5.Британская стратегическая культура между европеизмом и атлантизмом на рубеже хх-ххі веков

Предмет статьи - эволюция британской стратегической культуры под влиянием поиска баланса между европеизмом и атлантизмом при формировании внешней политики лейбористских кабинетов Т.Блэра и Г.Брауна в период складывания новой моноцентричной системы международных отношений (МО) в последнем десятилетии ХХ и ее дальнейшей трансформации в начале ХХІ вв. Постановка вопроса о культуре в данном контексте вызвана тем, что - наряду с текущими интересами и идеологией - именно она во многом предопределяет стратегические ориентиры внешней политики и, в частности, мотивы и критерии выбора между европеизмом и атлантизмом.

Политический смысл атлантизма - не просто в признании Европой высокой меры общности интересов и цивилизационного наследия с США, но и ведущих места и роли США в связке с Европой. В этом смысле атлантизм отдает текущий политический приоритет США. Европеизм не отрицает союза с США и его значения, но текущий политический приоритет склонен в стабильных условиях отдавать интересам ЕС и входящих в него государств. В условиях высокой переплетенности и взаимозависимости капиталов, интересов, всех сторон жизни «антагонистические противоречия» между США и Европой вряд ли возможны, и колебания между европеизмом и атлантизмом - вопрос коньюнктуры текущих приоритетов каждого данного правительства.

Британская стратегическая культура (СК) вынужденно развернулась к атлантизму вскоре после окончания Второй мировой войны, когда стала очевидной необратимая утрата Великобританией неофициального титула «сверхдержавы»91, введенного в научный и политический оборот в 1944 г. Сделав ставку на «особые отношения» с США (в которых последние тогда были немало заинтересованы), Британия прочно встала на опору атлантизма, не ослабляя, разумеется, своего участия в делах Европы. СК страны, сформировавшаяся на опыте многовековой безопасности - следствия островного положения Великобритании, беспрецедентного по масштабам колониального господства, а также фактического лидерства (хотя этот термин тогда не использовался) Британии по отношению к ведущим европейским государствам, с конца 1940-х гг. начинает трудно и медленно, но перестраиваться сообразно новым британским, европейским и мировым реалиям. «Особые отношения» более чем на полвека стали для Британии способом балансирования между атлантизмом и европеизмом. Такое балансирование, в свою очередь, придавало весу Британии в евроатлантических отношениях совершенно особое, временами решающее качество.Понятие «стратегическая культура» появилось в западной политической науке еще в 70-х гг. ХХ в. и изначально использовалось применительно к анализу ядерной стратегии США, государств Запада и политики сдерживания Советского Союза. С течением времени понятие СК все чаще применяется в исследованиях проблем безопасности Западной Европы, а с 90-х гг. ХХ в. широко используется западными авторами при исследовании внешнеполитической и военно-политической деятельности государств и международных организаций и прежде всего ЕС92. Автор не ставит целью подробно проследить эволюцию британской стратегической культуры. Но обращение к этому фактору при анализе колебаний британской политики между атлантизмом и европеизмом представляется не только правомерным, но необходимым. Само понимание двух этих категорий, имеющих прежде всего ценностно-идеологическое содержание, неразрывно связано с СК и производно от нее.

В данной статье принято определение стратегической культуры, предложенное западным политологом Керри Лонгхерстом, который трактует СК как «особую массу мнений, предпочтений и обычаев, рассматривающих использование силы, которые сохраняются в коллективе (обычно нации) и появляются постепенно с течением времени через уникальный и растянутый исторический процесс. Стратегическая культура остается постоянной во времени, имеет тенденцию переживать эру своего первоначального появления, хотя это является не неизменной или статичной ее особенностью. Стратегическая культура формируется и подвержена влиянию образующих периодов и может меняться, как коренным образом, так и постепенно, в переломные моменты в коллективном опыте»93.

Несмотря на очевидные и многочисленные противоречия, в данном определении содержится рациональное зерно. Так, например, для Великобритании как островной, в прошлом колониальной и великой державы данное определение как нельзя лучше объясняет формирование устойчивых во времени имперских воззрений британской элиты на использование военной силы в колониях и места страны в европоцентричном мире, а также сохранение и использование накопленного ранее нацией коллективного имперского опыта при проведении внешней политики в условиях изменения места страны в мире под воздействием образующих периодов (две мировые войны; разрушение ялтинско-потсдамской системы международных отношений /МО/на рубеже 1990-х гг.).

Утверждение в британской СК понятий «европеизм» и «атлантизм», а также необходимость и значение поиска баланса европейского и атлантического направлений для формирования британской внешней политики совпали с окончанием Второй мировой войны и становлением ялтинско-потсдамской системы МО. Британская СК - к концу Второй мировой войны более развитая и оформленная по сравнению с СК других ведущих европейских стран благодаря уникальному имперскому опыту Соединенного Королевства - по сути диктовала стремление Великобритании к сохранению статуса и места великой державы в послевоенной системе МО в условиях складывавшегося противостояния США и СССР, а также возникновения принципиально нового явления в международной и европейской политике - появления здесь международных институтов и союзов для поддержание международной безопасности - таких, как ООН в мире и ЗЕС и НАТО в Западной Европе - организаций, значение которых неуклонно росло.

Первая послевоенная трансформация британской СК происходила под влиянием таких факторов, как итоги Второй мировой войны, принадлежность Великобритании к числу главных держав-победительниц, ее постоянное членство и право вето в Совете Безопасности ООН, а также изменениями в экономическом потенциале и политическом влиянии Великобритании в мире (со временем два последних фактора все более зависели от эффективности включения Британии в западноевропейские интеграционные связи). В 60-х гг. XX в. появился дополнительный фактор, служивший подтверждению еще не до конца утраченных сверхдержавных амбиций Великобритании - создание собственного британского потенциала ядерного сдерживания. Однако непомерно большие бюджетныерасходы на разработку и на техническое обслуживание ядерных боеголовок и средств их доставки, а также проведенная в 1971 г. девальвация фунта и изменение его роли в международных расчетах со временем заставили Великобританию умерить амбиции.

По мере сползания Британии от так и не состоявшегося для нее статуса сверхдержавы ключевым моментом британской политики стало закрепление союза с США как ведущим в экономическом и военно-политическом плане государством Запада. Формально союзнические отношения обеспечивались Североатлантическим договором, приверженность которому Великобритания неизменно подчеркивает. Но фактически Лондон нацеливался на нечто большее: положение привилегированного союзника США (в том числе в рамках НАТО), которое обеспечивало бы повышенные по сравнению с другими западноевропейскими странами возможности пользоваться ядерными гарантиями США и влиять на политику Вашингтона хотя бы в некоторых проблемах и ситуациях. Основу такого союза давали сохранившиеся со Второй мировой войны англо-американские «особые отношения» (содержанием которых были партнерство в области ядерных вооружений, а также система двусторонних консультаций по всем основным вопросам МО), историческая общность языка и культуры, а главное, наличие общего идеологического и потенциального военного противника - СССР.

Развитие многосторонних связей с западноевропейскими партнерами сыграло существенную роль в эволюции стратегической культуры: участие Великобритании в экономических и политических интеграционных процессах в рамках ЕЭС обеспечило ей не только экономические выгоды, постоянно высокий вес в европейских и мировых делах, но также способствовало эволюции представлений британского общества и элиты о своей стране и ее месте в мире. Так, исследователи британской внешней политики считают, что в период правления М.Тэтчер Британия преодолела свои традиционные островные стереотипы мышления и надежно «причалила к Европе»94. По мере участия страны в развитии интеграционных процессов в ЕЭС в 1970-х - начале 1990-х гг. статус Великобритании как одной из ведущих держав Запада и ее возможности как глобального игрока все более определялись развитием многосторонности и ролью в интеграционных процессах Западной Европы. Британские успехи на европейском направлении также способствовали сохранению и выстраиванию тесных контактов с США, а вместе с этим и укреплению атлантической составляющей СК и политики Великобритании. К моменту окончания «холодной войны» (1989) британская СК в полной мере вобрала, осмыслила и трансформировала в новые представления и цели все те изменения, которые произошли в 1945-1980-х гг. в мире, Европе, в самой Британии и ее международном положении. Таким образом, за период с конца 1940-х до завершения 1980-х гг. британская СК проделала сложную содержательную и политическую эволюцию. Начав с вынесенной из XIX в. имперскости и заявки на сверхдержавность, а затем вынужденной ставки на приоритетность атлантического направления внешней политики перед европейским, СК Великобритании в целом адекватно отреагировала на вызовы времени, признав, приняв и закрепив во внешней политике страны совершенно новое, интеграционное содержание европейского направления. СК Британии последней трети ХХ в. не поддалась навязывавшемуся ей с континента, в том числе из бывшего СССР, противопоставлению атлантизма и европеизма и сделала выбор в пользу их сочетания, не отказываясь при этом от возможности смещения приоритетов сообразно меняющимся обстановке, целям и задачам правящего кабинета. Тот факт, что основные сдвиги в СК пришлись на время правления консерваторов, существенно облегчил их принятие британской элитой. Лейбористы наследовали эти перемены.