Уголовное право и Церковь.

Визант. христ. гос-во боролось с язычниками и еретиками при помощи как адм., так и уголовных наказаний. Уже имп. Константин Великий принимал меры против языческих культов (Euseb. Vita Const. IV 25) и гаданий (CTh IX 16. 1–2); он же позаботился о том, чтобы иудеи, переходящие в христианство, не подвергались преследованиям со стороны своих бывш. единоверцев — в противном случае последних следовало сжечь на костре (CTh XVI 8. 1; CJ I 9. 3) (см.: Ehrhardt. 1955. S. 165–182). Язычникам и иудеям запрещалось под угрозой крупного штрафа иметь рабов-христиан, а за обрезание раба-христианина хозяину-иудею грозила смертная казнь (Euseb. Vita Const. IV 27; CJ I 10; Novell. Just. 37. 7 — обрезание рабов как условие вкушения ими евр. пасхи упоминается в ВЗ (Исх 12. 44), ср.: Ehrhardt. 1955. S. 181–183). Начиная с 354 г. регулярно издаются эдикты, налагающие запрет на языческие культы под страхом смерти (gladio ultore) (CJ I 11). Казнь полагалась также за возвращение к языческим обрядам после принятия Крещения (Proch. 39. 33).

Для отступников от христианства, еретиков и сектантов первоначально предусматривались адм. наказания — штрафы и др. поборы в пользу гос-ва (CJ I 5. 1; 7. 1). С 380 г. еретики и сектанты подвергаются уголовным наказаниям. Под страхом смерти им было запрещено устраивать собрания, рукополагать священников, крестить, участвовать в хозяйственной деятельности (CJ I 5. 14). Категорически запрещалось допускать их в черту города (CTh XIV 5. 6.; XVI 5. 14; 15; 65; CJ I 1. 2). Места их собраний — будь то общеcтвенные или частные здания — подлежали конфискации в пользу Церкви (CJ I 5. 3). «Исагога» запрещает еретикам, иудеям и язычникам исполнять гражданские и военные должности, фактически лишая их большей части гражданских прав (ἐσχάτως ἀτιμοῦνται) (Eisag. 9. 13). Суровым преследованиям подвергались приверженцы манихейства, расследования против них не имели срока давности (CJ I 5. 4, 5). Манихеям, перешедшим в христианство, а потом вновь вернувшимся к своим обрядам, полагалась смертная казнь (CJ I 5. 16; Basilic. I 1. 31; Proch. 39. 28). Манихейство, как и церковный раскол, приравнивалось к гос. преступлению (publicum crimen). Cмертную казнь манихеям и монтанистам предписывали «Эклога» (Ecl. 17. 52) и «Прохирон» (Proch. 39. 28–29). Участникам раскола донатистов закон назначал ссылку с лишением имущества и конфискацией церковных построек, а за упорство в расколе — крупные штрафы (для чиновников) или побиение палками (для частных лиц и рабов). Раскольникам запрещалось занимать гос. должности, заключать контракты, выступать свидетелями на суде (CTh XVI 5. 52; 54; CJ I 5. 4; ср. Апост. 75).

Юридические основы власти императора и Патриарха. Теория «симфонии» властей.

Вводная конституция к «Дигестам» имп. Юстиниана декларирует способность законов упорядочивать как «человеческие», так и «божественные» дела (Deo auctore 1). В гос. идеологии Византии наблюдалась тенденция ставить императора над Церковью, объявляя его «наместником Христа», «архиереем, пусть и не служащим» и т. п. (Остроумов. 1893. С. 462–463; Медведев. 2001. С. 75–79). Вместе с тем широкие полномочия К-польских Патриархов в решении церковных вопросов и их общественный авторитет доставляли немало проблем императорам, если они осмеливались нарушить церковные каноны. Влияние императора на дела Церкви было хоть и велико, но не безгранично. В каноническом праве высшим юридическим авторитетом обладал не император, а Вселенский Собор. Император в отношении Церкви выступал de iure как надзирающая и координирующая, но не как руководящая инстанция. Вместе с Патриархом он был обязан следить за соблюдением канонов, однако не имел права издавать, отменять и толковать каноны и не мог без санкции митрополита принимать от клириков прошения и выступать в роли посредника или судьи по церковным вопросам (ср.: Халк. 9; Антиох. 11, 12; Сард. 7–9; Карф. 73, 119). Роль императора в Церкви ограничивалась лишь неск. (хотя и весьма важными) адм. функциями: он утверждал кандидатов на патриаршие престолы, созывал Вселенские Соборы, утверждал соборные постановления (Ioannou. 1962. P. 509–511; RegImp. N 2108, 2139), подкреплял особыми законами действенность церковных канонов (Novell. Just. 137. 4), мог менять церковно-адм. структуру, присваивая ранги епископиям и митрополиям (CJ I 2. 6; Халк. 12; Трул. 38; RegImp. N 1897a, 2109, 2232, 2234, 2235, 2270). Император также мог поручить епископу или гос. чиновнику разобрать то или иное спорное дело, касающееся Церкви (Карф. 104; Novell. Just. 123. 8; RegImp. N 2153). В особых случаях императоры брали на себя и ряд адм. функций церковных властей: назначение митрополитов (Reg. Imp. N 2091), вызов митрополитов в столицу на патриарший суд (Ibid. N 2132), переподчинение мон-рей (Ibid. N 2141, 2179, 2179). Поскольку Церковь не имела собственного карательного аппарата, император выступал также в роли инстанции, защищающей интересы Церкви методами принуждения (Медведев. 2001. 75). Однако деятельность императора в поддержку правосл. веры и Церкви подробно не регламентировалась, а потому нередко носила характер импровизации. Ни церковные каноны, ни светские законы ничего не говорят о праве императора толковать основы христ. вероучения и навязывать эти толкования Церкви. Тем не менее произвольное вмешательство императоров в богословские споры периода Вселенских соборов на стороне одной из партий имело место и нередко приводило к временному торжеству еретических догматов.

К-польский Патриарх был не только предстоятелем своего Патриархата, но со времени правления имп. Зинона, а затем Юстиниана I считался руководителем всех церковных дел в империи (CJ I 2. 16; 24) и (в идеале) духовным наставником императора. Имп. Юстиниану принадлежит и первая формулировка принципа «симфонии» в преамбуле к 6-й новелле: гармоничное сотрудничество светской и духовной властей. Тот же принцип согласия царской и патриаршей власти эксплицитно сформулирован в «Исагоге» (Eisag. 3. 8) и повторен позднее в «Алфавитной синтагме» Матфея Властаря (XIV в.) (ср.: Медведев. 2001. 72–74).

Впервые в визант. светском праве разд. «О патриархе» появляется в «Исагоге» — офиц. законодательном сборнике, написанном при участии Патриарха Фотия (858–867, 877–886). Здесь Патриарх именуется «живым и одушевленным образом (εἰκиν) Христа, словами и делами изобразующим Истину» (Eisag. 3. 1). Правом и обязанностью Патриарха является выступление перед императором в защиту Православия. Только Патриарх имел право толковать церковные каноны, принимать в лоно Церкви кающихся еретиков и отступников либо поручать это др. лицам (Eisag. 3. 4, 5, 11).