Триада «в-себе-бытие – бытие-для-другого – для-себя-бытие» в гегелевской логике

Открытии и исследование названной триады является одним из важнейших достижений гегелевской логики. Можно сказать, что для логики оно имеет примерно такое же значение, каковое для экономической теории имеет совершенное Марксом открытие относительной и эквивалентной форм стоимости, ибо без последнего невозможно было бы постичь внутреннюю структуру обмена товаров и вообще движение товарных стоимостей, точно так же как без упомянутой триады нельзя понять процесс развертывания категорий наличного бытия, а следовательно, также большинства других категорий диалектической логики, поскольку они сняли в себе определенности наличного бытия. (Попутно заметим, что Гегель обычно говорит здесь о бытии-для-другого (а не о бытии-для-иного), и эта терминологическая «тонкость», как нетрудно понять, является выражением того факта, что в гегелевской логике не различаются другое и иное, точно так же как в ней не различаются определенное и наличное бытие. Впрочем, там, где упомянутое различение не является принципиальным, вполне можно придерживаться устоявшейся гегелевской терминологической традиции.)

Отношение самого Гегеля к названной триаде довольно таки противоречиво. С одной стороны, он использует ее (или отдельные ее компоненты – в-себе-бытие, бытие-для-другого, для-себя-бытие) практически повсеместно. С другой стороны, в гегелевском учении о бытии она представляется как специфическая характеристика качества. Именно этим отношением определяется его (качества) внутренняя логическая структура, а восхождение от в-себе-бытия к бытию-для-другого и, далее, к для-себя-бытию образует ступеньки созревания и развертывания качества, в ходе которого оно, с одной стороны, снимает в себе предшествующие формы и, с другой стороны, формирует и накапливает в себе предпосылки последующих более высоких форм – количества и меры.

Это верно постольку, поскольку качество как первая ступенька развертывания формообразований наличного бытия по природе своей есть наличное бытие в его абстрактной чистоте, а стало быть, его определения представляют собой всеобщую основу остальных формообразований наличного бытия – количества и меры. А это значит, что количество и мера с логической точки зрения предстают как превращенные или модифицированные формы качества.

Однако при этом поневоле упускаются из виду (или даже начисто отвергаются как ложные) два момента. Во-первых, если триадное отношение «в-себе-бытие – бытие-для-другого – для-себя-бытие» принадлежит только качеству, а другим формообразованиям (количеству и мере) – лишь постольку, поскольку они в снятом виде заключают в себе качество, то оно (упомянутое отношение) никоим образом не должно рассматриваться как специфическая определенность количества как такового, меры как таковой. Но тем самым неявно принимается одно из двух: то ли переход как форма диалектического процесса специфичен только для качества и вовсе не характерен количеству и мере; то ли упомянутое триадное отношение («в-себе-бытие – бытие-для-другого – для-себя-бытие») не выражает специфику перехода как процесса.

Нетрудно показать, что оба эти предположения некорректны. Мы не можем выразить определенность количества, если не противопоставим его качеству; и точно так же специфическая определенность меры не может быть установлена и выражена, если не противопоставить ее так или иначе количеству и качеству. Но уже самим актом такого противопоставления мы поневоле изображаем количество и меру как такие, у которых названное выше триадное отношение «в-себе-бытие – бытие-для-другого – для-себя-бытие» начисто отсутствует (ибо оно, согласно разбираемой точке зрения, специфично лишь для качества). Но это равносильно признанию, что для них не характерен и переход как форма диалектического процесса, ибо, как мы видели, триадное отношение «в-себе-бытие – бытие-для-другого – для-себя-бытие» составляет его (перехода) специфическое отличие. Стало быть, если бы названная триада принадлежала количеству и мере лишь постольку, поскольку они снимают в себе качество, но не входила бы в их (количества и меры) специфическую определенность, то в акте упомянутого противопоставления она (триада) была бы нивелирована, «вынесена за скобки».

Во-вторых, в критикуемой точке зрения фактически игнорируется то обстоятельство, что сам переход как форма диалектического процесса развивается, модифицируется в ходе развертывания формообразований наличного бытия. Приписав упомянутое триадное отношение только качеству и по существу исключив его из специфической природы количества и меры, критикуемая точка зрения фактически лишила себя возможности представить сам переход как развивающийся, как развертывающий свои определения в направлении более конкретного взаимоотношения его атрибутивных моментов, благодаря чему сам он (переход) вырабатывает и накапливает в себе предпосылки рефлексии как более высокой формы диалектического процесса, которая вырастает из него и снимает его в себе, возводя предмет на более высокую ступень развития – ступень реального бытия.

Приложение 4.