§ 4. Общие особенности взаимодействия ментальностей.

Взаимодействие ментальностей может быть выражено во взаимодействии культур. Как отмечает Лев Михайлович Демин во введении к пособию “Взаимодействие культур и проблема культурных влияний” (составлено на основе лекций, читавшихся на отделении журналистики филологического факультета РУДН), культура более высокая поглощает более низкую. При этом даже завоеватели с более слабой культурой перенимают материальную, политическую и экономическую культуру покоренного народа. В истории это случилось с монголами и маньчжурами в Китае. Татаро-монгольские завоеватели оставили меньший след в культуре русских по сравнению с влиянием княжеств Руси на жизнь этих завоевателей. [21,c.7].

Также Л.М.Демин обращает внимание на то, что в развитии и обогащении культуры любого народа большую роль играют влияния культур других народов.

Еще более сильное утверждение мы встречаем в статье Л.Б.Алаева “Темп и ритм индийской цивилизации”: “Взаимодействие цивилизаций … - один из основных стимулов развития”. [22,c.113]. Отсюда он делает вывод о ценности каждой цивилизации. “Более того, признание индивидуальности каждого из путей и есть путь к осознанию подлинного единства человеческой истории”. [22,c.113].

В.М.Хачатурян в статье “Проблема цивилизации в “Исследовании истории” А.Тойнби в оценке западной историографии” отмечает сходное с мнением Л.М.Демина положение Тойнби о том, что цивилизации, достигшие полного расцвета, могут равномерно и последовательно распространять идеи и технические нововведения на окружающие культуры. [23,c.220]. Это положение частично принимается и западным исследователем М.Мелко в его статье “Взаимодействие цивилизаций. Очерк”, но он считает более важным другой момент: условия, при которых воспринимающая цивилизация может усвоить чужеродное влияние. Исследователь считает цивилизацию в целом весьма устойчивой структурой, разрушить которую, как правило, нелегко. [23,c.220]. Он отмечает, что для изменения цивилизации необходимо соответствие “инкорпорирующего материала” внутренним потребностями цивилизации и степени потребности в изменении структуры общества. Поэтому постоянно изменяющиеся цивилизации оказываются более восприимчивыми к влияниям извне. Фактором, препятствующим усвоению влияния, М.Мелко считает то состояние цивилизации, при котором все ее институты находятся в относительной гармонии. [24,р.566]. М.Мелко развивает также идею Тойнби о том, что цивилизация не может быть уничтожена извне, пока она не завершит предназначенный ей внутренний путь развития. На мой взгляд, это касается и замкнутой цивилизации современности – исламской цивилизации.

Признаком взаимодействия ментальностей могут быть культурные заимствования из одной цивилизации в другую. Фрагменты [33] из книги известного исламоведа Густава Эдмунда фон Грюнебаума “Исламские очерки о природе и развитии культурной традиции.”[34] затрагивают проблемы культурных заимствований на примере развития исламской цивилизации.

В своей книге исследователь затрагивает проблему античных культурных заимствований в раннем исламе. Он отмечает, что прежде всего от античности в исламскую цивилизацию перешли рациональные формы мышления. Она научила ислам умению систематизировать знания, передала устоявшиеся логические процедуры и способность обсуждать общие проблемы. От нее были также, в ряде случаев, заимствованы готовые наборы понятий и принципы их классификации.

По Г.Э. фон Грюнебауму, наиболее очевидный пример этого – арабская философия. Но даже то, что, возможно, является “наиболее оригинальным и наиболее тонким достижением ислама”: ранние формы его мистицизма, его общее концептуальное оформление, рационализация принципа невыразимости высшего начала - исходя из исследований – в огромной степени связано с античностью как источником вдохновения, а подчас и выражено в ее словесном оформлении [33,c.494]. Как отмечает фон Грюнебаум, кроме средств концептуальной систематизации, античность принесла в ислам особые формы выражения и изобразительные методы. Отражается это в том, что “Жития” суфийских святых в большей или меньшей степени составлены по образцу историй жизни греческих философов, а описания галантных любовных историй включают черты, характерные для античной литературы. Более того, отмечает исследователь, само понимание авторского замысла, идея и этика творческого процесса поразительно схожи с античными образцами.

В то же время персидская традиция, способствовавшая обогащению исламской культурной жизни в период между 750 и 850 гг., предоставила в основном материал, а не форму научной мысли. Эта традиция через ислам сама обогащалась античными достижениями.

“Одной из важнейших функций эллинизма была передача исламу огромного количества знаний, большей частью в уже организованной форме. Мусульмане ревностно впитывали, а в ряде отношений и обогащали это достояние. Богатство новых знаний было наибольшим в сфере медицины и в естественных науках, которые продолжали культивироваться, без особого перерыва, в сирийском и персидском мире.”[33,c.495].

По поводу суфизма необходимо отметить, что не смотря на сильное влияние античности, в том числе внутри теологических построений, несомненно также влияние христианства, что и не удивительно для мистической традиции. Адам Мец, известный исследователь ислама, в книге “Мусульманский Ренессанс”, посвященной расцвету мусульманского мира в конце X в. н.э., отмечает: “Древнейшие из сохранившихся до наших дней суфийских сочинений, как, пример, труд ал-Мухасиби (ум.234/848) весьма отчетливо свидетельствуют о сильном христианском влиянии. Одно открывается притчей о сеятеле, другое можно назвать расширенной Нагорной проповедью.”[36,c.268]. (Первая дата по хиджре – по мусульманскому летоисчислению).

Античное влияние было характерно не только для арабской философии, но и для решения теологических вопросов. Это отмечает и фон Грюнебаум. Этот вопрос затронут и в статье М.В.Поповича “Логика в культурно-историческом контексте”.

Исследователь отмечает, что логическое наследие Средиземноморской цивилизации наиболее основательно было изучено в мусульманском мире. Наиболее широкое знакомство с античными греческими источниками проявляли в Средние века арабоязычные авторы. Освоение наследия античности, арабоязычными учеными развернулось особенно в IX в. н.э. Важный источник новых идей, обусловивший своеобразие постановки и решения абстрактно-теоретических вопросов логики в этот период, - это в том числе социальная действительность, противоречия которой преломлялись в идеологической борьбе вокруг ислама и внутри его. М.В.Попович следующим образом характеризует эти процессы.

“Всякое свободомыслие [в исламе] стремилось отодвинуть Бога подальше от конкретных событий реального мира, превратить его в более или менее тощую абстракцию, тогда как ортодоксальный ислам исходил из фаталистической концепции предопределения каждой мелочи божественной волей. Тем самым большое идеологическое значение получила проблема свободы и необходимости, случайности и возможности. Рационалистические течения подвергли сомнению Коран, поскольку он сотворен во времени и, следовательно, не вечен, правоверные же мутакалимы доказывали вневременную истинность Корана. Отсюда интерес к модальным логикам, связь понятий “необходимость” и “время”, попытки выразить модальные понятия через временные.” [37,c.308].

Как мы видим, в исламе были углублены теоретические понятия даже столь рационального предмета, как логика. Происходило это и в философии, и в богословии. Но античные заимствования не могли развиваться бесконечно.

Как отмечает фон Грюнебаум, в X в. н.э. античность как вдохновляющая сила и методологическое орудие в руках инакомыслящих и философов стала угрожать устойчивости исламской доктрины. Шииты подвергали сомнению значимые части вероучения, мистики подрывали правомерность шариата, а философы приходили к мнению о научной неприемлимости фундаментальных догм. Под давлением таких тенденций ортодоксия провела колоссальную работу по восстановлению наполовину утраченных позиций. К 1100 г. были заложены теоретические основы для удержания мистиков в рамках веры. Крестовые походы способствовали сокращению влияния сектантства. [33].

Исследователь замечает, что формальные заимствования из античного достояния были к этому времени уже переработаны и органично включены – во многих составных частях – в разные сферы: от теологии до литературной теории. Но тем не менее последующее интеллектуальное развитие ислама во многом можно описать как процесс более и менее сознательного устранения античности, особенно ее “классической” традиции, которая в науках никогда не представала полностью укорененной и поэтому стала очевидным объектом неприятия со стороны ортодоксии. [33].

Фон Грюнебаум считает, что, как и в период эллинизма, наибольшее влияние греческой культуры совпало с периодом просвещения в исламе. И, как и в период подъема христианства и гностицизма, в период религиозного усиления ислама, ее влияние прекратилось. Таким образом, в первые века существования ислама происходил интенсивный процесс “достраивания” тела новой цивилизации. По исчерпании этой потребности вновь наступил период отстранения от достаточно чужеродной культуры. Отмечу, что и в ситуации нынешнего религиозного подъема внутри исламской цивилизации и по причине его осложненности сектантскими течениями для исламского мира характерна ситуация отстранения от других цивилизаций.

Г.Э. фон Грюнебаум также дискутирует с известным культурологом А.Тойнби о возможностях западных культурных заимствований. Он рассматривает положения, высказанные Тойнби в книге “Мир и Запад.”[38].

А.Тойнби выдвинул четыре принципа, в соответствии с которыми заимствования из других культур подвергаются интерпретации: а) отдельные черты инородной культуры осваиваются с большей готовностью, чем культура в целом; б) “способность проникновения, присущая той или иной черте культуры, обычно находится в обратной зависимости от степени ее ценности”; в) “допущение одного элемента культуры другой цивилизации приведет к заимствованию других”; г) “один из заимствованных элементов может оказаться более разрушительным для принимающей цивилизации, чем все остальные.”[38,p.67-71].

Эти принципы были выведены из анализа реакции народов России, Турции, Индии и стран Дальнего Востока на воздействие западной цивилизации, начиная с XVI в. Фон Грюнебаум отмечает, что принципы эти во многом оправданы, но нуждаются в дополнительной проверке на материале культурных заимствований, не рассматривавшихся А.Тойнби.

Исследователь ярко высвечивает предполагаемые результаты вышеозначенных принципов. “А.Тойнби проводит ту мысль, что первоначальные заимствования существенных элементов другой цивилизации неизбежно влекут за собой с течением времени почти полное заимствование существенных элементов данной культуры. Как он полагает, технические заимствования обязательно влекут за собой изменения в социальных и интеллектуальных установках, а эти изменения, в свою очередь, делают необходимыми дальнейшие заимствования на научном и философском, а в конце даже и на религиозном уровне”. [33,c.496].

Фон Грюнебаум укоряет А.Тойнби за то, что тот уходит от роли историка и пытается выступить в роли пророка, а между тем “вплоть до настоящего времени почти нигде западная цивилизация не довела до предусмотренных А.Тойнби пределов процесс первоначального заимствования”. [33,c.496]. К тому же, как отмечает фон Грюнебаум, история исламской цивилизации дает немало примеров того, как заимствование шло по совсем иной схеме, чем то, что предложена А.Тойнби.

Так, известно, что в ранний аббасидский период исламский ученые ревностно изучали и осваивали индийскую медицину и математику (включая астрономию). (Аббасиды – вторая династия халифов (749-1258 н.э.)). В тот же период в исламской цивилизации шло освоение греческой логики и философии. Опять-таки при ранних Аббасидах верхние слои исламского мира принимали и осваивали иранские механизмы административного управления и даже важные компоненты иранского политического мышления.

Несомненно, по фон Грюнебауму, что освоение подобных индийских, греческих и иранских элементов заметно изменило характер исламской цивилизации. И вполне оправдано утверждение, что эта цивилизация предстает с тех пор как историку, так и современному наблюдателю в большей степени как интеграция заимствований, включенных в ранний период в господствующую арабскую культуру мусульманских завоевателей.[33]. Все эти наблюдения раскрывают следующие факты: а) заимствования могут начинаться не во “вторичной” сфере, такой, как техника; б) они отнюдь не обязательно ведут ко все новым дополнительным заимствованиям (так, отметим, арабам оказались не нужны античные политические технологии или персидская культовая система); в) заимствования не обязательно влекут за собой разрушительный эффект в том смысле, в котором А.Тойнби отмечал воздействие элементов западной культуры на восточную культурную среду.

Фон Грюнебаум показывает, что в этой ситуации схема Тойнби не работает. “Важное соображение заключается [также] в том, что обычно цивилизация прибегает к заимствованию тогда, когда она оказывается неспособной решить проблему, исходя из собственных ресурсов. Контакт все еще достаточно наивной исламской теологии с изощренными теологическими системами соседей и побежденных народов требовали формирования системы логического мышления. Персидская система административного управления была воспринята для того, чтобы устранить испытывавшиеся правительством затруднения при решении проблем, которые не поддавались традиционным административным процедурам. Очевидной была и необходимость более развитой математики и медицины, чего нельзя было почерпнуть из собственного достояния. Однако не испытывалось никакой потребности во введении индийских или византийских технологий и не было какого-либо желания ввести вместо ислама, например, индуизм или христианство”. [33,c.497]. Поэтому велись поиски научного, логического, философского и изредка философско-теологического материала как по методике, так и по содержанию, однако мало что еще стало объектом заимствований в период даже наибольшего заимствования – в ранний аббасидский период.

В современное время невозможно говорить о столь гармоничных заимствованиях. Как считает фон Грюнебаум, фактор, создающий наиболее яркие отличия между культурными заимствованиями, на которые шли мусульмане в VIII и IX вв. н.э., от тех, которые совершаются в современном исламском мире, - это коренным образом изменившаяся политическая ситуация. Исследователь делает такой вывод в 60-е гг. XX в. [34], но, видимо, это актуально и в начале XXI в.

Фон Грюнебаум так поясняет свой тезис. В начале аббасидского периода ислам находился не в обороне и заимствовал, к примеру, индийскую астрономию и даже персидскую административную систему вовсе не потому, что мусульмане усматривали в этих иностранных достижениях единственное средство предотвратить политическое и экономическое проникновение и господство. Эти внешние достижения воспринимались ради них самих, и делалось это неспешно; давление, испытывавшееся исламом, соответствовало потребностям фазы развития, а не навязывалось извне. “В настоящее [же] время политическая ситуация приводит к тому, что культурные заимствования в психологическом и социальном отношениях превращаются в столь трудный и разрушительный процесс. Принципы отбора элементов и ритм освоения, конструктивное принятие и враждебная реакция определяются уже не потребностями естественного развития, а причинами, лежащими за пределами культуры, подчас сочетанием чрезвычайных обстоятельств, над которыми заимствующая сторона имеет лишь ограниченный контроль”. [33,c.497].

Насколько я понимаю, речь идет о преобладании в течение долгого времени Запада в международной политике, о навязывании технического господства и политических технологий как лучших, с точки зрения Запада. Исламская цивилизация оказывается в ситуации давления извне.

Как отмечает фон Грюнебаум, при изменении опыта какого-либо общества способность формулировать и давать новые ответы на новые вопросы на основе прежних накоплений определяют способность культуры к дальнейшему поступательному развитию. Если же внутренние или внешние обстоятельства создают интеллектуальные, эмоциональные и организационные потребности, которые не могут быть удовлетворены на основе интуиции или учений, выработанных в рамках данной системы, то это порождает ее трансформацию или даже замещение. Столь сильные процессы характерны для периодов формирования и развития религий.

Исследователь приходит к выводу, что внутренние процессы в обществе, такие, как рождение религии или ее преобразование, дают более сильный толчок к реорганизации всего уклада жизни данного общества, чем сама по себе встреча цивилизаций, независимо от того, насколько значительным является кажущееся или реальное превосходство вторгающейся культуры, или от того, в какой степени встречающая сторона готова приспособиться к этому вторжению. Таким образом, возможность заимствований проистекает из внутренней потребности заимствующей культуры.

Как бы там ни было, современная исламская цивилизация в тех или иных формах стремится исходить из принципов мусульманской культуры – это устойчивое ядро даже в атмосфере исканий лучшего государственного устройства внутри исламской цивилизации. Поэтому становится понятен прогноз фон Грюнебаума по поводу будущего развития этой цивилизации. “Что касается ислама, то потенциал вестернизации мусульманского мира явственно включает в себя освоение более высокого уровня рационализации мышления [и большей точности в суждениях], координации экономики, технологии и государственной деятельности. Однако он не включает в себя исходные принципы, воплощенные в религии, философии, искусстве или научной теории. Короче говоря, ислам не будет поглощен западной цивилизацией и не утратит свою самобытность, даже если он использует влияние Запада как стимулирующее начало для своего возрождения”. [33,c.498].

Таким образом, исходные принципы исламской цивилизации – наиболее устойчивое внутри нее, и, как считает фон Грюнебаум, наблюдаемые в ходе вестернизации колебания и намеренный консерватизм должны восприниматься как подсознательные средства самосохранения, которые не должны быть отвергнуты до тех пор, пока некоторые новые ценности и прежние устремления не будут более убедительным образом согласованы друг с другом.

Отмечу, что отсюда следует, что лишь пытаясь согласовать некоторые ценности христианской цивилизации с ценностями ислама, мы можем рассчитывать на духовное взаимодействие двух миров, базирующихся на особых культурах. Хотя помощь в рационализации мышления, в координации экономических систем, технологий и государственной деятельности, с учетом необходимости согласования этой координации с принципами ислама, могла бы смягчить отношение Востока к западным ценностям. Но необходимо признать, что экономическая и военная помощь Запада редко приводит к перемене отношения к нему, если эта помощь оказывается на фоне настойчивых западных рекомендаций. А такая позиция Запада не менялась со времен колониальной системы, она лишь приняла более мягкие формы.

С точки зрения западных глобалистов, Восток упорствует в своей замкнутости и в этом причина противоречий в отношениях Запада и Востока. Фон Грюнебаум же показывает, что такая замкнутость помогла избежать разрушения восточных цивилизаций и была необходимой. Оперируя материалом по истории ислама, фон Грюнебаум приходит к выводам, отличным от тех, что сделал А.Тойнби: исламский мир, как и другие восточные цивилизации, отнюдь не оказался подверженным неудержимому процессу надлома и распада, а нашел в себе силы противостоять мощному вызову со стороны западной цивилизации. Этот вызов оказался не деструктивным источником, а стимулом к трансформации и возрождению цивилизации, сохранившей свою самобытность.

Теперь рассмотрим заимствования средневековой Европы, взятые из мира ислама. Интересные сведения мы находим в книге известного английского исламоведа Уильяма Монтгомери Уотта “Влияние ислама на средневековую Европу.”[40]. Эта книга представляет собой очерк средневекового ислама и его контактов с культурой средневековой Европы, составленный на основе анализа источников и с привлечением современных исследований.

Как мы уже знаем, в Средние века исламская цивилизация достигла высокого уровня развития. Ислам охватил значительную часть мира. Мусульманская техника во многих отношениях превосходила европейскую, зажиточным мусульманам была доступна гораздо большая роскошь. К тому же для исповедующих ислам была характерна непоколебимая уверенность в собственном превосходстве. Такое господство во многих странах угнетало христиан. Это привело к искажению образа ислама в христианском мире и способствовало развитию Крестовых походов. [40,c.108-109].

Как отмечает Монтгомери Уотт, резкое неприятие ислама появилось не сразу. Присутствие мусульман в Испании и Сицилии, многочисленные торговые контакты в этих и в других районах отражались на распространении мусульманского способа производства и продуктов этого производства. При этом подобное проникновение не воспринималось европейцами как нечто чужеродное, угрожающее их истинной сущности. Характерна была религиозная терпимость, мусульмане не ставили цель обращать европейцев в ислам, были даже христиане среди арабов. В то же время экономическое состояние Западной Европы улучшалось. Процветала торговля, росло благосостояние. Повышенная жизненная активность вызвала общий подъем духа, рост уверенности в своих силах. Это сочеталось с религиозным подъемом в западном христианстве, возникла идея защиты паломников, направляющихся в Палестину. Постепенно ислам стал восприниматься как средоточие язычества, как это ни парадоксально. Возможно, это стало реакцией резко возросшего христианского самосознания. По мнению Монтгомери Уотта, присутствие арабов на границах Западной Европы оказалось вызовом, на который Европа в определенный момент откликнулась. В Испании это приняло форму Реконкисты, а по всей Западной Европе – форму Крестовых походов.

Но, не смотря на появление непривлекательного, пугающего образа ислама, заимствования с Востока не прекращались. Так, в культурном отношении крестоносцы на Ближнем Востоке испытали на себе реальную привлекательность некоторых черт мусульманской жизни и по возвращении домой пытались подражать им. Многое было привнесено в европейское военное искусство. Даже мысль о существовании Нового Света была почерпнута из мусульманских источников. [40,c.80].

Исламские заимствования помогли дальнейшему развитию Европы. На фоне все еще повышенной жизненной активности европейская интеллигенция обращалась к изучению мусульманской философии, науки и искусства. Неоценимы также нововведения материальной культуры, почерпнутые из контактов с мусульманским миром. У.М.Уотт в своей книге ставил задачу (в том числе) показать простому европейцу, что мы должны отойти от искаженного образа ислама, существовавшего в Средневековье, и оценить ту роль, которую сыграла исламская цивилизация в развитии множества сфер будущей цивилизованной и комфортной жизни Европы.

Как отмечает исследователь, европейское научное мировоззрение, вероятно, в большом долгу у мусульман, которые хранили и развивали научное достояние многих народов. Высокое развитие наук, особенно, практических, внутри мусульманского мира в Средневековье зафиксировано в исторических источниках и трудах мыслителей. К тому же при рассмотрении средневековых источников сразу бросается в глаза высокая культура ведения хозяйства в мусульманском мире, серьезное отношение к медицине и ее достаточно высокий уровень, по сравнению с которым лечение в Европе в Средние века походило на экзекуцию. Иными словами, Европе было что перенять.

Монтгомери Уотт обращает внимание на заимствования в европейских языках арабских слов в области торговли, мореходства, географии, по технике ирригации, в области сельского хозяйства (особенно, завозные культуры), в области строительства, архитектуры, ремесел, городского управления, искусства (особенно, музыка, поэзия), науки (особенно, математика), в медицине. Во всех этих сферах происходило взаимодействие Европы с исламской цивилизацией. Это подтверждается и источниками. Даже “искусство “красивой жизни” было привнесено халифатом в Европу. Это способствовало развитию различных ремесел, ювелирного дела, декоративных работ; производились предметы роскоши; богатые европейцы стали интересоваться изысканными тканями для одежды, появилась тонкая стеклянная посуда и хрусталь, большое значение стали придавать даже тому, как и в какой последовательности должны подаваться кушанья на пирах.

Как мы видим, по крайней мере, экономический подъем Европы (благодаря которому оказалось возможным освоение Нового Света) связан с заимствованиями из мусульманского мира. К тому же эпоха Возрождения стала возможна лишь благодаря возвращению античного достояния через мусульманский мир. Далее, правда, пути Европы и Востока разошлись. Европа пошла по пути секуляризации и политических экспериментов, а Восток сумел сохранить в определенной гармонии высокий экономический уровень, развитие практических наук, стабильность государственного управления и пронизанность всех сфер жизни религиозным смыслом.

В Европе искаженный образ ислама сохранялся и в эпоху колониализма, когда европейцы, как они считали, несли “цивилизацию” в мир. (Это при тысячелетнем-то опыте городской жизни на Ближнем Востоке, которым еще в Средние века щедро поделились с Европой). Искаженный образ ислама, с одной стороны, поддерживал точку зрения, согласно которой европейский культурные достижения никак не связаны с мусульманским миром, а, с другой стороны, подпитывал экспансию Запада, что вызвало сильнейшее давление, нанесшее удар по экономике и традициям государственного управления, от которого тяжело оправлялись освободившиеся мусульманские страны. Но ядро исламской цивилизации оставалось неизменным.

Исламская цивилизация по-своему вошла в мир современности. Как отмечает Э.Геллнер в статье “Исламский мир и Европа: культура элиты и масс.”[41], единственная из мусульманских стран, которая пыталась проводить политику секуляризации, - это кемалистская Турция. Однако в этом деле она наткнулась на большие трудности. Кемалистская власть, представлявшая собой в первом поколении “нечто вроде опиравшихся на Священное писание пуритан секуляристского направления” [41,c.108], так и не добилась успеха в стремлении передать свой энтузиазм широким массам. Как пишет Э.Геллнер, недавние исследования дают основания полагать, что возникает своего рода компромисс между республиканизмом и исламом, а представители последующих поколений турецкой власти, похоже, стараясь так или иначе приспособиться к набожности жителей сельской местности и малых городов, утратили весь “миссионерский” пыл по поводу секуляризации.

В остальных частях мусульманского мира вопрос о секуляризации не ставился. Более того, позиции ислама усиливаются. Сила и жизнеспособность современной исламской цивилизации, по Э.Геллнеру, объясняется тем, что высокая письменная культура ислама оказалась консолидирующим фактором перед лицом вызовов современности. “Ислам с его учением о равенстве верующих и умеренной благосклонностью к грамотным верующим, был готов к вступлению в современный мир”. [41,c.109]. Как отмечает автор статьи, раньше самоуправляющиеся и изолированные сельские группы строили свою жизнь в большей степени на народных традициях, связь между ними поддерживалась неформальным духовенством, народными арбитрами. Часто эти группы вступали в конфликт с жителями урбанизированных, более мирных, заселенных районов все той же исламской цивилизации. Городское население искало защиты у государства, которое поддерживало именно “высокую культуру”. С появлением вестернизированной технократической власти в некоторых мусульманских странах, ставящей под сомнение все прошлые традиции, ситуация изменилась. Перед лицом общей опасности распада исламской цивилизации сельские группы отошли от излишнего культа неформальных посредников и вспомнили о “высоком богословии”, которое они никогда окончательно не забывали. Это богословие, которое в доколониальном прошлом принималось в среде образованных горожан и определяло только сохраняемую государством “высокую культуру”, теперь, по Геллнеру, весьма эффективно определяет все общество в целом. В Турции же, как отмечает исследователь, богословие имело глубокие корни во всех слоях общества, поэтому, видимо, насильственно навязав вестернизацию разрозненным городским слоям, кемалистская власть не сумела изменить взгляды консолидированной крестьянской среды, в которой уже давно, наряду с народными традициями, присутствовали консолидирующие элементы “высокой культуры” ислама.

Возможно, Э.Геллнер преувеличивает, говоря о том, что “высокая культура” начинает определять все общество, но если эти данные верны, то исламская цивилизация переживает изменение общей культуры, выражающееся в расширении влияния “высокой” классической культуры ислама. С точки зрения Грюнебаума, именно такие процессы, как изменение внутри религиозно-культурной системы, дают толчок к реорганизации всего общества. Возможно, расширение влияния “высокой культуры” ислама послужит внутренней причиной к заимствованию некоторых культурных элементов других цивилизаций, помогающих адаптации классической традиции ислама как в городских, так и в сельских самоуправляющихся районах. Расширение письменной традиции, если оно само вызвано внутренними причинами, - это трудно обратимый процесс, но, вероятно, он будет непростым в связи с появлением экстремистских интерпретаций Корана. Имеющее небольшую, но емкую историю западное и российское востоковедение и исламоведение могло бы сыграть неоценимую роль в возможном культурном взаимодействии с миром ислама, помогая обсудить непростой процесс расширения “высокого” ислама на международных конференциях и симпозиумах, привлекая к такому обсуждению носителей мусульманской культуры и богословов. Это особенно актуально в связи с экспансией экстремизма, который грозит разрушить не только жизнь Запада, но и всего мира в целом.

Таким образом, в первые века существования ислама происходил интенсивный процесс “достраивания” тела новой цивилизации. К Х в. н.э. сформировалось ядро новой религии и наступил период избегания заимствований. Все ранее приобретенное развивалось уже в соответствии с внутренними потребностями цивилизации. Падение Римской империи в 476 г. повлекло за собой ослабление Европы, от которого она оправилась лишь к XII в. н.э., благодаря, в том числе, и заимствованиям из мусульманского мира. С начала Средних веков Европа переживала и кризис существования христианства, что также немаловажно. Примерно с XII в. наступает отчуждение Европы от исламской цивилизации и возникает искаженный образ ислама. Это говорит о том, что внутреннее развитие цивилизации на определенном этапе способствует заимствованиям, но с усилением религиозного самосознания заимствования затухают, развиваясь уже как внутреннее достояние цивилизации.