2. Граница

Граница является второй основной категорией ступени определенного бытия. Ее соотношение с определенностью составляет основное отношение предмета на названной ступени. Все, что так или иначе, прямо или косвенно характеризует данную ступень, непосредственно детерминировано упомянутым отношением и представляет собой его выражение и продолжение.

Граница – неотъемлемая «часть», момент определенности; нельзя сказать: вот определенность, а вот граница, – ибо определенность и есть граница, а граница есть определенность, но каждая из них – «со знаком минус» относительно другого. Они – два полюса, которые, однако, непосредственно соединены, образуя нечто одно. Как уже отмечалось, между определенностью и границей нет различия, а есть двойное бытие. Они не разделены, иначе пришлось бы допустить, что у самой по себе границы есть собственная особенная определенность и своя особенная граница, точно так же и у противостоящей ей определенности якобы имеется своя граница, отграничивающая ее от «первой» границы, что нелепо как по существу, так и с формальной стороны, ибо увело бы нас в «дурную» бесконечность (ведь у этой «второй» границы опять-таки пришлось бы допустить существование некоей особой, «третьей» границы и соответствующей особой определенности). Определенность и граница не разделены, они не тождественны и не различны, они лишь образуют двойственность, двойное бытие.

Будучи стороной противоречивого отношения определенности и границы, сама граница тоже внутренне противоречива. Ибо если становление есть противоречивое единство бытия и ничто и если оно, к тому же, представляет собой процесс, осуществляемый (при ретроспективном его рассмотрении) «внутри» границы, то последняя тоже должна являть собой единство бытия и ничто – «противоречие в определении». Это противоречие проявляет себя в нескольких аспектах.

Во-первых, граница и внешняя предмету (ибо она – граница, а не сам предмет), и принадлежит ему (ибо она – его граница), т.е. представляет собой нечто внутреннее для него, его собственный момент. Это непосредственно обнаруживается, если брать предмет и его определения в развитии, а именно: граница внешняя предмету, поскольку она мыслится как граница становления, т.е как завершающий момент последнего, который есть вместе с тем начальный момент, отправной пункт ставшего, и одновременно есть существеннейший момент его (предмета) собственной (внутренней) определенности, ибо только последний момент всякого процесса утверждает его в качестве относительно законченного и потому придает ему собственную специфическую определенность. Иначе говоря, граница не только разделяет старое и новое; она, кроме того и прежде всего, знаменует собой тот последний акт некоего дела-действия, тот завершающий «штрих», ту последнюю «порцию содержания», благодаря которым само становление оказывается законченным не только внешне, но и существу, как по форме, так и со стороны содержания.

Мы, таким образом, имеем здесь двойную определенность границы: во-первых, как противопоставленная старому, или своему становлению, граница предстает как сугубо внешняя граница предмета. Но как определенная собственным содержанием, которое предмет приобрел в ходе своего становления и которое сохранилось у него с завершением становления, эта граница предстает как собственная внутренняя граница. Эти два «пласта» определений присущи так или иначе всякой границе; только в первом случае она определена по отношению к другому (к своему становлению и к старому), а во втором случае она взята как характеристика собственного содержания нового.

Нетрудно увидеть здесь модифицированное противоречие бытия и ничто, их противостояние как двух полюсов, в развилке между которыми происходит дальнейшее развертывание всех определений предмета, всех категорий ступени определенного бытия. А именно, внешняя граница есть, так сказать, «модифицированное ничто», поскольку она очерчивает сферу бытия предмета, «отделяет» его от его небытия; на это, в частности, указывает Гегель: «ничто становится границей…» (2, с.78). Взятая же как характеристика собственного содержания ставшего нового, граница (причем как собственная внутренняя граница) есть «олицетворение» бытия как противоположности ничто. Иными словами, если в самом начале развития предмета (на ступени неопределенного бытия) его полюсами выступали бытие и ничто, то на ступени определенного бытия таковыми полюсами оказываются внешняя и внутренняя границы предмета. Можно сказать и так: отношение бытия и ничто как двух полюсов развивающегося предмета предстают на данной ступени в виде противоречивого отношения внешней и внутренней границы.

Полюсы по природе своей суть крайние («нижняя» и «верхняя») «точки» отношения, в развилке между которыми, как уже говорилось, происходит дальнейшее развертывание определений предмета. Эта развилка, образно говоря, представляет собой пустоту, которую предстоит заполнить, а стало быть, переход от полюса к полюсу есть поистине «прыжок через бездну». По мере развития предмета, в ходе развертывания его определений эта «пустота» постепенно заполняется, вследствие чего края этой «пропасти» шаг за шагом становятся ближе друг другу. Как мы знаем, максимально возможная «бездна» имеется на ступени неопределенного бытия – между бытием и ничто. Определенность и граница, а далее – внешняя и внутренняя границы, поскольку они суть модифицированное бытие и ничто, представляют собой уже два чуть сблизившихся полюса, но все еще очень далеких друг от друга. Подобно тому как, переходя от бытия к ничто, мы совершаем «прыжок через пропасть», точно так же нам приходится осуществлять аналогичный прыжок, переходя от внешней к внутренней границе, правда, расстояние между краями этой «пропасти» стали значительно короче.

Напомним, что наличие упомянутой бездны, пропасти между сторонами, определенностями предмета, которые образуют его полюсы, (в данном случае – между внутренней и внешней границей его) вовсе не означает разорванности предмета на самостоятельные стороны, изолированные друг от друга благодаря этой бездне (ибо тогда останется непонятным само бытие предмета как единства, как некоей целостности). Стало быть, эта разорванность, изолированность относительна, она является таковой лишь с точки зрения нового. Иными словами, предмет как таковой представляет собой цельность, которая составлена из старого и нового, причем так, что новое в предмете, образно говоря, наличествует в нем в виде отдельных, непосредственно не связанных между собой островков, промежутки между которыми заполняет старое. Следовательно, мы вправе говорить о разорванности предмета, поскольку имеется в виду самое новое и только оно одно. (Впрочем, подобное можно сказать и о самом по себе старом, поскольку оно «разбавлено», «рассечено на части» становящимся и утверждающим себя новым). Одним словом, предмет здесь поистине напоминает слоеный пирог, где старое и новое перемежают друг друга, разрывая и вместе с тем соединяя его в некую целостность. Так что упомянутая бездна между внешней и внутренней границей – вовсе не пустота, не беспредельная полоса «ничейной земли», а, скорей всего, целина, «составленная» из старого, которую еще предстоит освоить новому (и надо добавить, что это освоение, это заполнение «пространства» между названными полюсами будет продолжаться до тех пор, когда предмет достигнет полной зрелости и тем самым исчерпает себя с точки зрения его дальнейшего развития).

Стало быть, граница, во-вторых, не только разделяет, но и связывает, в результате чего взамен плоского, пустого единства мы получаем внутренне дифференцированное и, стало быть, конкретное, содержательное единство, которое заключает в себе предпосылку и возможность последующего развертывания определений – предпосылку и возможность дальнейшего развития и познания предмета.

Итак, всякая граница (как внутренняя, так и внешняя) и соединяет, и разъединяет. Но внешняя граница, главным образом, разъединяет или, лучше сказать, момент разъединения для нее является ведущим, первичным, определяющим. Внутренняя граница, наоборот, прежде всего объединяет; момент разъединения здесь, конечно же, имеется, но он находится «на втором плане». Поэтому переход от внешней границы к внутренней есть переход в противоположность, есть «переворачивание отношения»: первичное становится вторичным, вторичное приобретает первенство, определяемое оказывается определяющим и наоборот.

Констатируя, что граница не только разделяет, но и соединяет, связывает нечто и другое, Гегель, однако, не учитывает специфической диалектики этой связи, полагая, в частности, что сама граница является опосредствующим звеном соотношения данного нечто с другим: «ничто становится границей, через посредство которой нечто все же соотносится с чем-то иным вне его» (2, с.78). Но это соотношение упомянутого нечто (т.е. определенности) с другим (именно с другим, а не с иным!) таково, что названная определенность все же остается скрытой для этих других; как таковая, она внешне не обнаруживается непосредственно, а дает о себе знать лишь косвенно. Можно сказать, что это соотношение данного нечто с чем-то другим, вне его находящимся, есть «черный ящик», относительно которого имеется информация на входе и выходе, но что происходит внутри него, остается «тайной за семью печатями».

Итак, граница предмета, развертываясь, предстает как внешняя и затем внутренняя его граница. Внешняя граница есть и не есть граница предмета, ибо она, прежде всего, есть чужая граница и лишь постольку – также граница данного предмета, т.е. «своя». Это – лишь сама форма границы, так как содержание ее неопределенно и в силу этого оно есть бытие, равное небытию. В противоположность этому, внутренняя граница есть уже собственная граница, с особенным, специфическим содержанием. В этом смысле восхождение от внешней границы к внутренней есть движение от неопределенного к определенному, от сугубо формального к содержательному аспекту ее.

Для внутренней границы характерна интенция стать опять-таки внешней границей, осуществить «овнешнение». Но эта вновь полученная внешняя граница уже не есть граница в строгом смысле слова – она есть мера предмета.