознавать и обозначать» события в их жизненном мире и в мире социальном в целом. Фреймы придают событиям или происшествиям значения (соответствующие), организуют наш личный опыт и руководят нашими действиями.

Свою книгу «Анализ фреймов» Гофман посвятил выделению некоторых базовых систем фреймов, которые используются в обществе для понимания происходящего и проанализировать трудности использования фреймов. При этом Гофман исходит «из того, что человеку может показаться реальным то, что на самом деле является розыгрышем, сном, случайностью, ошибкой, недоразумением, обманом, театральным представлением и т.п. Основное внимание будет уделено обсуждению особенностей нашего восприятия, которые обусловливают необходимость различных прочтений ситуации».

Итак, мы постигает и конструируем мир, в котором мы живем, с помощью фреймов, то есть особых подходов или взглядов на этот мир, обусловленных нашим положением в этом мире и т.д. Любое событие или действие мы всегда характеризуем в некоторой базовой системе уместных фреймов. Важно и то, что «в любой момент своей деятельности индивид применяет сразу несколько систем фреймов». Разъясним эти идеи на примерах из книги Гофмана.

Заметную роль в поддержании фреймов играет человеческое тело и прикосновения к нему. Мы позволяем осматривать себя врачу, но стараемся исключить все неуместные смысловые контаминации, например, мысли о том, что врач интересуется нами не только как пациентом. Гофман приводит слова одной девушки, занимавшейся карате в группе под руководством молодого сенсея. «Когда сенсей обходит группу, чтобы проверить «стойку», он трогает зад и мышцы бедер. К нам он не прикасается. После трех месяцев занятий он наконец-то потрогал попки только у пятнадцатилетних, а женщин постарше избегает как заразы. Ясно, что 25-летний сенсей не может не смотреть на нас как на женщин, которых можно трогать с одной и только с одной целью». Этот отрывок содержит упоминание о двух системах фреймов. Сенсей мог воспринимать своих подопечных как учеников, и ему безразлично, кто они – юноши или девушки, голые или одетые. Его интересует их подготовка. Но с другой стороны, или в системе другого фрейма сенсей воспринимает девушек как молодой мужчина, а не как бесстрастный учитель. Две системы фреймов у него смешиваются и путаются.

Упавший и поцарапавший коленку ребенок может приостановить рёв, пока не подбежит к родителям, и только тогда зальется слезами, свежими и горючими, как полагается. И т.д.

В своей книге Гофман делает выводы о том, что «анализ фреймов обнаруживает многослойную деятельность», о том, что существует «сложное напластование фреймов». Любой более или менее длительный отрезок обыденной рутинной деятельности, одинаково воспринимаемой всеми ее участниками, скорее всего, будет содержать эпизоды, осмысленные в разных фреймах.

Э.Гидденс отметил, что фреймы также можно рассматривать как группы правил, которые помогают создавать и регулировать деятельность, относя ее к тому или иному типу и определяя в качестве объекта установленного диапазона санкций. Процесс создания подобных структур может трактоваться как упорядочение действий и значений, посредством которого в процессе «исполнения» повседневной рутины поддерживается чувство онтологической безопасности. По мнению немецкого социолога Зефнера, фреймы суть «формы социальных представлений, с помощью которых члены общества указывают друг другу, в каких узнаваемых и типизируемых поведенческих комплексах они находятся вместе со своими партнерами по социальному взаимодействию». 

Гофман утверждал, что исследование фреймов (рамочный анализ) помогает ученому обнаружить управляющие нашей повседневной жизнью невидимые структуры.

Стигма

Стигма — греческое слово, обозначающее метку, тавро. В социологии под стигмой понимают очевидные социальные признаки, при наличии которых люди исключаются из числа нормальных. Наряду с этим значением Гофман использовал понятие стигмы для характеристики разрыва между тем, чем или кем человек должен быть, например, в соответствие с его профессиональной ролью, и требованиями к ней, и тем, что он на самом деле из себя представляет.

Стигма может быть явной, то есть известной другим людям. Человек, о котором всем известно, что он болен СПИДОМ, гомосексуалист, не скрывающий своей ориентации, человек, совершивший убийство по неосторожности (машинист метропоезда, допустивший наезд на самоубийцу, бросившегося на рельсы перед поездом, который этот машинист управлял). Поскольку стигматизация обычно приводит к напряженным отношениям этого человека с другими людьми, он должен привыкнуть жить со стигмой как получится.

Часто стигматизированные люди стремятся положить конец своей дискриминации. Для этого они применяют различные техники поведения. Можно скрывать свою инвалидность, но можно и выставлять ее напоказ, так что она становится нормальным условием нормального поведения. Х.Абельс приводит пример. Инвалид за рулем специального автомобиля для инвалидов желает, чтобы его пропускали на красный свет, потому что его автомобиль не такой быстроходный, как обычный! Этот пример иллюстрирует двойственную функцию техник восстановления ущербной идентичности: они служат как для укрепления и восстановления собственной идентичности, так и создают предпосылки другим людям для «совершенно нормального» поведения. Кроме того, даже тогда, когда стигматизированный индивид обладает совершенно ненормальными чувствами и мнениями, он, скорее всего, будет испытывать совершенно нормальные тревоги и пользоваться совершенно нормальными стратегиями в своих попытках скрыть эти аномалии от других. В качестве примера Гофман указывает пожилого мужчину, который перестает бывать в публичных местах потому, что забывает имена своих друзей.

Гофман называет еще одну стигму – тайную. О ней знает только сам стигматизированный человек. Например, автомобилист совершает ночью наезд на человека, внезапно выбежавшего на дорогу. Человек падает мертвым, автомобилист уезжает с места наезда, не известив об этом врачей и милицию. Он живет с этой тайной, считает себя убийцей, и эта мысль не дает ему покоя. Возможно, что его отношения с другими людьми, ничего не знающими про этот случай, изменятся для него в худшую сторону, потому что изменится его поведение на людях. Гофман отметил, что люди, обладающие скрытой стигмой, стараются всячески скрывать ее и дальше.

Но иногда люди навязывают какую-то стигму человеку, который ненормальным, в общем-то, не является. Например, человека объявляют трусом на том основании, что он отказывается признавать какие-то, по его мнению, диковатые увлечения всех членов группы, в которую он поневоле входит (армейский взвод). Фактически, социальное окружение индивида использует какое-то его свойство, которое оно считает порицаемым (пусть оно даже и не существует), для того, чтобы отвернуться от него и даже лишить его обычного человеческого общения.

Любопытным является следующее суждение Гофмана. Стигматизированный человек, прежде всего, такой же, как и любой другой, способен видеть людей вроде себя глазами других, нормальных. Но он обладает особой причиной сопротивляться унижению клеймом в их присутствии. Перед нормальными людьми он ведет себя как положено нормальным. Перед своими пользуется родным «туземным» диалектом, жестикуляцией и экспрессией, создавая карикатуру на свою идентичность.

Гофман приходит к выводу, что нормальный и стигматизированный человек - скорее, не персоны, а перспективы. Они порождаются в социальной структуре во время смешанных контактов благодаря нереализованным нормам.