Падение династии Чосон.

Первое близкое знакомство Кореи с Западом произошло в 17 веке, когда в северных районах страны появились европейские католические миссионеры. Распространяемые ими мифические сведения о спасителе, вначале принимались как некое необходимое предисловие к западной науке, о которой сообщало течение новаторов, силхак – школы реальных наук. В трепетном предвкушении интересного курса лекций, подразумевающих именно науки, излагаемое миссионерами, так и назвали сохак – западные науки. Вскоре однако, выяснилось что к чему, но любопытство не угасло и семена христианства кинутые в почву, где имели право на существование разные мнения, не пропали даром. Речь, как-никак, шла о потустороннем бытие, области малоизвестной и до сего момента фактически не интересовавшей корейцев. Прагматичные чосонцы, не ведавшие о возможности бронирования комфортабельных номеров на тот период, когда казалось бы отпадает всякая нужда в удобствах, очень заинтересовались предложением. К тому же, подобные заботы мало отражались на привычках и убеждениях, сопряженных с реальной повседневной жизнью. Положение, сохраняет силу до сих пор. Обилие строений увенчанных крестами, создающих заблуждение иных туристов о всеобщей озабоченности вопросами метафизики и спасения души, не должно вводить в заблуждение. Явное превышение храмов душевой потребности, стало итогом негласного соревнования-состязания между обуянными гордыней жителями районов и произошло, видимо, в отсутствие Бога, не одобряющего сей тяжкий грех.

В веротерпимой обстановке Чосона, исторически не помнящей конфликтов, связанных с убеждениями, это событие не могло привести к гонениям, но в дело вмешались политики, усмотревшие в подвижничестве западных миссионеров, далеко небезобидные намерения. Учитывая предрасположенность христианства к тенденции «вера, монарх и отечество», «Цель оправдывает средства», то есть распространению влияния своих государств, опасения были не лишены почвы. В 1801 и 1839 годах по распоряжению верховной власти провели карательные мероприятия по искоренению потенциально опасных всходов. В последнем событии вместе с новообращенными, казни подверглись и миссионеры, пострадавшие за чисто земные интересы, связанные с подготовкой плацдарма в этой жизни.

Католикам вновь удалось обрести свободу и право отправлять потребности лишь в 1863 году с приходом нового короля и падением режима узурпаторов. Главную заслугу в становлении нового политического курса страны, история отводит родственнику юного монарха Тевонгуну, ставшему при нем опекуном-соправителем. Считая своим долгом способствовать укреплению государства, он удалил со двора прежнее скомпрометировавшее себя окружение. По инициативе Тевонгуна начались преобразования, повлекшие ликвидацию отдельных старых структур администрации и создание новых. Свежие штаты правительства формировались с упором на личные достоинства и способности претендентов. Надо отдать должное, он не взирал, на знатность происхождения или оппозиционную принадлежность. Главным критерием назначения становилась репутация и деловые качества.

Впервые за много лет, Тевонгун провел ревизию местных органов власти и изгнал тех, кто использовал систему государственной власти в корыстных целях. Приложил он усилия и для ломки сложившейся схемы землевладения и перераспределения земельных участков с перекладыванием налогового бремени на тех, кому до этого удавалось избежать их. Дополнительно расширялась возможность исполнения самих налоговых обязательств, продукцией местного производства, включая товары подсобных промыслов. Считая непомерным для государства наличие многочисленных льготников, провели сокращение списка учебных заведений, пользующихся такими правами, до 40, остальные совоны, коих насчитывалось более 600, лишались привилегий. Уделил он внимание и армии, отменив расплывчатую схему высшего военного руководства и выделив его в отдельное ведомство. В числе распоряжений, вызвавших неоднозначную реакцию общества, следует отнести его указ по восстановлению Кенбоккуна – комплекса зданий, входивших в королевскую резиденцию и сожженную японцами во время Имчжинской войны. Невзирая на сложное финансовое положение, исходя из соображений возвышения авторитета монархии, он все же настоял на своем решении. В целом же его реформы расцениваются историками, как недостаточные и непоследовательные.

Тевонгун также известен своим указом, вводящим режим закрытости, но чтобы понять мотивы потребуется связный, объективный обзор жизни государства в единстве с внутренними и внешними обстоятельствами, характеризующими положение страны на тот момент истории.

Государство Чосон имело свои, уникальные обстоятельства, вытекающие из предыдущей истории взаимоотношений с маньчжурской династией Чон. Страна не могла, подобно Японии, опираться на стратегически выгодное географическое положение, и вынуждена была в своей политике оглядываться на мнение старого и нового соседа по материку. Чосон входила в геополитическую сферу Китайской империи Чон и отношения, не регулируемые статьями официального документа, подразумевали молчаливое признание верховенства Срединного государства. Такой статус сложился с приходом маньчжурской династии и речь в данном случае не идет о некоем удушливом господстве, унижавшем достоинство чосонцев, или обременительных вассальных обязанностях, потому что, не было ни того, ни другого. Это подтверждает и постоянные контакты-общения, дружественные связи между просвещёнными людьми Китая и Кореи. Установившиеся между странами отношения больше напоминали очерченные конфуцианством правила этикета между старшим и младшим братьями. Скрепляемые общим историческим единством мировоззренческой культуры, не отягощенные тяжкими воспоминаниями, они действительно таковыми и являлись. Самобытное существование не нарушалось империей Чон и Чосон не чувствовала неудобства от этих связей.

Унесенное течением времени, не допускает сослагательных вариантов, но можно предположить, что если бы выдержал Китай испытания 19 века, то вероятно и Чосону удалось бы сохранить свое самодостаточное бытие. К сожалению, достигшая преклонного возраста Китайская империя, накопила немало разъедающих ее внутренних болезней. Напоказ демонстрируя слабость, теряя ориентиры и приоритеты, она не смогла адекватно реагировать на требования времени. И не устояв под натиском череды потрясений, в конечном счете, рухнула. Происшествия, спровоцированные западными державами Англией, Францией, Германией, США, обрушили устои не только Китайской империи, но и привели к глобальным подвижкам, изменившим течение жизни всего человечества. Эпоха, отличавшаяся беспрецедентными событиями, в историческом освещении была выделена в отдельную самостоятельную главу, прозванную империализмом. Старт эпохи империализма обычно передвигают к рубежу веков, связывая с событиями Американо-Испанской, Англо-бурской и Русско-Японской войн. Но более точным, будет все же начать отсчет времени с момента возникновения неприглядных военных конфликтов по поводу ввоза и продажи опия Англией в пределы Китайского государства в начале 40-х годов 19 века.

Проблема потянулась с 17 века, когда торговцы Англии, Голландии постоянно приобретая, получившие признание, ставшие насущной необходимостью китайские товары, не могли ничего стоящего предложить взамен. Для компенсации возникшего дефицита торгового баланса и приостановления одностороннего течения золотого и серебряного потока, они приступили к массовому ввозу и продаже опия из Индии. Данный продукт там производился с незапамятных времен и употреблялся в качестве лекарства против малярии и прочих тропических недомоганий.

Ост-Индская, англо-голландская компания, с присущей ей безграничной предприимчивостью, наладила производство и поставку опия в масштабах, которые не снились ни одному наркокартелю. Десятки тысяч тонн наркотического вещества, ежегодно стали завозиться в пределы Китая. К прибыльному бизнесу поспешили подключиться португальцы, французы и другие «цивилизованные» народы. Опий был дополнен табаком, в чем, по слухам, заслуга принадлежит португальцам. Они же, говорят, распространили ноу-хау – употреблять опий в курительной трубке. Внимая букету негативных последствий, затрагивающих все стороны жизни государства, китайское правительство в 1792 году ввело запрет на ввоз опия. Но беспринципные торгаши, полностью игнорируя указ, продолжили контрабандный ввоз зелья, чему успешно содействовал и резкий рост численности наркоманов. В 1838 году, истощив терпение, китайское руководство переходит к решительным мерам и вынуждает стоящие в Кантоне на внутреннем рейде суда англичан, расстаться с грузом опия и проводит его уничтожение. Попытка прикрыть наркотрафик, явилась прелюдией всех остальных событий, ставших отражением вызревших империалистических амбиций. Военные действия, развязанные в 1840 и 1842 годах под знаменем «Даешь свободу опию!» и последующие беспрерывная эскалация агрессии преследуют цель уничтожения китайского государства. Все подчиненно стремлению обратить огромную лакомую страну в колониальный придаток Запада.

Начавшаяся военная кампания Англии, Франции и других держав, практически не прерывалась, и в 1857 году вылилась в оккупацию Кантона и грабительский поход на Пекин. Не имея возможности противостоять столь дружному натиску, Китай признает свое поражение и в июне 1858 года недалеко от столицы в г. Теньцзине, соглашается на все условия договора. По нему Китай обязывался в дополнении к 5 портам, открытым по итогам опиумной войны, распахнуть ворота всех других важнейших портов, включая островов Тайвань и Хайнань.

Созерцая предсмертную агонию, некогда могучей империи, не сомневаясь в законном праве на свою долю, в процесс дележа стали вмешиваться, пользуясь случаем, и хищники помельче. Так, в самый разгар этих событий Российская империя навязывает Китаю в 1858 году Айгуньский и в 1860 году Пекинский договора, по которым в ее собственность перешли земли Приамурья и Уссурийского края до корейской границы. Любопытно, что река Амур при этом не рассматривалась, как пограничная река. Граница устанавливалась не по фарватеру, а по правому берегу и граждане Китая фактически лишались юридических прав водопользования. Подобного прецедента еще не было в мировой практике. Он предопределил многочисленные советско-китайские конфликты, включая трагические события 1969 года, чуть было, к осени после столкновений в районе Семипалатинской области, не спровоцировавшие развязывание атомной войны. Вполне очевидно, что душу царских чиновников, переполняли не только верноподданнические порывы, но и чувства высокомерия и презрения к китайскому народу. Подтверждением чему, служат эпизоды изгнания китайского населения в начале девятисотых годов в Приамурье. Многие китайские земледельцы вместе с семьями были просто загнанны и утоплены в водах Амура. Использование удачных стечений обстоятельств позволило России добавить к обретениям земли в районе Синьцзяна в Средней Азии и отторгнуть территорию Внешней Монголии в 1881 году. Негативную роль, при этом сыграла привычка китайских политиков рассматривать соседей снисходительно, как в прошлом гуннов, монголов, киданей, маньчжуров, только с позиции обретённого потенциала культуры, без учёта военных возможностей, в чём конфуцианство, отводившее военной профессии не самое умное место, сыграло негативную роль. Российское самодержавие было причислено к варварам ещё по Кяхтинскому договору 1727г, когда российским судам запретили заход в открытый для стран Европы порт Кантона.

Не многим отличались укоренившиеся предубеждения Китайской империи и относительно Японии. Между тем страна стремительно накачивала экономические и военные мышцы. Уверенно осваивая технические новшества, она вставала на равных в ряд передовых империалистических держав. Отношения между Японией и Китаем портились с той же быстротой, и резко ухудшившись, после захвата острова Окинава в 1879 году, обострились пререканиями по корейскому вопросу. В итоге они выплеснулись в 1894 году в военный конфликт, закончившийся унизительным поражением дремлющей китайской империи. Эта война укрепила веру Японии в готовности к приключениям достойным самурая и стала поворотным пунктом в ее судьбе.

Принятые Китаем Теньцзиньские обязательства, не остановили продвижение англо-французских войск и не предотвратили захват Пекина в 1860 году. Событие прославилось тем, что в распоряжении мародеров оказалась резиденция китайских императоров – Запретный (Закрытый) город, представляющий уникальное и бесценное сокровище китайской и мировой культуры. Неисчислимые богатства, собиравшиеся веками, подверглись безудержному разграблению и растаскиванию. Банальные способы разбоя и кражи, вознесённые в нормы цивилизованных правил, позволили, в мгновение ока, сделать его участников сказочными нуворишами. Ограбление века не завершилось только воровством, в пламени возникшего пожара пострадал весь Запретный город. Участники бесчинств, французской национальности, могли в пламени, наблюдать знакомые элементы архитектуры стиля барокко. Это был дворец, возведенный по указу великого государя Конюнче, в знак установления добрых связей с Францией в 17 веке. Пожар, говорят, был инициирован английским посланником, пожелавшим таким оригинальным способом сломить сопротивление императора. Нравы той эпохи очень выразительно иллюстрирует момент душевного поздравления американским послом английского военачальника, во время рождественского грабежа Кантона в 1858 году. В них звучат пожелания успеха в разбойничьем промысле.

Внешние вторжения полностью дестабилизировали равновесие китайской империи и спровоцировали ряд восстаний. Разномастные организаторы, преследовали широкий спектр целей, включая и авантюрные, хотя во всеуслышание предпочитали провозглашать, ставшие популярными, антиколонизаторские. Раздираемый со всех сторон Китай, пребывал еще только в самом начале невыносимо длинного и мучительного пути, оглядывая который удивляет сам факт сохранения государственности.

Вынужденные территориальные потери Китая, подвели к границам Чосона Российскую империю, тоже не скрывавшую дальнейших экспансионистских намерений, чему противились Западные державы. Новые события, обращали Корейский полуостров в арену соперничества целого ряда государств. К ним вскоре присоединилась Япония, лелеявшая свои планы по мере роста экономического могущества.

Внутри корейского государства, наличествовала обстановка отнюдь не сравнимая с эпохой позднего средневековья и феодализма, как об этом безосновательно пытаются убедить иные «знатоки», в попытке оправдать прошлую неблаговидную политику своей страны. Подобному легкомысленному определению, не соответствовало обилие грамотного народа, условность сословного ограничения, система землепользования, устройство государственного механизма, степень сложившихся представлений о личности и много других, не отмечаемых параметров. Не отвечала формулировке и арендная система земледелия, наличие частных предприятий, независимая система образования, многочисленность специалистов-разночинцев. Заставляет не согласиться с этим и уровень общественного мнения, свидетельствующий о высокой политической активности народа. Всё это взросло благодаря достоинствам философии конфуцианства, неизменно, во все времена, сеявшей вечные идеи гуманизма, добра, справедливости, общественной гармонии. Будет заблуждением примыкать к мнению некоторых, причисляющих учение к средневековью, а ее носителей огульно к сторонникам консервативных феодальных порядков. Конфуцианство, как философия общественного благоустройства никогда не содержала тезисов нетерпимости и принижения человека. Учение не отводило ему роль некоего винтика или раба, схожих с теми, которые провозглашались в христианстве, идеях Гегеля и Ницше, лёгших в основу коммунистических, националистических верований. В нём отсутствовала персона мессии, жреца, священника или проповедника. Каноны учения не противоречили самым жёстким требованиям демократического образования. Доказательством тому служат десятки обычных школ, существующих ныне в развитых странах Запада, в коих дети в 21 веке буднично усваивают уроки «учителя десяти тысяч поколений».

Правительство Чосона во главе с Тевонгуном, не могло в своих решениях пренебрегать составляющими, из коих складывались обстоятельства. Оно не могло упустить из виду экономическую и военную слабость, неподготовленность к открытому противостоянию, способному привести к катастрофическим последствиям. Отсюда следует попытка ограничения внешнего влияния, выходящая, как показало время, за пределы возможностей. Например, та же благосклонность в отношении католических миссионеров привела к формированию ими независимых организаций, озабоченных далеко не богоугодными деяниями. Желая оградить страну от нежелательных последствий, руководство принимает жесткие меры. Как и следовало ожидать, крест в тот же миг обернулся мечом. Сбежавший патер Ридел донес о событиях, и вскоре прибыла французская эскадра во главе с адмиралом Розеном с требованием немедля распахнуть двери Чосона. Для пущей убедительности высаживается десант. Войска, направленные правительством, пресекли марш десантников в 1866 году и с Францией на некоторое время отношения отрегулировались. Но свежие события продолжали нанизываться подобно бусам на нитку. В 1868 году некий германский торгаш, получив отказ в эксклюзивных правах на торговлю, счел нужным в отместку совершить надругательство над могилой отца правящего короля. Надо отдать должное; делец неплохо разбирался в конфуцианских тонкостях Кореи и знал, как нанести наиболее чувствительное оскорбление.

В 19 и начале 20 века под словом «цивилизация» подразумевалась «продвинутость и элитная принадлежность» к западной культуре. Техническое превосходство располагало к безапелляционной самоуверенности, что любой варварский поступок оправдан издержками распространяемого светоча цивилизации. Разнузданные преступления в отношении других народов, объяснялись необходимостью приобщения к цивилизации. Сами цивилизаторы, имея смутные представления о нормах этики, не сомневались в своей избранности, все дозволенном праве носителей прогресса. Превратно понятые законы эволюции оправдывали подобные поступки. Вершиной такого мировоззрения, стали тоталитарные государства. Мировая война, развязанная «цивилизованными народами», ошеломила их уровнем достигнутой цивилизованности.

С того времени, слово «цивилизация», введенное некогда французскими философами для обозначения «идеального общества» обрело изменения. Оно стало применяться для обозначения контуров любого социума, при изучении вопросов связанных с временными, культурными, климатическими и территориальными координатами народа, этноса. Ныне в слово вкладывается более глубокий смысл, а в старом значении его обычно используют лишь политики и журналисты ограниченные незнанием или своими спекулятивными представлениями.

Знакомство чосонцев с «цивилизованными» достижениями Америки состоялось в 1866 году, когда в устье реки Тедонган вошел корабль «Генерал Шерман» с требованием установления торговых отношений. В ожидании ответа, команда решила не терять времени даром и приступила к грабежу окрестных населенных пунктов. Первое знакомство в итоге быстро переросло в противостояние и судно погибло. Считая долгом преподать необходимый урок за холодный приём, в 1871 году командующий Азиатской эскадрой адмирал Роджерс приводит пять кораблей в устье реки Ханган. Высаженный десант терпит поражение, и эскадра покидает берега Кореи до лучших времен. Череда аналогичных происшествий не располагала к благодушию и умиротворенности. Она не способствовала налаживанию отношений с западным миром, вела к брожению и укреплению позиции сторонников изоляции страны.

Считая необходимым оградить страну от постороннего вмешательства, Тевонгун издает указ, ужесточающий пограничный режим. В документе предписывается запрет контактов с пришельцами и пресечение внешнего проникновения. Не выполнение распоряжения приравнивается к измене, а любые переговоры с попытками продажи государственных интересов. Документ не вводил, как это может показаться, некий режим чрезвычайной ситуации, но убедительно декларировал смещение политических акцентов. В правительстве верх взяли те, кто надеялся на привычную, по старинке, постепенную развязку проблемы и естественный медленный переход в новое качество, без постороннего присутствия. Чтобы осмыслить эту противоречивую ситуацию нужно понять, что в привычном распространенном представлении и обличии, консерваторы в Чосон отсутствовали. Все происходило из неприятия по опыту первых встреч, внешних проявлений культуры чужеземцев. Подобно тому, как европейца потрясал нагой облик жителей, отсутствие ложек, вилок других столовых принадлежностей, где-нибудь на островах Полинезии, так и чосонцев удивляла бестактность, бесцеремонность и прочая дикость европейцев. Не нужно забывать, что Чосон почти 500 лет пребывал в ауре этико-философского конфуцианского учения и все отношения строились на правилах учтивости, этикета, церемоний, где простая вежливость и деликатность были только видимой частью айсберга. Причина проистекала из разницы мышления. Запад не устанавливал пределы «человечности», вне которых терялся смысл жизни. Философии Дальнего Востока не были столь снисходительны. Момент дает ключ к осмыслению того, что подразумевал Р. Киплинг под загадочной фразой о том, что Восток никогда не сойдется с Западом. Впрочем, вектор направленности смущал в ту эпоху и самих европейцев, что нашло отражение в трудах З. Фрейда, посвятившему уйму времени на прояснение вопроса, мучающего мыслителей и сегодня: какая субстанция в человеке, всё же, преобладает, скотская или человеческая?

Несмотря на различие отправных пунктов идей, до 18 века, европейские мыслители в большинстве своём, склонялись к понятному общечеловеческому восприятию мира и философского наследия Востока. В их оценке преобладали любопытство, восхищение, уважение и они свидетельствуют о том, что учение Конфуция не могло не отразиться в идеях известных философов эпохи Просвещения. Но положение меняется вместе с успехами в становлении капиталистических отношений. Технический прогресс внёс перемены в сознание. События, несомненно, отражают тот самый момент, о котором говорят, что жизнь тоже диктует мировоззрение. И 19 век породил множество разнообразных течений в философии пессимистических и оптимистических. Они претендовали на любой вкус, на статус абсолютной истины, как для отдельно взятой личности (Шопенгауэр, Ницше), так и для общества (Гегель, Маркс), хотя в этическом плане, не имели гармоничного наполнения. Новые времена, отражавшие более благополучное бытие Запада, привели к снижению этической планки, по сравнению с эпохой Просвещения, и к дискредитации конфуцианских ценностей. По мысли того же М, Вебера технический прогресс зависел от сознательного обеспечения и Восток со своими отсталыми идеями явно не имел шансов на благополучный исход.

Правительственный указ Тевонгуна, подобно многим другим призывам, ничего не доказывал и не решал. На что аргументировано, указывают и оппоненты, понимающие масштаб развернувшихся событий и осознающие, что время на исходе. Чосон никогда не представляла, как это многим представляется, неподвижно застывшую под прессом фундаментальных идей страну. Подобной монументальности противоречила сама суть учения, сложившегося в форме сплава разных мнений, полагающегося на рациональную связь с внешним миром. Ставя своей целью общественную гармонию, создание взвешенных социальных отношений в государстве, оно все время пребывало в поиске. Процесс получил отчетливую направленность с 1725 года со становлением новых рыночных отношений и нарастанием конфликтной ситуации в обществе. Возникшие на основе философии конфуцианства течения, отстаивали необходимость исправления некоторых сложившихся государственных устоев, как несоответствующих реалиям жизни. Благодаря наличию большого числа просвещенных людей, разбиравшихся в истории и тонкостях философского наследия Востока, в Чосоне не испытывалось дефицита в теоретических предложениях. Образованные люди, к тому же, не понаслышке были знакомы с достижениями Запада в области естественных наук. Вовлекая в свой круг заинтересованных, они объясняли необходимость, актуальность усвоения западных новшеств. Весьма интересно заметить, что при этом они, уже тогда, не заблуждались по поводу этического, морально-нравственного состояния представителей этих стран и оценивали их как варваров, имеющих смутное представление о человеческих обязанностях, долге, учтивости. Начиная с 18 века, они прямо говорили, что у варваров есть такие-то технические достижения и стоит перенять их. Такому убеждению помогли укрепиться наглядные события Опиумных войн. Чосонцы, соглашаясь с превосходством в области естественных наук и технике, не сомневались в преимуществе своей культуры. Учитывая, что нормы этики во всем диапазоне и ныне соответствуют требованиям межличностного общения в обществе, не противоречат, не мешают успешному вхождению в глобальный мир человечества, они, нужно признаться, не ошибались. Доказывает это и нынешний необычайно высокий интерес мира к культуре Востока.

Дабы было убедительнее, вспомним, что если Восток в принципе не подвергал переоценке свои этико-культурные накопления, то Западные философские и религиозные воззрения все время дрейфовали и менялись сообразно обстоятельствам. Нынешние межличностные правила, взгляды общества, включая религиозных организаций стран Запада, стали результатом трансформации и итогом двух мировых войн. Они взросли, будучи политы кровью, примерно, 150 млн. европейцев. Определение представителей европейских держав как варваров, не знакомых с правилами достойного человека поведения, на тот момент, в общем-то, соответствовало истине, учитывая колониальные мотивы поведения. Разве не есть демонстрация дикости обнажённость инстинктов-желаний, непредусмотрительность, несдержанность и несокрушимая, без оглядки, уверенность в своей правоте, навязывание своего мнения? Человека разумного от варвара отличает тактичность, умение прислушиваться, предусмотрительность, способность задумываться и признание пределов своей компетентности. Конфуцианская этика, считая приоритетной сохранение гармонии, требовала не выпячивания своей персоны, а уступчивости, затенения своих достоинств.

Сторонники сложившейся уже к середине 19 века прогрессивной партии стояли на позициях подразумевавших восприятие технических новшеств и естественных наук. На этой основе, мыслители Чосона предполагали создание нового государства, способного сбалансировать интересы всех слоев общества. Их размышления были привязаны к действительности и строились на знании негативного китайского опыта общения с Западом. Известный представитель прогрессивной партии Пак Гюсу в 1872 году вернувшись из поездки в Китай, где имел продолжительные неформальные беседы с политиками и общественными деятелями, активно включился в работу по разъяснению критичности обстановки и необходимости единства и согласованности. Только при таком раскладе страна может сохранить суверенитет, подчеркивал он, хотя, учитывая политическое положение Китая, это было маловероятно. Деятелей прогрессивной партии поддерживали различные слои общества, включая буддистских наставников и конфуцианских ученых. Уход Тевонгуна в отставку в 1872 году во многом явился отражением этих обострённых дискуссий в обществе.

Корейскому обществу, привыкшему веками исходить из убедительных умозаключений, в пиковый момент истории явно недоставало военной собранности. Высокая политическая активность общества, отражаясь на широте, массовости обсуждения задач перестройки, путей перестройки, методов перестройки, в целом имела мало практических достижений в экономической и оборонной сфере. Укоренившая традиция поклонения «кисти и туши», знаниям и учености, располагая к плюрализму, для успеха требовало время, но его то, как раз и не было. Все происходило в соответствии с тем странным природным феноменом, когда в экстремальной ситуации преимущество не всегда зависит от ума.

Очень скоро Чосону пришлось убедиться, как в упущениях времени, так и бесплодности прений. В 1875 году по примеру западных держав, Япония прибегает к «политике канонерок» и направляет к берегам провинции Канвондо эскадру из 6 кораблей с требованием открытия портов и установления торговых связей. Вопросы коммерции не были для нее насущной проблемой: держа в уме планы по экспансии Чосона, она спешила застолбить сферу будущих интересов и продемонстрировать перед конкурентами свое намерение. Руководство Чосона, не обладая возможностями для отпора, вынужденно подписывает договор, по которому японцы приобрели право беспрепятственного посещения портов Пусан, Инчхон и Вонсан. Договор послужил питательным дождем, после которого стремительно, как грибы, в Чосоне стали возникать разнообразные неконтролируемые представительства соседей.

В 1880 году в Пусанский порт на якорь становятся суда США, ведомые адмиралом Шуфельдом, с предложением установления межгосударственных связей. После долгих размышлений дается согласие и в 1882 году подписывается договор, устанавливающий дипломатические отношения. Причиной, послужившей скорой перемене и не совсем вдумчивому рассмотрению неравноправного договора, послужила все более назойливая политика Российской империи, не скрывавшей своих планов экспансии.

За Америкой последовало установление дипломатических отношений с Германией, Англией, Францией, Нидерландами. При ратификации договора с Англией, Чосон, зная на примере Китая, о нездоровой наркотической склонности британских дельцов, потребовала исключить опий из товарооборота. Понятное, казалось бы, здравое желание, вызвало волну неудовольствия и повлекло задержку ратификации договора почти на год. В 1884 году происходит подписание договора, устанавливающего дипломатические отношения с Российской империей, в 1886 году с Бельгией, Австрией, Данией. Ратификация череды документов, навязывающих «дружественные» отношения с империалистическими хищниками, не скрывающими колонизаторских намерений, не принесло ничего хорошего, и не сулило добра и в будущем. Страну наводнила разномастная публика, имевшая совсем не туристический интерес к «Стране утренней свежести», с манерами, далекими от требований конфуцианского этикета.

Разблокирование режима изоляции подвигло на ускорение процесса реформирования. В 1881 году произошла реорганизация правительства, приблизившая структуру администрации к современным аналогам. В образовавшихся 12 министерствах акцентировали основные вопросы, включая оборону, связь, торговлю, науки, кораблестроение, образование и т.д. Направленные правительством делегации и посланники целенаправленно изучали Американский, Европейский и особенно Японский опыт в области образования, подготовки специалистов, организации промышленных предприятий, технологических процессов и военного дела. В Чосоне предприняли первые практические шаги по формированию армии нового типа. В этот же период распоряжением правительства с целью пропаганды новшеств образуется информационный орган и начинается выпуск массовой прессы.

Между тем обстановка внутри и вокруг страны продолжала сохранять напряженность, Чосон оставался объектом политических интриг. Еще в 1880 году посланник правительства Ким Хунчин привез из Японии любопытную книжечку, где было прописано, что дабы уберечь японские интересы в Корее и оградить их от российских колониальных планов, следует активизировать дипломатические связи Японии с США и Китаем. Книга свидетельствовала о незатихающем влечении к Чосону и лишний раз убеждала в необходимости ускорения модернизации. Желая подчеркнуть важность задачи, король счел нужным ознакомить с содержанием оппонентов.

В руководстве отчетливо осознавали, что любое происшествие может быть использовано, как повод для вмешательства. Что и случилось в 1882 году после стихийного выступления военнослужащих старых формирований. Причиной стало неудовлетворительное снабжение и систематическая задержка жалования. Событие само по себе не отличалось ни масштабностью, ни продолжительностью, но, как и следовало ожидать, послужило поводом для высадки в Сеуле японских морских и сухопутных частей под предлогом защиты резидентов. Китайское руководство, усмотрев в неуклюжих японских маневрах посягательство на сферу своего влияния, немедля отправляет четырехтысячную военную группировку. Японцам ничего не остается, как умерить рвение и сесть за стол переговоров. Событие, отмеченное на этом историческом этапе временным превосходством Китая, положило начало прямому военному вмешательству и присутствию иностранной военщины в Чосоне.

Следующее происшествие, грянувшее 4 декабря 1884 года, зародилось из нетерпеливых настроений реформаторов-радикалов, сторонников ускоренных преобразований. Оно не обошлось без закулисной возни японских дипломатов. В планы заговорщиков входило устранение монархии, провозглашение конституционных прав и свобод, а также разрыв сложившихся связей с Китаем, что совпадало с интересами японцев. Их вдохновенье подогревалось обнадеживающим заверением о военной помощи подразделением охраны японской дипломатической миссии. Трехдневные события, сопровождавшиеся человеческими жертвами, несмотря на провозглашаемые прогрессивные лозунги, не получили одобрения общества, из-за связи с японцами. Полторы тысячи военнослужащих китайского контингента быстро вернули все на свое место и немногим инициаторам мятежа, удалось спастись, эмигрировав в Японию, что дало дополнительные основания заклеймить их как изменников.

Весь этот противоречивый, нелегкий клубок эпохи больших перемен, навалился на плечи народа и способствовал его быстрой политизации и сплачиванию. Протестные выступления никогда не ограничивались узким набором экономических требований. Уже с самого начала зарождения в 80-х годах, они имело элементы, характерные для народно-освободительного, антиколониального движения, что подтверждает и единение в ее рядах представителей различных социальных слоев: учащихся, студентов, торговцев, земледельцев, рабочих, конфуцианских и буддийских подвижников. Всех их, при возможном различии взглядов на решение экономических проблем, объединяет общее неприятие внешнего вмешательства, антиколониальный настрой. Отрицательное отношение к иностранному вмешательству и служило фитилем выступления, что позволяло вырабатывать согласованное мнение по политическим вопросам.

Народные волнения, охватившие к середине девяностых годов южные провинции, выделялись не только масштабностью, но и высокой организованностью, зрелостью. В них отсутствовали составляющие стихийных бунтов; погромы и расправы. В районах контролируемых восставшими, сохранялся строгий общественный порядок и даже, формирование вооруженных отрядов носило привычный мобилизационный характер. Ряд столкновений, выявили политическую неблагонадежность армии и силу повстанческого движения. Почувствовав своё бессилие, правительство решило прибегнуть к помощи Китая. Проведав об этом, японцы сразу же сочли его удобным поводом для военного вмешательства, и вновь высадила войска, мотивируя акцию той же необходимостью защиты резидентов.

Правительство Чосона, усматривая в японском присутствии большее зло, нежели народные мятежи, поспешило начать переговорный процесс с повстанцами и утвердило все 12 пунктов их требований. Были признаны права органов самоуправления, аграрные, налоговые нововведения и отменены сословные ограничения. Считая инцидент исчерпанным, оно потребовало вывода всех иностранных войск. Игнорирование законного требования японскими военными, вызвало всеобщее возмущение. Руководство повстанцев принимает решение об изгнании японцев и выступает в поход на Сеул. В битве с оснащенной современным оружием японской армией, с которой кооперируются правительственные войска, народное ополчение терпит поражение. Разгром оборачивается переходом в облаву, травлю руководителей и участников восстания. Несмотря на умиротворение, правительство все же не отменило утвержденные 12 пунктов договора, сохранившиеся как положительные политические результаты и память о восстании.

Главным же и наиболее примечательным итогом всех этих событий стало то, что они подвели к пониманию необходимости вооруженного противодействия японской колонизации и послужили импульсом к формированию первых отрядов сопротивления.

Рассматривая нестабильную, беспокойную панораму Кореи, следует отметить, что, невзирая на наслоения происшествий, беспрерывную смену правительств, вмешательство вооруженных сил других государств, страна к середине последнего десятилетия 19 века обзавелась полным набором нормативно-законных актов в соответствии с передовыми веяниями времени. Были отменены все сословные ограничения и привилегии, старые правила приема на административные должности, запрещены ранние браки, внесены изменения в уголовное право. Удивительно, но при всем разнообразии мнений, в обществе не было тех, кто не соглашаясь, активно противодействовал бы новшествам. Таким образом, те законодательные решения, которые в других странах обкатывались революциями и смертоубийственными потрясениями, в Корее, как до этого в Японии, прошли достаточно буднично. Признавая преимущество, актуальность какого-то опыта Запада, старались спешно перенести его на отечественную почву. Дело доходило порой до абсурда, так принятый закон об исполнении всех налоговых обязанностей в денежной форме, явно опережал время. Масса земледельцев просто не имела возможности реализовать требования. Учитывая потребности государства в том же зерне, такая спешка явно была излишней.

На малоприятном фоне, не утешающем ни единством руководства, ни экономическими, ни военными успехами, диссонируя с общей шаткой обстановкой, особенно выделялись поразительные, впечатляющие достижения в сфере народного образования. Образование в Чосоне явилось той отраслью, где с момента возникновения в обществе идей реформирования, поступательно, без натуг и сопротивления воплощались передовые стандарты стран Запада. По вопросам образования не наблюдалось споров и конфликтов. Если в Италии и Англии всеобщее обязательное начальное образование ввели в 70-х годах 19 века, во Франции в 80-х годах, то в Корее с 90 года 19 века. В России подобное предложение, поступившее в 1912 году, без обсуждения было отвергнуто и принято с запозданием лишь в 1930г. указом советского правительства.

Ко времени издания в 1895 году правительством Чосона указа, вводящего обязательное следование западно-европейским нормам, в стране уже успешно функционировало множество подобных школ. Государственный документ лишь продолжил тенденцию и регламентировал порядок работы начальных, средних школ и профессиональных учебных заведений.

Систему государственного образования Чосона дополняло множество миссионерских школ, деятельностью которых руководили католические и протестантские подвижники. Наряду с отвечающим современным требованиям образованием, они внушали терпимое и лояльное отношение к присутствию в стране незваных зарубежных гостей, что конечно же не могло не вызывать чувство отторжения и неприятия.

Впрочем, тому имелся альтернативный выход. В стране произошло быстрое становление частных школ, ставших закономерным продолжением прошлых вековых традиций конфуцианской системы образования. Частные образовательные учреждения с независимым статусом, сыграли огромную роль в просвещении и утверждении национального самосознания народа, воспитании патриотизма и формировании движения сопротивления. Ни одно политическое событие не оставалось в стороне, вне внимания и активного участия учащихся, родителей и организаторов школ. В чем можно проследить продолжение тех же прошлых вековых традиций. К тому же, само положение и благополучие подобной школы, подразумевало диалог и пропаганду актуального образования, исходя из остроты переживаемого момента. В эти же годы в стране происходит становление высшего образования, в чем немалая заслуга принадлежит тем, кто начиная с 70-х годов самостоятельно и по направлению правительства проходил обучение в вузах Америки, Европы и Японии. Престижность высшего образования в народе была необычайно высока. Жители селения, узнав о том, что их земляк стал студентом, считали своим долгом торжественно отметить неординарное событие. Гордясь и справедливо полагая, что с этого момента мир может узнать об их существовании, они не скупились на расходы, и делая скидку на особую важность случая, в жертву праздничному столу приносился бесценный бык, служивший в селе главной тягловой силой. Целенаправленные усилия всего народа на ниве просвещения имели удивительный результат: по данным статистики к 1909 году в Корее численность, только средних школ с современной системой организации учебного процесса, превышала пятитысячную отметку. Столь высокое внимание, придаваемое образованию, естественно вытекало из укоренившихся канонов философских учений буддизма и конфуцианства. Она основывалась на двух тысячелетней письменной культуре, привычке преклонения перед знаниями, трепетном отношении к книгам. Эта унаследованная сознательная убежденность, обернувшаяся плотью народа, предопределила будущее корейского народа. Она способствовала сохранению, возрождению государственности и культуры.

Очень показательно, что именно на пиковом, критическом моменте существования Чосон во второй половине 19 века, когда под вопросом пребывает судьба государства, в стране обострился интерес к прошлому. Было выпущено много книг по истории, а в учебных заведениях уделено повышенное внимание изучению этого предмета. Тогда же завершился окончательный переход на корейскую письменность хангыль. Всё это, несомненно, явилось отражением непримиримой позиции народа по поводу внешних вмешательств и выражением своего мнения.

Наличие значительной массы образованных людей обеспечило быстрое развитие предпринимательства и становление капиталистических отношений. В Чосоне довольно скоро возникли всевозможные акционерные общества. Они пытались использовать мировой опыт и ввести коммерцию в русло определенных правил. В течении только 1883 года во всех крупных городах сложились и начали функционировать торгово-промышленные ассоциации. Они свидетельствовали о попытке местных деловых людей обрести прочную опору, хотя задача представлялась не из легких, по причине финансовой слабости складывающегося отечественного капитала и отсутствия преференций в условиях открытости экономики. Отечественный капитал не мог конкурировать с натиском внешнего капитала. Происходила неуклонная утеря контроля над экономикой, чему способствовали односторонние уступки правительства и отсутствие чёткой юридической базы регулирующей действия иностранцев.

Утверждённые договора концессии, наделили обширными правами по добыче полезных ископаемых, строительству Японию, Китай и другие страны. Американцы оговорили право на электрификацию Сеула, прокладку железной дороги, добычу полезных ископаемых, французы – на участие в строительстве и прокладку железной дороги, немцы – на разведку и добычу полезных ископаемых. Имела концессионные права на рубку леса, добычу угля и Россия, но в практической реализации полученных прав ее вклад не был заметен, что в общем-то, объяснимо, учитывая слабость российского капитала и его зависимость от тех же стран Западной Европы.

Благодаря вольной деятельности капиталистического «интернационала», к концу 19 века в Корее присутствовали все технические достижения стран Запада: телеграфно-почтовая связь, электричество, железные дороги, банки и т.д. В стране в изобилии на любой вкус печаталось множество газет: «Независимый вестник», «Ежедневная газета», «Столичные известия», «Государственная газета» и т.д. Свою печатную продукцию имели религиозные организации, которые естественно, не обходили вниманием насущные проблемы с обострением политической обстановки. Под редакцией гражданина Великобритании Е. Бетеля издавалась на корейском и английском языках весьма солидная газета «Ежедневный альтернативный вестник». На ее страницах читатель мог познакомиться с мнением зарубежных обозревателей, политиков по горячим проблемам Кореи и видению развития отношений с Японией, Россией. «Государственная газета» большое внимание отводила женщинам. В Корее никогда не притесняли прекрасный пол, и женская природа не служила источником загадочных междометий. Лексика корейского языка содержит синонимы слов «леди», «дама», но в нем отсутствует аллегорические образы присущие некоторым народам. Конфуцианские порядки всех расставляли в строгой очередности, очерчивали правилами, но это не значило, что женщина подвергалась оскорблению и унижению, о чём свидетельствует устное народное творчество, сюжеты легенд и сказаний. Возможно, поэтому до настоящего времени значительная часть исполняемых песен, заметно обращая внимание, непривычно удивляя, посвящено маме. В той же Республике Корее не забывают, что благодаря усердному труду женщин в лёгкой промышленности, стал возможен экономический подъём страны. Для каждого корейца, вполне очевидно, что благодаря подвижнической деятельности женщин, смогли утвердиться, ценности культуры, выковаться устои характера народа.

Трудно переоценить значение средств массовой информации, способствовавших политическому образованию народа. После Русско-Японской войны, с активизацией японской экспансии, в ряде городов начался выпуск газет, являвшихся рупором антияпонского вооруженного сопротивления.

Завершая краткий обзор прессы, следует отметить интересный факт, что предстоящая Русско-Японская война, станет первой войной широкомасштабно освещаемой печатными средствами массовой информации. В Корее пребывали десятки журналистов западных стран, извещавшие читателей через корреспондентские пункты о происходящих событиях.

На фоне новых инфраструктурных переломов, практически отсутствовали достижения в оборонной сфере. Мечущаяся между огней властная верхушка, осознавала критичность ситуации, но не могла реально повлиять на нее. В условиях непрекращающегося военного вмешательства, она шла на уступки и прислонялась то к одному, то к другому подвернувшемуся варианту, стремясь оттянуть неизбежное. Для разыгрывания корейской карты, представителям зарубежных представительств не нужно было обладать умом и дипломатическими талантами, вполне хватало угроз, обещаний и интриг. Имело значение настроение конкурентов, а мнение хозяина, особо не бралось в расчет.

Начиная с середины восьмидесятых годов, в спор по корейскому вопросу вмешивается царское самодержавие. Вслед за установлением дипломатических отношений, ей удается выторговать дополнительное право на базирование флота в порту Вонсан и острове Чорёндо. Событие упало, как перезрелый плод, из атмосферы неуверенности, господствовавшей в правительстве после недавнего конфликта китайских и японских военных, во время попытки переворота. Успеху умело содействовал и пронырливый русский посол, сумевший обнадежить некоторых придворных обещаниями. Балансируя на острие политических обстоятельств, династия Чосон, как утопающая уповала на проплывающую соломинку. Подавляющее большинство населения питало к Японии недобрые чувства, исходя из событий Имчжинской войны. С Россией дела обстояли иначе: обе страны не были отягощены усложняющими отношение мрачными прошлыми воспоминаниями. Для многих корейцев, по неведению, Российская империя представлялась не уникальной северной цивилизацией, имеющей слабое отношение к Востоку и Западу, а страной, входящей в латинскую западноевропейскую культурную сферу. Это и объясняет, что разливы медовых рек в рисовых берегах, обещанные лукавым послом, имели успех. Вонсанский порт был обещан, вопреки совету китайских и других дипломатов. Особенно непримиримо возражала Англия, и после утверждения договора, флот ее величества королевы Виктории, на острове Комундо приступил к демонстративному сооружению форта.

О накале уровня напряженности вокруг Чосона, дает почувствовать факт снисхождения германского посла с дипломатических высот, до простых человеческих. Его совет правительству провозгласить вечный нейтралитет в целях сбережения страны, поддержал вернувшийся с учебы в Америке один из реформаторов Ю Чиргун. Но подобный выход из политической игры, вряд ли был возможен в то время, и предложение осталось в истории, как промелькнувшая мысль.

На единодушной, антияпонской почве между королем и русским посланником, под влиянием отдельных членов нового кабинета министров после Японо-Китайской войны 1894-1895 годов, возникли теплые, доверительные и пустые, не имевшие никакого значения, отношения. В 1896 году король, опасаясь посягательств на свою персону со стороны японских военных, по совету посла, даже переезжает в русское посольство. Момент, свидетельствующий об успехе дипломата, вызвал ожидаемое падение и без того низкого авторитета монархии в корейском обществе. Необходимо заметить, что в окутываемой туманом предыстории Русско-Японской войны, до сих пор в России, втирают намек, о некоем имевшемся влиянии России и несбывшихся мечтах Кореи войти в её состав, чему помешала якобы Япония. Все это не более чем измышления, предназначенные завуалировать неблаговидную политику, а правда состоит в том, что влияние не распространялось далее, чем на короля и пару-тройку высокопоставленных чиновников. Доказательством тому служит и вынужденное оставление монархом гостеприимного посольства после негативной, возмущенной реакции общества.

Со времени окончания Японо-Китайской кампании соперничество за обладание корейским пирогом, с молчаливого согласия окружающих, сосредотачивается между Японией и Российской империей. Напряжение между ними неуклонно нарастало, хотя обе стороны старались избегнуть открытого столкновения. Декларируя интересы, страны обмениваются меморандумами о намерениях. В японском документе категорично заявляется, о планах прокладки железной дороги между Пусаном и Сеулом, дислокации войск для охраны капиталовложений и резидентов.

Упование короля и окружения на соответствующий паритетный ответ России, подкрепленный убедительными аргументами, способными сдержать японские амбиции, не оправдались. Замахнувшись на Корею и Маньчжурию, царское самодержавие явно переоценило свои возможности. В целом, даже в сопоставлении с Чосоном, общие успехи Российской империи ограничивались лишь опережением в области вооружения и достижениями отдельных отраслей промышленности, где заправлял иностранный капитал. Российская империя, мнящая себя Европейской державой, по уровню образованности населения, по вопросам, касающимся прав своих граждан, пребывала далеко позади Японии и Кореи.

Возможно, по выплавке стали и чугуна, она и находилась в начале 20 века на пятом месте в мире, как об этом с упоением сообщала недостоверная советская статистика, но этот показатель ничего не доказывает. Нынешняя Россия превосходит Японию, Корею по производству алюминия, но употребляет в год на душу населения 3 кг, в то время Япония и Корея 120-130 кг. Показатель производства, используемый в лукавых целях, не всегда подтверждает благополучие, подобно тому, как крестьянская корова и свинья, не означают, что он ежедневно купается в молоке и объедается мясом.

Учитывая планы экспансии Японии и Русского самодержавия, следовало ожидать неизбежного пересечения избранного ими политического курса. Доживающая отпущенное историческое время китайская империя Чон, своей беспомощностью подстегивала их действия, распаляя аппетит. 19 век обернулся для Китая серьезным испытанием на прочность: бесчисленные конфликты с империалистическими государствами вызвали внутреннюю нестабильность и наоборот те же внутренние раздоры–восстания служили поводом внешнего вмешательства. Они привели к территориальным потерям не только на Западе, Севере и Востоке, но и на Юге. Так итоги Китайско-Французской войны 1884-1885 годов позволили Франции округлить колониальные владения за счет обретений в Юго-Восточной Азии. В 1894 году Китаю суждено было получить унизительный удар от Японии, которую она доселе не принимала в расчет.

В 1900 году в Китае вспыхивает очередное восстание, ыхетуаней, чьи убеждения выделялись резким антиколонизаторским настроем. Сугубо внутреннее дело, весьма заинтересовывает Россию и под предлогом оказываемой услуги в подавлении мятежа, вводятся значительные военные силы в Маньчжурию. После недолгого умиротворения бунтовщиков, войска остаются в Китае и отнюдь не спешат возвращаться к старым местам дислокации, в чем проглядывает прозрачное намерение экспансии. К требованию Китая о немедленном выводе войск присоединяются США, Англия и вполне понятно Япония. Стремясь затянуть процесс, царское правительство обещает вывести войска, но прежде требует гарантий Китая на не размещение в Маньчжурии армий других государств. Справедливо полагая, что подобные шантажирующие требования-проволочки, ущемляют законные права независимого государства, Китай продолжает настаивать на выводе, без обсуждения вопросов, затрагивающих область его компетенции. Политические методы, столь успешно обкатанные Российской империей ранее, в том же Китае и Средней Азии, в этот раз натыкаются на преграду в лице не только жертвы, но и соперников. В итоге складывается неожиданная и более раскаленная политическая обстановка. Великие державы, Англия и Америка тайно благословляют Японию на самостоятельное убедительное решение спорных вопросов с Российской империей в обмен на признание ее доминирования в Корее. Участие и понимание подвигли Японию к наращиванию военного присутствия в Корее, с чем не могла примириться ревниво наблюдающая за успехами конкурента Россия. Диаметрально противоположное перспективное обозрение статуса Кореи и Маньчжурии, изначально неправедное для обоих государств и стало главной причиной военного конфликта 1904-1905 годов. Дабы было понятнее, не следует забывать, что главным театром военных действий стали сопки китайского государства.

События русско-японской войны в основном известны по интерпретациям современных, советских и царских летописцев. Они мифически сходны по духу изложения, и за пустой патриотической болтовнёй, затрагивающей «веру, царя и отечество», английское коварство, необходимость обретения незамерзающих портов в окружении экзотической растительности, обвинений в адрес слабоумного командования и природной храбрости русского солдата, реально ничего не добавляют в то, что затрагивает субстанцию вопроса. Они схожи с теми, что звучали накануне Русско-Турецких, Среднеазиатских, Первой Мировой и ряда прочих, бесчисленных войн. В них отсутствует взвешенная оценка исторических фактов, ибо любой факт--это прежде всего комплекс связанных между собой внешних событий, не зависящий от ума и талантов интерпретатора. Ум создаёт веру и убеждения, но не может изменить свершившиеся факты. \ Фантастические творения умов настроенных на патриотическую волну, находят объяснение в желании политиков взрастить новые поколения, готовые возложить на себя участь пушечного мяса.

Выдавая итог российско-японского соперничества за некую случайность, удачное стечение фортуны отсталой «азиатской» страны, упорно обходятся молчанием множество фактов свидетельствующих о превосходствах маленькой островной страны. Японское бытиё на тот момент, уже определяла Конституция, установившая современную административную систему и отменившая сословную градацию. В стране законом предписывалось обязательное начальное образование и за те 36 лет, что минули с момента провозглашения эпохи «Мейдзи» в 1868 году, государство сконцентрировало самый передовой промышленный опыт Германии, Англии и США. В обществе наличествовало завидное единодушие, сплоченность и грамотность, чем никогда не могла похвастаться российская бытность. В России только с приходом в феврале 1917 года Временного правительства, отменили сословные различия, дозволили свободу совести и, вырвав школьное образование из рук церкви, передали министерству просвещения, то есть для принятия назревших решений, понадобились две революции. В целом же, это было не первое и далеко не последнее поражение от «азиатов», имевшее стратегические последствия. Афганские события, в немалой степени предрешившие судьбу страны, наглядно подтверждают утверждение. Что же касается экономической капитуляции, то возможно, её следует рассматривать, как неисправимый факт, учитывая возросшие темпы движения жизни и фактический уход последнего автобуса ещё несколько десятилетий назад.

Могло ли требование исполнения долга, не укладывающееся в рамки морали самой правящей элиты, обернуться правилом для народа? В качестве ответа, напрашиваются беспрецедентные в мировой истории примеры истребления офицеров бунтующими солдатами в период двух революций, заградительные отряды и неискоренимые привычки воровства и мародёрства. Свидетельством чему, служат мемуары генерала А.И. Деникина, документы Гражданской войны, воспоминания замечательного писателя В.П. Астафьева и указы советского правительства в 1945 году, официально расписавшие объём дозволенного грабежа в зависимости от субординации. Подтверждением аморальности является и отношение к погибшим в бою и плену врагам, коих не затрудняя размышлениями и расходами, зарывали в безвестных могильниках как скот, хотя те же японцы, корейцы, китайцы, несмотря на колебания политического климата, бережно ухаживали за местом упокоения русских воинов.

Наиболее примечательным эпизодом Русско-Японского конфликта, вошедшим в список заслуживающих изучения примеров военного искусства, стало сражение в Цусимском проливе. Благодаря блестящей стратегии адмирала Того, японский флот, выстроенный буквой «Т», получил возможность использования мощи всей своей артиллерии. В истории военно-морских битв это был беспрецедентный случай: из 38 кораблей эскадры адмирала Рождественского только три корабля спаслись бегством. При этом команда одного крейсера в пылу бега, на 300км. проскочила широту Владивостока, после чего, затопив судно, почти два месяца берегом, по тайге, терпя лишения, добиралась до города. Цусимский бой, в русской бытности стремясь хоть как-то поправить ущемлённое в глазах всего мира самолюбие, обычно выдают за пример невиданного мужества и исполнения долга, но статистические факты заставляют усомниться в том. В сражении погибло 5045человек, 7282 человека, включая двух адмиралов, сдались в плен. Они влились в ряды 23000 сдавшихся по итогам обороны Порт-Артура и затопления крейсера «Варяг». Потери японцев в морском бою составили 116 человек. Раздвоенность официального языка пропаганды проявляется и в том, что война задумывалась не только как способ территориальной экспансии, но и как средство усмирения потенциального бунта народа, недовольного феодальными пережитками. «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война» - цинично выразил витавшее в верхах мнение министр внутренних дел Плеве. Слова чиновника, ясно отражают вечную гримасу презрительного и предательского отношения власти к своему народу, рассматриваемого им как стадо и массы. Русские политики всегда проявляли единодушие в вопросах милитаризации, полагая, что оружейные аргументы, служат ключом любых проблем. Между тем, сама история человечества свидетельствует, что Немезида неизменно обращает оружие в инструмент самоубийства.

Исторические рефлексы русского общества, имеют прочную связь с фундаментализмом церкви, законсервировавшим средневековые амбиции на правопреемство Византийской империи. Именно церковь выдвинула в 16 веке доктрину «Москва третий Рим», возвещающую ничем не обоснованное право на мировое господство, наследование Древнему Риму и Византийской империи. Подтверждая серьёзность намерений Бога осчастливить Россию, отцы православной церкви организовали особую церемонию венчания Ивана Грозного, обратившегося с лёгкой руки церкви в первого Цезаря нового Рима. Это один из ключевых моментов истории и он наряду с крепостным правом, открывает путь к пониманию, осмыслению российских комплексов. Идея, возникшая вследствие психологического потрясения, по итогам Флорентийской унии и взятия Константинополя турками в 1453г, в целом вытекала из ортодоксальной, реакционной склонности православия, признававшего только свою бесспорную правоту. Она окрепла в 18 веке на волне военных успехов Петра 1, обозначившего новые границы уже, как Российские и имперские. Укоренению идеи в стратегический замысел общества, с одной стороны способствовало отсутствие иных занимательных целей, а с другой ограниченность сознательной сферы, располагающей к уверенности, что «все так думают». Человечество всегда использовало обозначающие фразы, вроде «Москва-третий Рим», «Полюс холода», «Родина Деда Мороза», «Славянское единство!», не обладающие реальностью, но не везде можно наблюдать, столь масштабную уверенность в наличии таких мест, как на просторах «шестой части суши».

Коммунистическая система отрицала связь с имперской политикой самодержавия, но на деле открыто продолжала попытку воплощения идеи «третьего Рима» во вселенском масштабе. Несогласованные идеологические фантазии добавили в течение бытия и без того страдавшее из-за отсутствия постоянства, принципиальности, педантичности, алгоритма мировоззрения, дополнительную порцию лицемерия, ханжества и национализма. События 1991года, возвестившие о четвёртой революции 20века, с лихвой подтвердили ложность римских упований. Империя навсегда лишилась большей и лучшей части своего человеческого и природного потенциала. Впрочем, мечты не ушли в прошлое.

Судьба страны постоянно вращающейся в круге неустроенности, хаоса, неопределённости, ясно показала, что без философских ориентиров, невозможны задачи реформирования и национального единения. Как ни парадоксально, но «Римские» надежды, вместе с декларированием европейской причастности, никогда не лелеяли намерения усвоения Западного мировоззрения. Сознание общества никогда не выступало в форме единой объединяющей идеологии, оставаясь в пределах отдельных желаний, обозначенных в нынешней народной лексике, как «понты». Они по-прежнему подспудно предполагают абсолютное превосходство православного духа над прочими; уверенность неминуемой гибели среднестатистического немца и прочего иноземца там, где русский человек чувствует себя комфортно.

Смутность собственных великих планов, при очевидности чужих достижений, вела к разброду мыслей, поиску негатива и к широкому бессмысленному подражанию всевозможной моде. Вспомним, как в прошлом предметом всеобщего увлечения, был Париж, исполнявший для русского дворянства роль Мекки. Не обременённые пониманием логоса философии, они больше внимали наружному фону и вряд ли задумывались, что блеск Франции в значительной степени обеспечивался светом идей. В коих особое место занимали идеи французской революции. Такое понимание, осмысление отсутствует до сего дня. Ни балет, ни опера, ни кунсткамеры, ни книги, не вытекали из контекста-течения бытия самого народа. Культура, обосновываемая реалиями рабовладельческого строя, сопрягалась преимущественно с блеском столичных театров, ресторанов и борделей. Она предполагала развлечения, а не акцентирование достижений мысли. В этом находит объяснение, почему элементы Западной культуры попадали хаотично, а Востока чаще окружным путём через Европу. Декларируемое родство с Европейской культурой, раскрывает разную степень трансформации пришлых веяний. При этом наглядно обнаруживается субстанциональная неопределённость, несостоятельность, незавершённость понятия «русская культура». Там, где произошло культурное становление, отсутствует апеллирование к родству. Потому никто никогда не слышал, чтобы корейцы, японцы, вьетнамцы заявляли о родстве с китайской культурой, жители латинской Америки намекали на связи с Испанией, канадцы, австралийцы доказывали причастность к европейской цивилизации. Более того жители США затевая разрыв с передовой европейской державой, открыто подчёркивали, что они не англичане, а американцы.

То, что житие по понятиям, не стеклось в русло философских раздумий, подтверждают новые модные увлечения: Нынешние «понты» вроде поло, кендо, гольфа, рэпа, проткнутых носов, национализма, сенатов, омбудсменов и перьев в волосах, вместе с избытком восторга по поводу игр с мячом, по-прежнему продиктованы инстинктивной необходимостью психологического самоутверждения. Маскарад питает старые надежды и чувства некоей тождественности, сопричастности мировой культуре. Современные спортивные увлечения возникли, как естественный ответ на вызовы индустриализации в передовых промышленных странах. Они преследовали высокие цели сохранения человеческих признаков, могущих деградировать в разновидность функций механизма. Простое подражание зарубежным фанатам, вкупе с не совсем уместными в спорте, патриотическими лозунгами, явно недостаточны для приближения российского бытия к передовой действительности. Для этого нужно ещё постоянство мысли и понимание того, что увлечения подразумевают нечто большее, подобно тому, как чайная церемония самураев имеет в виду не утоление жажды.

Наиболее наглядно о парадоксах не утвердившегося сознания, свидетельствует широко распространённая склонность, привычка к «низкому штилю» речей. Обзор собрания «великорусского языка» Даля, при игнорировании иноземных этимологических внесений, явно не использовавшихся в практике народного «толкования», подталкивает к пониманию, что «междометия» искони служили средством восполнения лексической скудости. То есть причиной использования в широком диапазоне незамысловатых «универсалий», было желание обрести «живость» речи. Иного способа самовыражения для неграмотного народа и полуграмотной элиты, видимо, просто не существовало. Слова «высокого штиля» сопрягаемые, почему-то Ломоносовым с библией, все стороны, были бессильны освоить. Речь таит, исключительно русское очарование. Речь украинцев и белорусов, невзирая на родство и долгое совместное бытиё, не только не использует братский опыт «великого, могучего», но даже синтаксически не в состоянии разместить экзотические перлы.

20век раздвинул границы русской лексики, но не просвещённости, кою оттеняет только учтивая речь, и тем не менее, даже часть разводящей элиты, считает положение нормальным, высказывает озабоченность по поводу цельности традиций русской речи. Возможно, в этом есть доля правды, а может просто не понимают, что человека отличает от животного, кроме прочего, свойство отправлять некоторые физиологические потребности уединённо? Подчёркивая такое отличие, в Древнем Риме изгоняли с территории форума бродячих псов, имеющих привычку совокупляться, где попало. Безграничность русской речи создаёт впечатление подобной неразборчивости и сомнения в христианских корнях православия. Ибо предупреждал Сын Божий: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься». (Евангелие от Матфея 12:36,37).

Здравие любого сложного организма обычно подтверждается нормальным функционированием множества органов. Диагноз благополучия цивилизации, в свою очередь, не может не затрагивать массу показателей, без коих сложно классифицировать её, как жизнеспособное формирование. Состояние речи, «Слова..» несомненно, пребывает в ряду этих важнейших, первостепенных признаков. И даже такие «крутые парни» как самураи, обладая полнотой власти, издревле подчёркивали, что: «Слова важны, а потому человек должен следить за речью». Восток издревле справедливо полагал, что «человечность», согласуется с учтивой речью, письмом и внешним видом. История полна примеров, когда свет великих цивилизаций способствовал распространению языка, подвигал соседей к его усвоению и даже вёл к утере, забвению собственного языка. Русская цивилизация, никогда не служила примером экономического, культурного подражания. И подтверждает сие, как лексика, этимология речи, так и отношение народов к «великому и могучему», после распада империи.

Неудачный же ход русско-японской военной кампании, в философском плане, выглядит для Российской империи, не столь уж мрачно. Вряд ли она сумела бы удачно «переварить» Китай и Корею, учитывая неубедительность достоинств и не проходящие комплексы по поводу превосходств. Как-то, в недавнем историческом прошлом, известный китайский руководитель Чжоу Энь Лай, на замечание о неразрешимости проблем страны во время визита в Западную Европу, философски заметил: «Не следует забывать, что когда ваши предки в шкурах бродили по лесам, наши уже носили шелковые халаты!». Историческая память и накопленные культурные традиции цивилизации, далеко не пустой звук и не просто слова. Прошлые события сами по себе не имеют отношения к нынешним проблемам, но служа ориентиром, вносят чувство уверенности, имеют веское значение определяющее будущее, таков намёк мудрого политика. В них отсутствуют колебания, комплексы и отчётливо прослеживается то, что присуще народам Дальнего Востока: невыдуманная многотысячелетняя история и декларирование принадлежности к Азиатскому континенту, служившему источником культуры всего человечества. Его речь подразумевает цельность сознания, прочность принципов, преемственность великой цивилизации, без разделения на временные этапы, династии, и прочие события, рассматриваемые, как эпизоды пути одного социума. В ней прошлое, настоящее и будущее упаковывается, как панорама пройденного и предстоящего в глазах странника. Они показывают, что форма представления истории-биографии народа на Востоке, отличается от тех стран, где момент старта сопряжён с неким призрачно важным событием--смутой. В основе видения Востока находится стабильность философских ориентиров, эволюция однажды получивших признание идей, а события вторичны. Он даёт ключ к уяснению того, почему минувшая история рассматривается не совсем, как прошлое, согласуясь в какой-то степени с мнением Парменида. Но в отличии от греческого философа, взгляд Востока выходит за пределы прошлого и настоящего, к чему подводит пример корейской пословицы гласящей, что умирающий от голода земледелец, должен беречь семена. Путь по реке, именуемой временем, обретает цельность, благодаря постоянству мысли, чувству ответственности за предстоящие события.

Убедительная победа внесла ясность в планы Японии и способствовала переходу к самой поставленной задаче колонизации Кореи. Следуя продуманной программе, долженствующей сгладить протестные настроения, запускается поэтапный процесс обкатки. Сразу же по окончании Русско-Японской войны, по инициативе и под эгидой японской военщины, образуется некий комитет, выступивший с призывом прибегнуть для ускорения экономического развития к покровительству соседней страны. Результатом этого, шитого белыми нитками хода, явилось подписание Ульсанского договора 1905 года, по которому Япония по просьбе Кореи возлагала на себя обязанности по решению внешнеполитических вопросов. Договор, запеленав и закрыв, страну лишал ее возможности использовать мировое общественное мнение. Ульсанский пакт вызвал такой всплеск общественного возмущения, что вынудил короля предпринять шаги по ознакомлению других стран с несогласной позицией Кореи и требованием его пересмотра. После этих событий, стремясь ограничить остатки самостоятельных подвижек корейского правительства, японцы в 1907 году ввели в состав каждого министерства своего представителя для надзора. Прошло еще несколько лет, прежде чем, после предварительной широкомасштабной полицейской операции в мае 1910 года по прикрытию оппозиционно настроенных газет, 29 августа 1910 года был навязан договор, устанавливающий «добровольное» вхождение Кореи в состав Японии. Момент знаменовал бесславный закат государства Чосон чья насыщенная событиями удивительная история, начав отсчет в далёком 1392 году, раскинулась на долгие 518 лет.

Во всех этих многоходовых политических, уловках, японцы проявили себя достаточно изобретательно и гибко. Как-никак это были соседи, в становлении мировоззрения которых была велика роль Кореи. Они прекрасно знали менталитет и традиции корейского народа. Именно поэтому колонизация страны, облеклась в более благозвучные формы «ассоциирования», подразумевающие намек на некое содружество, взаимное согласие.

В это же время, когда отступила в прошлое история государства Чосон, часы истории отсчитывали последние месяцы некогда великой китайской империи Чон. Пришедшая в 1911 году революция, для нее не имела уже никакого значения, ступив на порог, она лишь констатировала смерть.