15 Марта 1919 года в Граничный приехал связной от Щетинкина Павел Шпагин с приказом, в котором Северо – Латышскому отряду предписывалось прибыть в село Нагорново. На словах же Шпагин передал Скултану:

-Никакого принуждения. Являться только желающим. Указание Щетинкина.

Адольф Скултан распустил отряд по домам. А через два дня партизаны все как один явились к командиру. Состоялось собрание, на котором командир сказал своим бойцам:

-Идём на соединение с отрядом Щетинкина. Кто не хочет, может уйти домой. Таких в отряде не оказалось. Расставание с родными было трогательным. Собрали прощальный обед, пропустили по чарке, и командир взял в руки национальный музыкальный инструмент – цитру. Заиграла, заговорила она в его руках, подхватили все партизаны.

-Ну, пора, -встал Скултан.

Мало было обычных в таких случаях слёз. Уходящим давали наказ бить врага крепче.

-Строиться. В проходную колонну, становись! – застыли партизаны в плотном строю, крепче прижимая к себе оружие. Твёрдым шагом покидал Северо – Латышский отряд родные места. И пока не скрылся за поворотом дороги, махали на прощание родные и близкие. Опираясь на палку, опустив голову, стоял Эдвард Стыглиц. Он пришёл с войны без ноги Адольф наказал ему заряжать патроны, готовить боеприпасы для партизанской армии. Не знали тогда партизаны, что в последний раз видят односельчанина.

По прибытии в Нагорново, Северо – Латышской отряд был объединён с отрядом Ивана Лабецкого. Он стал его командиром, а Адольф Скултан его заместителем.

Когда Адольф находился у Лабецкого, дверь дома открылась и один из партизан крикнул:

-Адольф, скорей, беда! Из Граничного приехал нарочный и привёз страшное известие.

Не успели партизаны уйти из домов, как туда нагрянули каратели из Боготола и начали свирепствовать. Мстя Скултану, избили его мать, и она, не перенеся побоев, умерла. Яна Яковлевича Скултана и Эдварда Яковлевича Стыглиц беляки на куски изрубили саблями, а младшего брата Адольфа, Эрнеста, увезли. Так он и пропал без вести.

Пораженный страшной новостью, Скултан вышел на улицу, чтобы побыть одному, собраться с мыслями, пережить своё горе.

Со стороны Коробейникова и Красновки доносились пушечные выстрелы, пальба из винтовок и пулемётов. Там шли напряжённые бои. Скултану со своим отрядом предстояло вскоре тоже принять участие в них. Он знал, что может погибнуть, потерять товарищей, но намерения его были твёрдыми: битья до победы.

Во вражеском кольце

-Командиров к Щетинкину! – передавали партизаны один другому приказ связного Павла Шпагина. Вскоре Иван Лабецкий и Адольф Скултан, придерживая у бёдер шашки, заспешили у дому, в котором остановился Пётр Ефимович. Туда же прошли и остальные командиры, на ходу застёгивали шинели, полушубки, ватники.

-Все собрались?

-Щетинкин встал из-за стола. – Присаживайтесь. Я собрал вас, чтобы познакомить с обстановкой, которая складывается для нас очень неблагоприятно. Вражеское кольцо вокруг нас с каждым днём сжимается и сжимается.

Для собравшихся, да и для всех партизан это не было новостью. Они знали, что со стороны Большого Улуя на Бычки движется сильный отряд карателей, со стороны Олуги и Ладоги угрожает другой. Потерпев поражение в бою с партизанами Адольфа Скултана, он опять собрался с силами и только ждёт команды, чтобы ударить с тыла по партизанам. Дорога из Боготола на Бирилюссы оседлана белогвардейцами и контролируется арефьевской бандой. С левой стороны Чулым, правый берег которого в руках колчаковцев … От Ачинска на линию фронта Нагорново – Коробейниково прибывают и прибывают свежие силы противника. Линия железной дороги под контролем колчаковских бронепоездов.

-Вот такова обстановка. Похвастаться нечем, - закончил Пётр Ефимович.

-Беляки предлагали мне выслать в Большой Улуй человека для переговоров. Я отказался. Знаю, предложат сдаться. Не бывать этому! Мы дадим здесь бой, прорвём линию фронта и уйдём на соединение с армией Кравченко. А сейчас, товарищи, готовьте людей к бою. Можно разойтись.

Сани легко катились по мягкому снегу, лошади бодро бежали по дороге от Курбатова до Нагорново. Иногда они прядали ушами и вздрагивали, когда особенно слышно доносился грохот пушек. Белые вели артиллерийский обстрел партизанской линии фронта с Игинской горы. Франц Бондарь тогда тоже поглубже втягивал голову в плечи и с силой хлопал вожжами по крупам лошадей, погоняя их. Седок же посмеивался:

-Что, Франц, сердце в пятки уходит? А каково – то там, на передовой, твоим братьям Борису и Донату. Не трусь, хлопец, до нас не долетит.

-Да я, Пётр Ефимович не боюсь, но не привычно как-то.

-Ну ладно, ладно, верю. Гони-ка в Журавли.

Но среди дороги он вдруг командовал остановиться, вылезал из кошевы, вглядывался в местность, делал какие-то отметки на карте. В Журавлях Щетинкин заезжал обычно к Петру Правитель, но подолгу не задерживался. Выходил к повозке он уже совсем в другой одежде. По нескольку раз в день менял Пётр Ефимович свой наряд. А за кошевой Франца Бондаря метрах в 100-150 всегда следовала другая с двумя вооружёнными партизанами. Они головой отвечали за жизнь своего командира, оберегли его от всяких случайностей.

-А сейчас в Грязново, да побыстрей, -скомандовал Щетинкин, садясь в кошеву. Отдохнувшие лошади с места взяли крупной рысью, в такт их бегу покачивалась голова командира.

-Спит. И он измучился. Сколько уже дней так мотается по дорогам. Ни днём, ни ночью нет ему покоя, - размышлял Франц, понукая коней.

Не доезжая до Грязново с полкилометра, Щетинкин вздрогнул и открыл глаза.

-Не приехали ещё? Давай прямо к лазарету. В лазарете командира встретил Владимир Петрович Эршкис, медицинский фельдшер. Пётр Ефимович побеседовал с ранеными, которых было человек 30, вышел на крыльцо. Провожал его Эршкис.

-Ну, доктор, - обратился к нему Щетинкин,- готовь людей к отправке. Будем отступать. А сам как же, с нами или останешься?

-С вами, Пётр Ефимович, здесь мне беляки жизни не дадут. Да и вам без медика плохо, а я, какой ни есть, а врач.

-Ну, спасибо, Владимир Петрович, - потряс его руку Щетинкин.

В Грязново Пётр Ефимович дал указание командиру местного партизанского отряда держать наготове и приказал срочно везти его в Бычки.

Уставшие кони остановились у дома Ивана Мелешко, где жил Антон Лоцан. Там его встретил Иван Лебецкий и стал докладывать обстановку.

-Подожди, Иван. В избе поговорим. А ты, Франц, езжай домой, а завтра чуть свет будь здесь. Но близко к этому дому не подъезжай.

Сбросив с плеч тяжёлую доху в сенях, Пётр Ефимович прошёл в дом вслед за Лабецким. Поздоровавшись со всеми за руку, он пошёл к столу и сел на скамейку. Здесь он всегда чувствовал как дома, знал, что эти люди душой преданы ему и общему делу.

-Ну, комбат, давай выкладывай, как здесь у тебя,- обратился он к Лебецкому.

Внимательно слушал он командира о том, что бычковские ополченцы готовятся отразить натиск беляков. В конце деревни вырыли окопы, сделали укрепления.

-Пусть только сунуться колчаковцы, мы им здесь перцу подсыплем. Будем держаться до последнего.

-Все это хорошо, Иван. Но боя мы здесь принимать не будем. Не сегодня-завтра станем пробиваться сквозь линию фронта. И уходить из этих мест. Слишком уж не равны наши силы. Готовь своих людей. Пойдут только добровольцы, никакого принуждения. Оповести об этом своих партизан.

Видя, как сразу загрустил Лабецкий, Пётр Ефимович утешал его:

-Так надо, Ваня, сам должен понимать - не уйдём, значит, погубим отряд, людей. Но мы ещё вернёмся сюда, обязательно вернёмся и отомстим.

Ещё не успела разогреться заря на востоке, а Щетинкин был уже у Курбатово. С начала дня бой с колчаковцами разгорелся с новой силой. С Игинской горы белогвардейцы продолжали вести артиллерийский обстрел партизан. По всему фронту шла ожесточенная перестрелка. Иногда противник бросался в атаку, но потерпев неудачу, отходил на прежние позиции. Партизаны дрались мужественно, не считаясь с потерями. Пётр Ефимович переезжал с одного участка на другой, руководил боем, давал указания командирам на случай отступления. Он ждал подхода сил из Грязново, Бычков и других деревень, чтобы вместе идти на прорыв. Садясь в кошеву, он скрипнул зубами и с досадой бросил:

-Эх, пулемётов бы нам. С трещотками много не навоюешь. Но ничего, Франц; будут и у нас пулемёты, и оружие, и люди. Даже пушки будут. Дай только время. Гони на Курбатово.

Там шёл жаркий бой. Чувствуя своё превосходство, белогвардейцы предпринимали одну атаку за другой. Партизанам ничего не оставалось, как шаг за шагом отступать. Отстреливаться было нечем - не хватало оружия. Никодим Ластовский лежал на льду Чулыма и от бессильной ярости сжимал и разжимал кулаки. У него не было винтовки, и он ждал, когда кто – ни будь из партизан выйдет из стоя, чтобы взять у него оружие. Рядом отстреливались Борис и Донат Бондарь.

У Щетинкину на взмыленной лошади подъехал связной и, не вылезая из седла, доложил;

-Пётр Ефимович, бычковцы и грязновцы с лазаретом на подходе. Какие будут указания?

-Командира отряда ко мне. Быстро.

Связной умчался и через некоторое время вернулся с командиром отряда. Тот доложил Щетинкину о прибытии.

-Давай команду отступать, командир. Двигайтесь на Журавли. Понял? Действуй. А сам умчался в том же направлении.

Прозвучала по цепи команда отходить, партизаны начали покидать линию обороны. Прикрывать отступление вызвался Матвей Цибуль. Его младший брат Пётр, услышав об этом, бросился к нему:

-Матвей, что ты выдумал. Ведь убьют же тебя. А если в плен попадёшь? Что будет, что будет? Идём, Матвей. Идём вместе.

-Петя, браток, иди. Иди, а я останусь. Не бойся, в плен они меня не возьмут.

Он крепко прижал к груди брата, потом оттолкнул от себя и снова вести огонь по наступающим белогвардейцам.

Сдержал своё слово партизан Матвей Цибуль: сколько мог, он сдерживал продвижение врага, а когда белогвардейцы окружили его и уже намеривались взять его в плен, последнюю пулю пустил себе в сердце.

Недалеко ушёл от своего брата и Пётр Цибуль. Колчаковские разъезды, преследуя партизан, прорвались вперед и на пути их следования устраивали засады. В одной из таких перестрелок колчаковская пуля смертельно ранила его. Через несколько часов Пётр скончался.

Гремел бой и у Нагорново. Там стойко сдерживал натиск белоказаков, бывший Северо – Латышский отряд. Отличился в этом бою Адольф Скултан. Его заслон успешно отбивал атаки белогвардейцев. Остальные его бойцы были переброшены для защиты населённого пункта со стороны Курбатово, откуда подтягивал силы противник, пользуясь отступлением партизан.

На исходе дня 24 марта 1919 года Щетинкин через своих связных дал указание всем отрядам прибыть на сборный пункт в Нагорново, выделив для защиты заслон из добровольцев. Вечером было общее построение. Партизаны подсчитали свои потери, и командиры доложили Щетинкину результаты. Затем он выступил перед ними и сказал:

-Товарищи, мы славно дрались. Надолго запомнят беляки этот бой. Но, сами видите, наши силы истощились, и разбить противника мы не сможем. Остаётся один выход – отступать. Прорвать оборону противника и уйти на соединение с партизанской армией Кравченко в Степно – Баджейский уезд. Путь будет долгим, трудным. Кто не хочет идти - не настаиваю, не принуждаю. Воля ваша. Подумайте крепко. А сейчас идём на Журавли. Командиры, ведите свои отряды.

Изнурённые боем, голодные и подавленные шагали партизаны по дороге. Не было слышно смеха, шуток. Иногда над строем взметнётся разговор и быстро заглохнет. Все думали и переживали одно и то - же - идти или не идти в чужие края. Деловитые хуторяне думали по-своему: «Тайга - матушка укроет нас, сохранит, а там, даст бог, и потише будет. Полютуют колчаковцы и уйдут, да и они не звери. Не будут же убивать безоружных.»

Те, кто были ближе к партизанам, кто на себе и своих близких испытал жестокость карателей, и мысли не допускали о том, чтобы остаться дома, покориться колчаковцам. Так, бывший Северо – Латышский отряд полностью решил идти со Щетинкиным. Ещё свежи были в их памяти смерть матери Адольфа Скултана и его брата Эрнеста, Эдварда Стыглицина и Яна Скултана.

В Журавлях Щетинкин снова построил партизан и опять говорил о том же:

-Кто хочет идти с нами - идите, кто не хочет-не держим. Отряд Щетинкина заметно поредел. Видимо, низко ещё было сознание у отдельных партизан. Они готовы были защищаться только вблизи своих деревень и хуторов, но мысли не допускали о том, что в любом месте они защищали бы от колчаковцев Советскую власть, свои очаги, семьи и самих себя.

Крадучись по обочинам, разбрелись бывшие партизаны по своим хуторам и заимкам в надежде на авось, на милость колчаковцев.

Почти всю ночь с 24 на 25 марта командиры отрядов провели на совещании у Щетинкина, обсуждая план прорыва колчаковской линии фронта. Решено это было сделать у Коробейниково, перейти линию железной дороги у станции Критово и дальше двигаться по тайге.

-Командиры должны быть в цепи наступающих, подавать личный пример, -закончил Пётр Ефимович.

-А сейчас отдыхать. День будет трудный.

Белогвардейцы тем временем закрепились в Коробейниково и не ожидали наступления партизан. Они выставили слабые заслоны и изредка высылали разъезды. Остальные отдыхали, рыскали по деревне в поисках самогона и продуктов. Обо всем этом Щетинкину донесла разведка, в которую ходил Иван Мартынович Вильцае. Этим-то и решил, воспользовался Щетинкин.

На подступах к Коробейниково Пётр Ефимович дал сигнал развернуться в цепь. Глубокий, рыхлый снег сдеоживал движение партизан, но все-таки они ходко продвигались вперед пока незаметными. Левый фланг наступающих вырвался вперёд и снял посты белогвардейцев. После этого они всполошились, и организовали отпор. Под пулемётным огнём правый фланг партизан вынужден был завлечь и занять оборону. Обстановка складывалась не в пользу партизан. Выручил друзей отряд №5 под командованием Ивана Лабецкого. Адольфу Скултану и Павлу Шпагину пришлось наступать прямо на дороге. Услышав стрельбу на правом фланге и оценив создавшуюся обстановку, они рванули вперёд, и сами не заметили, как проскочили к центру села. У высокого дощатого забора замедлили шаг, поняв, что увлеклись и не заметили, как оторвались от своих. В это время из ворот дома стали выбегать белогвардейцы. Они заметили партизан, но те не дали им опомниться и с криком «Руки вверх» бросились на них. От неожиданности те растерялись и побросали оружие. А над селом уже гремело партизанское «ура». Ошеломлённые белогвардейцы подняли сначала во дворе беспорядочную пальбу, а затем с поднятыми руками вышли на улицу. Шпагин и Скултан разоружили вдвоём 30 колчаковцев. Когда те опомнились и поняли, что их провели, предпринимать что-либо было уже поздно. По улице катилась цепь партизан. Всего в этом бою-щетинкинцы захватили в плен 60 человек, оружие, боеприпасы.

Отдохнув и запасшись продуктами, партизаны продолжали свой путь и вскоре вышли к линии железной дороги. Разведка донесла, что на станции Критово стоит белогвардейский бронепоезд и пройти там трудно. Щетинкин подозвал к себе Лабецкого:

-Вот что, Иван, на пролом ничего не выйдет. Надо взять хитростью. Поручаю это сделать тебе. Слушай и запоминай.

Через некоторое время два отряда под командой Лабецкого покинули лагерь и двинулись вдоль железной дороги в сторону Ачинска. Спустя несколько часов, оттуда стала доноситься яростная стрельба и звук трещоток, он был похож на стук пулемётов. В лагерь снова прибежали разведчики и доложили, что колчаковцы заслышав стрельбу, на бронепоезде укатили под Ачинск.

-Клюнули, - довольно произнёс Щетинкин.- Давайте команду готовиться к походу.

Через полчаса колонна тронулась к станции, а там беспрепятственно перешла на линию железной дороги и ушла лесами. А из бронепоезда поливали свинцом ближайшие кусты, думали, что там притаились главные силы партизан.

Вскоре основное ядро догнало отряд Лабецкого. Он доложил командиру, что задуманная операция удалась на славу, колчаковцы остались в дураках.

Под покровом наступающей ночи партизаны покинули пределы Ачинского уезда. Впереди лежал многокилометровый путь. А над теми местами, которые покинули они, медленно и грозно сгущались чёрные тучи. Сгущались и над головами оставшихся партизан и их семьями. Лавиной катились по родным местам колчаковские банды, неся с собой кровь и слёзы простых людей. Начинался колчаковский разгул.