Батрадз и заносчивый сын уаига афсарона

Большую пляску завели раз нарты на поле Зилахар. Такой шел

пляс, что земля тряслась под ногами у нартов. Никого из именитых

нартов не было на этом симде – ни Урызмага, ни Сослана, ни

Батрадза.

Спесивый Алаф, сын кривого уаига Афсарона, сидел на высокой

горе и с завистью смотрел на пляску нартов.

– Спущусь-ка я к нартам, – сказал он. – Посмотрю на их пляску,

да и сам по-своему попляшу, покажу себя и натешусь над нартской

молодежью – заставлю их раздеться и унесу всю их одежду.

Но на эти слова возразил ему отец:

– Нельзя тебе к ним ходить. Ведь если попадешь ты в руки кому-

нибудь из именитых нартов, они тебя покалечат. Разве ты не знаешь,

что даже не всякая птица решится пролететь над ними? В молодости я

тоже был спесив, как ты, да повстречался однажды с нартскими

юношами, вызвал их на драку – и вот гляди, на всю жизнь остался с

одним глазом.

Не послушался спесивый Алаф отца своего, сунул он себе за

пазуху двенадцать хлебов на дорогу и зашагал к полю Зилахар.

– Ну что ж, – сказал отец. – Посмотришь сам, что будет.

А спесивый Алаф шел себе по пастбищам. Увидел он большое стадо

коров, и стал он доить их одну за другой. Выдоил двенадцать коров,

тут же присел и позавтракал. Подкрепившись, зашагал он дальше. По

дороге вырвал с корнями большой дуб, положил его на плечо и в

таком виде явился на симд к нартам. С силой ударил он дубовым

деревом об землю, и от этого удара юные нарты подскочили кверху, а

потом каждый сел, где стоял.

Пляска прекратилась, а довольный собой сын кривого уаига от

души расхохотался, а потом сказал:

– Пришел я, нартские собаки, поплясать с вами. Попробуем-ка

наши силы!

Что было делать перепуганной молодежи! С тяжелым сердцем

взялись они за руки, и симд снова начался. В середину круга вошел

заносчивый Алаф. С насмешкой смотрит он на пляшущих. Кто придется

ему по сердцу, того выхватывает он из круга и пляшет с ним. Пляшет

гордый Алаф с нартской молодежью. Так пляшет, что кому руку

поломает, кому плечо вывихнет, кому бока помнет. Стонет от него

нартская молодежь. Но ничего не может с ним поделать – силен сын

кривого уаига.

Вот настал вечер. Хочет разойтись нартская молодежь, а сын

уаига снял с юношей и девушек одежду и пошел домой.

Родная сестра Алафа вышла на гору встретить его. Издали

заметила она его, когда шел он по ущелью. Побежала она скорее в

дом и сказала матери и отцу:

– Там снизу подымается брат мой и тащит мне много нарядов,

отнятых у нартских девиц.

Не поверил старый уаиг этой вести и сказал дочери:

– Сбегай посмотри-ка еще: идет ли он быстро по косогору или

тайком крадется по лощине?

Побежала сестра Алафа и видит: широким шагом идет ее брат по

косогору, и весело его лицо. Рассказала она об этом отцу, и все же

не верит кривой уаиг. Но тут распахнулась дверь в жилище уаига, с

высоко поднятой головой вошел Алаф и сказал отцу:

– Ты не пускал меня, отец. А вот видишь, и поплясал я весело, и

вволю поиздевался над нартской молодежью. Всю их одежду принес

домой.

И тогда спросил старый Афсарон:

– Значит, не было среди них смуглого юноши с выпуклым лбом?

– Были там и черные, и белые, и с высокими лбами, и с низкими,

и с выпуклыми лбами, и с вогнутыми. Все юноши нартские были на

этом симде, но ни один из них не посмел перечить мне, – ответил

сын.

– Право, лучше будет, сын мой, если ты больше не будешь

задирать их. Смуглого юноши с высоким лбом не было среди них – ну

и будь этим доволен.

С пренебрежением махнул Алаф рукой, кичливо задрал голову и

спиной повернулся к отцу своему.

На другой день опять встал рано Алаф, снова сунул двенадцать

хлебов себе за пазуху и опять зашагал в Зилахар. Как и вчера,

свернул он к стаду, выдоил двенадцать коров, съел хлеб свой и

запил его молоком, снова вырвал с корнями дубовое дерево. Опять

явился он на поле, где танцевали нарты, и снова начал издеваться

над нартскими юношами.

Но как раз в это утро Батрадз, сын Хамыца, сидел высоко в

горах, на леднике. Разгорячился он в последней битве и теперь

охлаждал свое стальное тело. И видел он сверху все, что

происходило на поле Зилахар. Второй день издевается над нартской

молодежью заносчивый сын кривого уаига, и никто не дает ему

отпора. «Нет другого выхода, придется пойти мне, помериться с ним

силой», – подумал Батрадз.

Отломил он половину ледника, взвалил ее на свою голову, чтобы

охладиться, и, подобно горному орлу, спустился на поле Зилахар.

Тает лед на голове его, и бурные ручьи бегут по лицу Батрадза и

падают на землю.

И, увидев Батрадза, подумал заносчивый Алаф: «Вот он, тот

смуглый юноша с высоким лбом, которым пугал меня мой отец». И

похолодело тут сердце Алафа.

С детства хорошо был воспитан сын Хамыца.

– Здравствуй, – сказал он сыну уаига, протянул ему руку, и Алаф

тоже подал свою руку.

Так пусть же врага твоего постигнет то, что постигло Алафа! В

кровавую кашу смяла рука Батрадза руку заносчивого Алафа. И сказал

ему Батрадз:

– Ну как, гость, не угодно ли тебе будет плясать со мной? Со

всеми ты плясал, не откажи и мне.

Лихорадка била молодого уаига, но что было ему делать? Должен

был он согласиться. Вот взялись они под руку, и начался симд.

Прошли подряд несколько кругов, и наступил тут Батрадз Алафу на

ногу и кверху подтолкнул его руку. В кровавую лепешку расплющилась

нога Алафа, и вывихнутой оказалась рука его. Все быстрее и быстрее

кружится хоровод симда, и толкнул тут Батрадз в бок заносчивого

Алафа, и сразу сломал ему несколько ребер. Взмолился тут сын

Афсарона:

– Ой, прошу, отпусти меня живым!

Но Батрадз, посмеиваясь, продолжал тормошить его, точно в руках

его был цыпленок. А потом, когда кончился симд, отпустил его. И,

почувствовав, что свободен он от этих стальных рук, напряг Алаф

свои последние силы и, волоча за собой раздробленную ногу и

накренясь набок, заковылял домой.

Сестра опять поджидала его на горе. Издали увидела она его и

побежала скорее к родителям:

– Вот возвращается брат мой! С трудом тащит он на себе красные

шелковые наряды нартских девиц!

– Подожди радоваться, – ответил отец. – Вот вернется он, и

увидишь, что за красные наряды он тебе принесет.

Вначале страх перед Батрадзом гнал Алафа вперед и, как раненый

заяц, ковылял он домой. Но когда увидел он, что Батрадз и не

думает за ним гнаться, покинули силы заносчивого Алафа, и свалился

он на землю. Долго ждали дома прихода его, а потом сказал Афсарон

своей дочери:

– Пойди-ка взгляни, бежит ли он по косогору или тихонько

крадется по лощине?

Взглянула сестра и увидела, что брат ее неподвижно лежит в

лощине. И когда сказала она об этом отцу, нетрудно было понять

старому уаигу, что случилось с его сыном. Послал Афсарон пару

быков за Алафом, и полуживым-полумертвым приволокли его домой.

– Ведь предупреждал я тебя, сын мой, что нет такого силача,

которому хватило бы сил одолеть нартов! – сказал отец.

Прошло несколько дней, пришел Алаф в себя и спросил отца

своего:

– Скажи мне: в чем сила Батрадза?

– А в том его сила, что закалился он в горне небожителя

Курдалагона.

– Эх ты, кривой осел! – закричал Алаф на отца. – А почему ты не

догадался закалить меня у Курдалагона?

Встал он с постели и направился к Курдалагону. Вошел Алаф к

нему в кузницу и сказал:

– Закали меня, Курдалагон, так же, как закалил ты нарта

Батрадза. Я богато заплачу тебе за это. И он насыпал золота

Курдалагону.

– Батрадз весь был из стали, – ответил ему Курдалагон, – а ты

сразу сгоришь.

– Закали меня, нет у меня другого выхода, – продолжал требовать

Алаф.

Не любил Курдалагон по-пустому тратить слова, положил Алафа в

горн, развел огонь и начал мехами раздувать его. Но только огонь

коснулся Алафа, как заорал он во все горло:

– Ой, горе, сгораю! Тащи меня скорее отсюда! Раздумал я

закаляться!

Схватил Курдалагон большие щипцы и сунул их в горн, чтобы

выхватить из пламени спесивого Алафа. Но тот весь уже сгорел, и

остался от него только пепел. Вымел Курдалагон пепел из горна и,

не говоря ни слова, выкинул его в мусор.