
- •Анджело беолько (у истоков импровизированной комедии)
- •I7" Zorzi I;, liitroduzione // Ruzante. Teatro. P. 25.Переписка Дж. Верги и ji. Капуаны как литературный памятник эпохи
- •1,1 Salinari с. Miti е coscienza del decadentismo italiano. P. 246 247.У истоков «юморизма» луиджи пиранделло
- •Im'pitUm»21.
- •«Музыкальные переложения» а. Фогаццаро
- •.Проблема преступления и наказания в итальянской литературе на рубеже XIX и XX веков
- •Pirandello l. L'Umorismo. P. 126.Заметки о восприятии творчества а. М андзони в россии (1820-1960)
- •Б. Г. Реизов как исследователь итальянской литературы
Pirandello l. L'Umorismo. P. 126.Заметки о восприятии творчества а. М андзони в россии (1820-1960)
I
Имя Алессандро Мандзони (1785-1873) было известно в России уже в начале 1820-х годов. Русский читатель мог познакомиться с произведениями итальянского писателя сначала во французских, затем в русских переводах, а также и в оригинале —в русском обществе в это время был распространен и итальянский язык.
Около этого времени Ф.И.Тютчев перевел оду Мандзони «Пятое мая» («II cinque maggio», 1821), написанную па смерть Наполеона. Впервые перевод Тютчева был напечатан в 1885 г.1 Мандзони откликнулся на смерть Наполеона в числе других крупнейших поэтов эпохи (Пушкин, Байрон, Гюго, Ламартин)2. О,чу Мандзони перевел на немецкий язык Гете, благодаря которому имя Мандзони получило известность в Германии. Тютчев, без сомнения, знал перевод Гете, так как с 1822 г. находился на дипломатической службе в Мюнхене. Перевод Гете, возможно, и натолкнул Тютчева на мысль перевести оду Мандзони на русский язык. Тютчев переводил с итальянского оригинала, но пользовался и переводом Гете3.
Гете сохранил название оды и перевел ее целиком. Тютчев опустил первые шесть строф и три последние и изменил название — «Из Манцони»4. Перевод этой оды вместе с другими стихотворениями Тютчева о Наполеоне вошел в цикл «Наполеон» (1886-1899).
Русские читатели знакомились с Мандзони благодаря деятельности толстых журналов. «Московский вестник», орган русских шеллингианцев, печатает в 1827 г. в переводе С. П. Шевырева «Отрывок из нового итальянского романа, соч. Александра Манзони», посвященный встрече дона Аббопдио с двумя «брави», который он заимствует из «Journal des Debats», чтобы «на первый случай подать какое-нибудь понятие об образе изложения Манзони»5.
В том же номере журнала в разделе «Иностранные книги» помещена рецензия за подписью «S» (С. П. Шевырев) на роман «Обрученные», заимствованная также из «Journal des Debats». На основании этой статьи Шевырев многого ждет от романа: изображения всех слоев итальянского общества той эпохи, начиная от «всей массы черни» и кончая феодалами и духовенством, на фоне исторических событий XVII в.6
В 1828 г. две рецензии на два итальянских издания «Обрученных» помещает «Сын Отечества». В первой рецензии говорится: «Множество происшествий и характеров наполняют раму сего замысловатого романа. Приключения, искусным образом расположенные, верное и живое описание нравов сего времени, слог, всегда приноровленный к положениям, большое разнообразие нравов — таковы суть качества, доставившие сему превосходному творению блестящий успех, которым пользуется оно в Италии»7.
Второй рецензент видит заслугу Мандзони в том, что он «придал своей повести форму романов Вальтера Скотта, т. е. местами повествовательную, местами драматическую. Италия, со времен еще "Декамерона" Боккачиева славившаяся своими повестями и сказками, до сих пор не имела еще романа; Мапцопи теперь подарил ей сей род сочинений и сия первая попытка может назваться образцового»8.
Мандзони привлек к себе внимание в России, как и за рубежом, прежде всего как автор исторического романа. Не случайно поэтому и сравнение Мандзони с Вальтером Скоттом.
К 1830 г. на русском языке существовало, по самым приблизительным подсчетам, до 25-30 переводов романов В. Скотта в отдельных изданиях, не считая периодики. Увлечение Скоттом возникает в Москве, на долю Москвы приходится 18 из 23 переводов романов Скотта9.
«В России после неудачи декабрьского восстания, в эпоху возникновения различных историографических школ, полемики западников и славянофилов, поисков конституции и своего особого национального и исторического пути Скотт был принят как первый опыт разрешения проблем, волновавших Европу, - в противопоставлении рационалистической, бунтующей французской литературе и утопающей в мечте и бездействии немецкой»10.
Русская публика с интересом читала ие только произведения родоначальника и главы исторического романа, но и его последователей в Италии, Франции и Америке. Наряду с А.де Виньи и Д.Ф.Купером Мандзони воспринимался как один из талантливых последователей Скотта.
С «Обрученными» в России познакомились первоначально во французском переводе11.
В 1828 г. в Париже появилось сразу два перевода романа12. В издании Дотеро «Обрученных» прочел П. А. Вяземский. В своей записной книжке он оставил довольно подробную запись о романе Мандзони, дав ему высокую оценку13. «.. .трудно найти роман,— писал Вяземский, — полнее этого по твердости создания и по богатству содержания». Повествование развивается свободно, «без всякого насильственного напряжения со стороны романиста. Автора, выдумщика, нигде не видно: все делается как бы само собою: так и кажется, что оно иначе совершаться не могло». Вяземский отмечает искусство Мандзони сочетать крупные исторические события с событиями частной жизни. Сравнивая Мандзони с В. Скоттом, Вяземский отмечает: «Итальянский романист не имеет порыва, драматических движений Шотландского. Для итальянца он, так сказать, мало имеет мимики, мало игры движений... Он более хлад- покровный повествователь, но зато повествование его плавно, светло и живо. Везде чувствуешь какую-то глубину и непобедимую
14
силу»
.Возможно, в этом же французском переводе «Обрученных» прочел и А. С. ПушкинА. П. Керн вспоминала: «Еще я помню... тогда только что вышел во французском переводе роман Маицони "I promessi sposi" («Les Fiances»). Он говорил об них: "Jc n'ai jamais lu rien de plus joli"16. По свидетельству С. А. Соболевского, «Пушкин, хотя и весьма уважал Вальтера Скотта, но ставил "Promessi sposi" выше всех его произведений»17. Сам Пушкин несколько раз упоминает имя Мандзони. Онегин, влюбленный в Татьяну, светскую даму, хочет забыться чтением, и среди прочих книг читает также Мандзоии (гл. 8, XXXV). Пушкин писал эту главу в 1829 г., т. е. после того как сам прочел «Обрученных». Пушкин упоминает о Мандзоии и в черновых вариантах рецензии на исторический роман М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году»18. «В наше время под словом ром,аи разумеют историческую эпоху, развитую в вымышленном действии. Вальтер Скотт влечет за собой целую толпу подражателей. Но, кроме Купера и Манцони, как они все далеко отстали от шотландского чародея!»19. В окончательной редакции статьи имена Мандзони и Купера опущены, но в то время их часто называли рядом20.
Иную позицию по отношению к Мандзони и другим последователям В. Скотта занял С. Т. Аксаков, боровшийся против всякого иностранного влияния. В рецензии на роман Ф. Булгарина «Иван Выжигин» Аксаков, говоря о запутанной канве похождений Выжи- гина, не прикрепленной ни к какому историческому событию, считает обращение к истории «обыкновенной уловкой Вальтер-Скот- тов, Куперов, Горациев Смитов и Манзониев: им охота была потыкать вымыслами историческую основу якобы для сообщения большей достоверности и занимательности своим романам»21.
Из современных ему романистов Мандзони сравнивали не только с Купером, но и с А. де Виньи. «Литературная газета» Дельвига напечатала рецензию на роман А.де Виньи «Сен-Map». В рецензии говорилось, что после англичанина Горация Смита и американца Купера «из подражателей или последователей Вальтера Скотта особенное внимание заслуживает итальянец Манцони и француз де Виньи, как сочинители романов исторических». Автор рецензии ставит роман Мандзони намного выше романа де Виньи. «Роман... "Обрученные"... заключает в себе черты отличного достоинства: в нем видишь... страсти народные в борьбе с чужевластием, становишься как бы очевидцем ужасов чумы и голода, порывов мятежной черни и пр. и пр. Все это живо, все ощутительно, верно; народные сцены изображены превосходно: кажется, чувствуешь близ себя шум и волнение толпы»22.
В Италии интересовались русской литературой и следили за тем, какую оценку получали европейские литературные явления в России. В конце 1829 г. в Милане в журнале «Ausland» появилась статья «Мнение итальянцев о создающейся Европейской словесности», в которой отмечалось, что «в Европе образовалось уже тождество потребностей и желаний, единство направлений и всеобщая душа» и что словесность также становится европейской23. «Не менее того заметно сие европейское направление на берегах Невы в произведениях Козлова, Пожарского (?) и Пушкина»24. В конце статьи анонимный автор сетует на то, что в Италии не поняли еще этой европейской тенденции и считают ее «унижением отечества». Эти слова, несомненно, являются отголоском упор- пой борьбы между «классиками» и «романтиками», происходившей в то время и в Италии и имевшей иод собой политическое основание25.
В деле ознакомления итальянцев с русской литературой сыграл определенную роль и журнал «Bulletin du Nord», издававшийся на французском языке в Москве в 1828-1829 гг. секретарем иностранного отдела Общества испытателей природы Е. И.Лаво с целью пропагандировать среди иностранцев русскую литературу и пауку26. В разделе «Смесь» печатались прозаические и стихотворные переводы сочинений Пушкина, П. А. Вяземского, Жуковского, Ватюшкова, Баратынского, Дениса Давыдова, И. Козлова, княгини З.Волконской, Булгарина, Карамзина, А.Кантемира и др.27. Возможно, в Милане знали и читали этот журнал, и это был один из путей знакомства с русской литературой и поэзией.
В том же 1830 г. был переведен с подлинника еще один отрывок из «Обрученных» под названием «Прощание с родиною»28. Подпись под переводом: К. Н. Г-н. Очевидно, это князь Н. Б. Голицын, сотрудник журнала «Bulletin du Nord», военный писатель и переводчик. В примечании к переводу говорится, что Мандзони «с необыкновенною прелестию чувств» описал горести своих героев, взятых им из «состояния поселян».
Имя Мандзони привлекает к себе все больший интерес в России. А. И. Тургенев, находясь в Париже, сообщал П. А. Вяземскому в письме от 24 мая 1830 г.: «Скоро выйдет новая книга Manzoni»29. Речь шла о новом издании трагедий и стихов итальянского поэта: «Tragedie ed altre poesie di Alessandro Manzoni con raggunta di al- cune prose sue e di altri». Settinia ed. Parigi. Baudry, 1830 (prefance de Camilie Ugnoni)30. По-видимому, об этом же издании говорит и Пушкин в письме к Е. М. Хитрово: «Voici Manzoni qui apertient au Comte Litta — Veuillez le lui faire remettre... » (октябрь-ноябрь 1831 г.)31.
Один из графов Литта знакомит и поэта И. И. Козлова с сочинениями Мандзони, о чем свидетельствует запись в дневнике поэта от 12 января 1833 года: «Le jeune C-te Litta vint. II parla beaucoup de Manzoni... »32.
В 1830-е гг. книги Мандзони читались в русском обществе не только по-французски, но и в оригинале и живо обсуждались. Велись беседы о Мандзони и в салоне графини Д. Фикельмон, жены австрийского посла, и ее матери Е. М. Хитрово, урожденной Голенищевой-Кутузовой, находившейся в дружеских отношениях с Пушкиным. Ее Пушкин и просил вернуть книгу Мандзони графу Литта.
То, что в письме Пушкина к Е. М. Хитрово речь могла идти о трагедиях Мандзони, подтверждает и тот факт, что в 1830 1831 гг. поэт И. И. Козлов, близкий к семье Хитрово, прочел трагедии Мандзони и даже намеревался перевести «Альдегиза». Он перевел стихами лишь хор монахинь из этой трагедии, который был напечатан на страницах «Литературной газеты» (1831)33.
В примечании рассказывалось о трагической судьбе Эрменгар- ды, сообщалось, что трагедия Мандзони, «блистающая необыкновенными красотами», переводится на русский язык И. И. Козловым и отмечались «трудности стихотворной меры», которые счастливо победил переводчик34. Высокий уровень перевода был отмечен и сто лет спустя35. Если принять во внимание, что перевод оды Мандзони «Пятое мая», сделанный Тютчевым, был опубликован лишь в 1885 г., то перевод И. И. Козлова был, по сути дела, первым напечатанным стихотворным переводом из Мандзони. Этот перевод так понравился русским читателям, что в следующем 1832 i. был перепечатан почти с тем же примечанием в другом русском журнале36. Этот же хор без первых двух четверостиший приводит в своей «Истории всемирной литературы» В. Зотов, считая перевод И. И. Козлова довольно слабым37.
В 1831 г. на страницах «Литературной газеты» печатается введение Мандзони к «Обрученным» в переводе Н. Павлищева, мужа сестры Пушкина38. В разделе «Смесь» этого же номера газеты сообщалось, что «Исторический роман сей имел необыкновенный успех во всей просвещенной Европе» и что Н.Павлищев переводит его с десятого итальянского издания. Перевод, очевидно, не был закончен и не увидел свет, но о нем часто упоминается в письме О.С.Павлищевой (Пушкиной) к мужу (1831-1832)39.
II
Другим, не менее важным, фактором в деле культурного обмена между Россией и Италией были личные контакты и связи русских писателей и критиков с Мандзоии. Одним из первых русских, посетивших Мандзони, был сын княгини 3. Волконской Александр.
В 1831 г., отправляя Александра в сопровождении его воспитателя С. П. Шевырева из Италии в Россию, 3. Волконская решила представить своего сына Мандзони, чьей почитательницей она уже давно была. С этой целыо она обратилась за рекоменда- тельным письмом к поэту Ксавье де Мэстру, который охотно выполнил ее просьбу40. А. Волконский посетил Мандзони в декабре 1831 г. А в феврале 1932 г. с Мандзони познакомился друг Пунь кипа С. А. Соболевский: «Вчера познакомился с Манцони... Желает узнать кое-что о русской литературе, называл мне Пушкина и Козлова»41. Итальянский поэт мог почерпнуть сведения о русских писателях в «Bulletin du Nord». Кроме того, Мандзони мог знать стихи Пушкина в переводах на итальянский язык графа Рич- чи, который в 1826 -1828 гг. жил в Москве, посещал салон княгини 3. Волконской, встречался с Пушкиным. Граф Риччи писал также стихи и романсы и занимался переводами на итальянский язык русских поэтов42. По свидетельству С. Г1. Шевырева, граф Риччи «весьма удачно» перевел на итальянский язык «Демона» и «Пророка» Пушкина. «Переводчик умел сочетать удивительную близость к подлиннику с изяществом выражения»43.
Возможно, Мандзони знал о том, что И. И. Козлов перевел хор из трагедии «Альдегиз». У Мандзони, по свидетельству Жуковского, посетившего его в 1838 г., была книга стихов Козлова с надписью русского поэта, и он просил Жуковского передать поклон Козлову44. Таким образом, интерес русских писателей и критиков к Италии и к Мандзони и интерес Мандзони к России и к русской литературе был взаимный.
Широкие круги русских читателей знакомились с Мандзони, главным образом благодаря переводам и критическим статьям и обзорам в толстых журналах. В 1833 г. выходит в свет на русском языке первая часть «Обрученных» (без «Введения» Мандзони)45. Перевод с французского сделан анонимным автором и напечатан в Москве, где насчитывалось наибольшее количество переводов из Вальтера Скотта.
В 1834 г. журнал «Телескоп» перепечатывает статью французского критика Шарля Дидье, посвященную Мандзони46. В этом же году «Сын Отечества» опубликовал статью «Об историческом романе во Франции и в Англии», в которой говорится и о Мандзони как о последователе Скотта47.
В 1830-е годы имя Мандзони уже довольно широко известно в России. В.Г.Белинский в статье «Литературные мечтания» (1834), приветствуя борьбу романтиков с отжившими формами классицистического искусства, рядом с именами Байрона, В. Скотта, Гюго, Мицкевича и некоторых других называет и имя Мандзони . Для демократически настроенной разночинной интеллигенции Мандзони был интересен также своим демократизмом.
П. А. Вяземскому и В. А. Жуковскому ближе была другая сторона творческой деятельности Мандзони. Вяземский познакомился с Мандзони в 1835 г. во время своего первого путешествия в Италию, после знакомства с Сильвио Пеллико, с которым у него сразу же сложились дружеские отношения49. О встрече с Мандзони Вяземский сообщал в письме к сыну (19 апреля (1 мая) 1835 г.): «Он очень хорошо меня принял, очень жив и любезен в разговоре... Я около часа пробыл у него. Жаль, что не имею времени записать наш разговор»50. На обратном пути в Россию, перелистывая «Путешествие на Восток» Ламартина, Вяземский вспомнил, что Мандзони говорил ему о Ламартине и хвалил его51. Воспоминание об этой встрече с Мандзони Вяземский сохранил на долгие годы52.
Из итальянских писателей первой половины XIX в. Вяземский лучше других знал Мандзони и Пеллико. Это были как раз те писатели, которые пользовались наибольшей известностью у себя на родине и в России. По свидетельству одного из ближайших друзей Сильвио Пеллико, туринского профессора философии Баруффи, посетившего Россию осенью 1839 г., «Пеллико и Мандзони воплощают почти всю современную литературу для большей части образованных людей Севера»53.
В 1838 г. Мандзони посетил другой русский поэт —В.А.Жуковский. «Я просидел у него часа два, — вспоминал Жуковский в письме к И.И.Козлову, — и конечно эти два часа принадлежали к прекрасным часам моей жизни: я насладился живым чувством симпатии, симпатии к чему-то высокому, что приносит душу в какой-то светлый порядок и производит в ней на минуту совершенную гармонию, которая есть ее истинное назначение, но которая только минутами дается ей в этой жизни». Жуковский подробно описывает впечатление от этой встречи. «У меня нет памяти на лица, но лицо Манцони врезалось в память мою... Правильные черты, которых характер благородство и какая-то привлекательная тонкость, соединенная с прямодушною скромностью... Таков казался мне Манцони». Жуковский не передает, о чем шла беседа, а вспоминает лишь о чувствах, вызванных в нем этой встречей, которые напомнили ему «немногие минуты» счастья, испытанные при общении с Карамзиным54. По получении письма Жуковского И. И. Козлов сделал следующую запись в своем дневнике от 22 ноября 1838 г.: «Я получил письмо от моего Жуковского... Он мне много рассказывает о Венеции и Манцони, который произвел на него сильное впечатление. Манцони говорил ему также обо мне и показал ему мои сочинения, мною поднесенные и бережно, по его
ее
словам, хранимые» .
Расставаясь с Мандзони, Жуковский просил его написать свое имя на экземпляре сочинений итальянского писателя, специально купленном Жуковским. Вот что написал Мандзони: «L'autore contera sempre fra i suoi giorni piu felici quello in cui gli fu dato di cognoscere il S. Joukovsky. A.M.»56. В этом же письме Жуковский сообщает, что он принялся за изучение итальянского языка57.
Герцен, находясь в 1838 г. в ссылке в Вятке, читал «Обрученных» и сделал выписку из шестой главы, очевидно, согласную с тогдашним состоянием души: «...rimase immobile, come al cader del vento, nel forte della burrasca, un'antica pianta ricompone natu- ralmente i suoj ramj; e riceve la gragnuola come la manda il cielo... (I promessi sposi. Manzoni)»58. Эта выписка была сделана, очевидно, в феврале 1838 г., так как 14 февраля этого же года Герцен писал своей невесте Н. А. Захарьиной: «Я читаю теперь премилый роман соч. Manzoni, у него то же заглавие, как и у нас: "I promessi sposi"»59, и Герцен поощряет желание своей невесты изучать итальянский язык60.
В том же 1838 г., рецензируя один из посредственных романов, вышедший в свет в популярной «Библиотеке избранных романов, повестей и любопытнейших путешествий», издаваемой книгопродавцем Н. Глазуновым, Белинский советует обратить внимание па роман Мандзони: «Да вот чего лучше? — Отчего бы не перевести "Обрученных" Манцони? — Очень бы можно найти хорошего переводчика»61. Глазунов, очевидно, последовал совету Белинского, и в 1840 г. в его издании вышел в свет перевод первой части «Обрученных» с «Введением» Мандзони, сделанный с подлинника62. На титульном листе имени переводчика нет, но после сличения текста перевода с переводом всего романа 1854 г., нам удалось установить, что им является В. С. Межевич63.
На перевод 1840 г. журнал «Отечественные записки» откликнулся небольшой рецензией, в которой роман характеризовался как интересная книга, давно пользующаяся большой и заслуженной славой. Рецензент сетовал на качество русского перевода и замечал, что «изящные произведения должно переводить изящным слогом»64.
В 1841 г. в «Современнике» был напечатан отрывок из «Обрученных»: «Моровая язва в Милане в 1630 году» (перевод с итальянского Р.. . а Г., псевдоним Р. К. Грот). В примечании к переводу говорилось, что «это любопытное описание чумы в известном всей Европе романе Манзони "Обрученные"... составляет само по себе как бы отдельное целое, почему и помещается здесь в виде особой совсем статьи» .
В это время имя Мандзони уже известно в писательских и журналистских кругах Петербурга, а его роман «Обрученные» становится своего рода эталоном при характеристике новых литературных явлений за рубежом и в России. В 1841 г. вышли в свет «Византийские легенды» Н. А. Полевого, и по поводу их оценки между несколькими журналами начался довольно оживленный обмен мнениями. Интересно, что сам Полевой в предисловии к своей книге вместе с «Сен-Маром», «Собором Парижской Богоматери» и «Кс- нильвортом» называет также и «Обрученных» в серии произведений, занимающих среднее место между «историей» и «романом».
Журнал «Отечественные записки», возражая Полевому, также несколько раз ссылается на Мандзони, чтобы показать, что «Византийские легенды» при всей их занимательности «пониже произведений Гюго и де Виньи и, может быть, немногим хуже или немногим лучше "Обрученных'1 Манцони»66.
В 1841 г. журнал «Библиотека для чтения» печатает сокращенное изложение статьи госпожи Дюпен «Алессандро Манцони». Статья привлекла внимание, очевидно, тем, что в ней наряду с творческой биографией писателя отводилось место описанию его душевных качеств, семейной жизни и занятий67. Еще более краткое изложение этой же статьи находим в «Журнале Министерства народного просвещения»68. Полностью статья госпожи Дюпен была напечатана в 1847 г.69
Вслед за «Обрученными» также pi исторические трагедии Мандзони начинают привлекать к себе внимание в России.
Во Франции трагедии Мандзони были переведены в 1823 г. К. Фориэлем в разгар споров о новом романтическом театре. В конце 1820-х и в 1830-е гг. в России вопрос о драме также приобретает актуальность, и этим был определен интерес к драмам Мандзони и перевод на русский язык трагедии «Граф Карманьола» (1843), сделанный П. Пятериковым70. Однако предисловие Мандзони с посвя- щенисм трагедии своему другу Фориэлю и исторические замечания, касающиеся биографии Карманьолы, он не перевел. В том же году на страницах «Литературной газеты» появилась рецензия на другое произведение Мандзони — «История позорного столба» («Storia della eolorina infame»), в которой говорилось: «Манцони описал это горестное событие мастерским слогом, дышащим участием к человечеству и глубоким взглядом в глубину человеческой души. Его книга в высшей степени поучительна»71. А в следующем 1844 г. печатаются отрывки из этого сочинения в переводе М. Лихотина72.
Мнение Гете о Мандзони как драматурге и создателе новой исторической драмы в Италии не осталось вне поля зрения русской журналистики и читающей публики. Еще в 1829 г. журнал «Гала- гея» перепечатывает статью Гете, посвященную анализу «Графа Карманьолы» и напечатанную в штутгартском обозрении: «Ueber Kunst und Altertum»73. В 1846 г. «Современник» публикует статью «Мнение Гете о Манцони», автор которой Ф. В. Чижов подробно излагает мысли Гете о трагедии «Граф Карманьола», снабжая их своими комментариями и выдержками из статьи Гете74. Чижов объясняет обилие сочинений исторического характера в Италии тем, что основой итальянской изящной литературы является история и любовь к отечеству. Современная литература Италии оригинальна: «Все решительно свое и нисколько гге похоже... ни на решение политических, гражданских и нравственных вопросов, встречаемое нами в форме романов и повестей французских писателей, ни на веселость и наставительность романов английских, ни на идеализм и прекрасный фантасмизм германских»75.
В 1847 г., делая обзор русской литературы за десятилетие после смерти Пушкина, П. А. Вяземский приходит к весьма печальному заключению: в России, как и за рубежом, литература превращается в ремесло; культура распространяется шире в обществе, но теряет свою глубину. И в подтверждение своего взгляда Вяземский ссылается на Мандзони: «Знаменитый Манцони был того же мнения, но в другом отношении. Огг говорил мне в Милане в 1835 г., что со временем звание писателя совершенно упразднится и сольется со всеми другими званиями, потому что способность писать и привычка отдавать себя в печать, когда нужно будет, — общие ггринадлежности всех образованных людей»76.
Новое время приносит новые потребности. «Еще за двадцать пять лет тому Вальтер Скотт, Байрон, Манцони были явления возможные. Голос их раздавался во всех концах образованного мира
.Новый роман... новая поэма, новая драма были события в общественной жизни». Времена чародеев миновали. «Тот же Манцони, написав один превосходный роман, заперся в молчании». То же самое Вяземский наблюдает и в русской литературе своего времени. «Мнение Манцони... о переходе литературы из частной среды в общий разлив... если это мнение вполне осуществится когда-нибудь или где-нибудь, то во всяком случае у нас гораздо позднее, нежели у других»77. Итак, двенадцать лет спустя Вяземский вспомнил слова Мандзони о путях развития европейской литературы и сослался на его авторитет.
В свой второй приезд в Италию, в 1858 г., Вяземский возобновил свое знакомство с Мандзони, который к этому времени отошел от занятий литературой. «Он вовсе оставил литературу, т. е. деятельную, текущую. Вообще, кажется, ко всему охладел, не сочувствуя ни понятиями, ни чувствами, ни убеждениями со всем тем, что ныне делается и пишется»78. Вяземский отмечал как раз то, о чем Мандзони впервые высказал свое мнение еще в 1835 г.
Сам Мандзони в 1850-е годы отходит от «деятельной литературы», но книги его продолжают занимать умы современников. В 1854 г. в Москве выходит в свет первый полный перевод «Обрученных» на русском языке. В том же году журнал «Современник» поместил рецензию на этот перевод. Рецензент негодует на небрежность издания и перевода B.C. Межевича, что особенно обидно, так как «язык оригинала превосходен», а сама книга была выдающимся событием в итальянской литературе эпохи. Мандзони был для Италии подобно Карамзину для России: «путеводителем и руководителем словесности». «Обрученные» преследовали не только ли-
79
тературные цели, но и поучительные .
Передовым кругам русского общества всегда было близко патриотическое направление творчества Мандзони. Поэтому, несмотря на имеющийся прозаический перевод трагедии «Граф Карманьола»80, А. Сомов переводит стихами известный хор из этой трагедии со страстным призывом к единению81. В этом же журнале за 1859 г. напечатана статья о Мандзони, в которой его называют «преобразователем итальянской драмы, самым популярным в начале нынешнего столетия итальянским писателем»82. Автор статьи характеризует борьбу Мандзони с аристотелевской системой правил и высоко оценивает трагедию «Граф Карманьола»: «Удачный выбор сюжета, глубина идеи, поразительное знание истории, реальность характеров — величайшая красота стихов были причиной, что трагедия... произвела восторг не только в Италии, но даже и за границей», и в подтверждение приводит отзыв Гете. В заключение говорится об «Обрученных» как о лучшем произведении Мандзони и дается краткая библиография русских переводов произведений писателя.
В I860 г. журнал «Современник» печатает на своих страницах статью Д. Михайловского о новой итальянской поэзии, в которой упоминается и имя Мандзони, известного в Европе и в России своим романом «Обрученные»83. Журнал продолжает интересоваться Мандзони главным образом как автором исторического романа. Но эпоха изменилась. Исторический роман отходил в прошлое, и современная тема привлекала все больше внимания. Уход в историю представлялся бегством от актуальных проблем. Такая точка зрения заметна в статье Л.И.Мечникова, характеризующей итальянские исторические романы84.
В 1863 г., когда Италия была уже свободна от австрийского ига, П. А. Вяземский в третий раз посетил эту страну и снова навестил Мандзони85. Об этом визите он оставил более подробную запись в своем дневнике: «Был у старого знакомца Манцони. Он показался мне бодрее прежнего. Он помолодел с восстановлением Италии... Он сказал мне: не все еще для Италии сделано, что должно сделать; но сделано много, и мы пока должны быть довольны»86. Вяземский говорил с Мандзони и о политическом положении в Европе, и о польском вопросе, отметив, что Мандзони, «горячий Римский католик», довольно беспристрастно судил об этом деле87.
Италия и особенно Венеция оставили глубокий след в творчестве Вяземского. Одним из лучших его стихотворений о Венеции является «Фотография Венеции», которое было напечатано в Италии в переводе венецианского патриция Н. Бароцци, директора музея Коррер88. Вяземский разослал это стихотворение весной 1864 г. своим итальянским друзьям, в том числе и Мандзони, вместе со статьей Бароцци о венецианско-русских дипломатических отношениях в XVIII в.89
Имя Мандзони довольно часто появляется на страницах русских журналов в связи с переводами его произведений и разного рода критическими обзорами. О Мандзони упоминает Д. И. Писарев в статье «Пушкин и Белинский» в главе о «Евгении Онегине»90. А. И. Герцен советует своей дочери читать роман «Обрученные» наряду с романом «Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте» Д'Адзельо и романами Скотта91.
В 1864 г. А. Н. Веселовский в корреспонденции из Италии отмечает, что идея «итальянской национальности» получила отражение в спорах о языке и в историческом романе, который «водворили» в Италии Мандзони и его последователи. В их произведениях «воображение старается вжиться в прошедшее и не хочет выйти из него, почерпая в нем исторические поучения для себя»92.
Мандзони интересовал русское общество как автор «Обрученных» и исторических трагедий. Именно эти произведения Мандзони помогали в разрешении задач, стоявших перед русской литературой первой половины XIX в.
III
В 1870-1890-е гг. начинают появляться в печати более обширные статьи о Мандзони, в которых делаются попытки характеризовать творчество писателя в связи с историческим, общественным и политическим движением в Италии. Такова интересная статья «Манцони и его роман "Обрученные" Софьи Н-ко (псевдоним С. А. Никитинко, историка и переводчицы, дочери А. В. Никитенко)93. С. Никитеико пытается определить причины возникновения жанра исторического романа в Италии в начале XIX в. Роман распространился в итальянской литературе, когда он начал изображать исторические и героические события, давая больше пищи национальному самосознанию итальянцев. Исторический роман с патриотическим содержанием очень скоро приобрел успех, потому что «он на первых уже порах встретил в Манцони писателя, который вместе с высокой степенью художественного совершенства сообщил ему и глубокий нравственно-политический смысл, составлявший главную потребность времени».
«Обрученные» открыли эпоху в итальянской литературе. Этот роман «принадлежит к числу совершеннейших произведений в своем роде. В нем встречается сочетание двух условий, а именно — строгое преследование серьезной идеи с почти безукоризненным ху-
94
дожественным выполнением»J .
Этот роман, по мнению С. Никитенко, еще мало известен в России, и поэтому, излагая содсрлсаиие, она чередует его с отрывками из «Обрученных». Мандзони интересует в первую очередь не судьба отдельных людей, а крупные исторические события эпохи и движение народных масс, с которыми переплетаются судьбы частных лиц. «Их приключения служат ему только нитыо, на которую он нанизывает многочисленные эпизоды, где на сцену выступают массы, и им-то, в сущности, и прина/щежит главная роль. От этого весь роман получает характер широкой драмы, где главный интерес сосредоточивается не на единичных явлениях человеческой природы... а на общих началах, лежащих в основании государственного строя»95. Мысль о глубоком историческом смысле романа Мандзони впервые так отчетливо была высказана в России.
Смерть Мандзони также получила отклик в русской прессе. Два журнала напечатали некрологи. В первом излагается творческий путь Мандзони, особо подчеркивается патриотическое и нравственное содержание «Обрученных». «Движение страсти и психический анализ показывают, что Манцони — знаток человеческого сердца, хотя исключительная точка зрения вредит иногда справедливости его наблюдений»90.
Второй некролог отмечает, что Мандзони, один из лучших и благороднейших граждан своей страны, «более содействовал объединению Италии своими произведениями, нежели известный Мад-
Q7
зини своею деятельностью агитатора» .
«Вестник Европы» публикует корреспонденцию из Флоренции «Наши литературные утраты», в которой известный итальянский критик Анджело Де Губернатис утверждает, что в 1873 г. Италия потеряла в числе своих лучших сынов и Мандзони98. Ему первому из итальянских писателей удалось вернуть родной литературе правду и естественность.
Еще при жизни Мандзони был причислен к классикам итальянской литературы. В. Зотов включает в свою «Историю всемирной литературы» очерк творчества Мандзони и отрывок из хора трагедии «Альдегиз»99.
В 1884 г. в Москве выходит в свет новый перевод «Обрученных» в 2-х частях. Переводчик М. Ч. (псевдоним не раскрыт) сделал полный перевод романа, за исключением «Введения». Но теперь так же, как романы В. Скотта, этот роман попадает в разряд книг для юношества100. В том же году появилась в печати вторая большая статья о Мандзони: «Александр Манцони (истори- ко-литературный этюд)»101. Автор статьи Н.Колосов (псевдоним историка Н. С. Соколова) называет Мандзони «одним из наиболее видных представителей итальянской литературы настоящего столетия» и дает краткий очерк развития исторического романа в
Италии до Мандзони. Мандзони поставил перед собой цель руководить Италией на. пути ее нравственного совершенствования, в котором он видел единственный путь избавления от чужеземного ига. Н. С. Соколов останавливается на одах «Пятое мая» и «Март 1821» («Marzo 1821»), в которых с большой силой нашли воплощение патриотические чувства поэта. Он подчеркивает новаторство Мандзони и в области романтического театра: за десять лет до появления «Эрнани» В.Гюго Мандзони своими трагедиями положил конец господству ложноклассической драмы. «Это был первый крупный вклад его на пользу национальной литературы». Мандзони полагал, что для возрождения современной литературы необходимо обратить внимание на ее источник -- внутреннюю жизнь народа. Эта идея привела Мандзони к мысли о «необходимости связать историю с трагедией, оживить перед глазами читателей разные эпизоды из национальной жизни, сдела/гь их центром, фокусом индивидуальных страстей, вместе со всеми воспоминаниями, уроками, тревога-
102
ми и надеждами патриотизма» .
Н. С. Соколов приводит отрывки из патриотического хора трагедии «Граф Карманьола» в своем прозаическом переводе.
Стремление к исторической правде Мандзони перенес и в роман «Обрученные», который должен был показать простой народ обладателем высоких духовных качеств и возбудить к нему сочувствие в высших слоях. В своем романе писатель интересуется прежде всего крупными историческими событиями прошлого, а не судьбами отдельных лиц. Н. С. Соколов высказывает мысли, на которые обратила внимание уже С. Никитенко. В этом расширении сферы романа состоит одна из величайших заслуг Мандзоии перед отечественной литературой и это сближает его творчество с творчеством Диккенса и Л.Толстого103.
Вместе с тем Н. С. Соколов решительно отвергает упреки в подражании В. Скотту: в «Обрученных» «национальная душа видна со всеми ее светлыми и темными сторонами».
В 1888 г. выходит из печати перевод белым стихом трагедии «Граф Карманьола», сделанный Н.М.Соколовым104. Как и в переводе П.Пятерикова (1843), в переводе Н.М.Соколова опущено предисловие Мандзони о драматическом искусстве, но переведены исторические сведения о Карманьоле и кондотьерах той эпохи, которые Мандзони сообщает в «Notizie storiche». На этот перевод появилось сразу несколько рецензий, высказывающих подчас противоположные суждения. Положительную оценку переводу дал «Пантеон литературы», назвавший трагедию лучшим драматическим произведением Мандзони, «великого патриота» и «родоначальника итальянского романтизма»105. Другой рецензент утверждал, что трагедия «Граф Карманьола» сейчас имеет лишь историко-литературное значение и хотя фабула ее проста, но для сцены она непригодна106. Рецензент журнала «Правда» сожалел, что Н. М. Соколов выбрал для перевода трагедию «Граф Карманьола», все значение которой заключается, по-видимому, лишь в призыве к объединению107.
Наконец, четвертая рецензия на тот же перевод за подписью И. Г.-П. (псевдоним не раскрыт) выражает крайне отрицательное мнение: не следовало переводить трагедию «Граф Карманьола» на русский язык, так как она «для нас может иметь одно только отрицательное значение». «Обрученных» вполне достаточно для знакомства русской публики с итальянским писателем. Смысл трагедии «Граф Карманьола» сводится к «апологии авантюриста Карманьолы», и с этой точки зрения для умственного развития русского общества трагедия не представляет интереса108.
Русские журналы знакомили своих читателей не только с переводами произведений зарубежных писателей, но и с новыми книгами о них, выходившими за границей. Так, в 1897 г. «Русский вестник» печатает небольшую библиографическую статью о четырех новых книгах о Мандзони109.
В 1899 г. выходит в свет сокращенный перевод «Обрученных» (без введения Мандзони), сделанный с подлинника Е.Некрасовой110. На это издание появилось почти одновременно четыре рецензии. Мандзони, пишет рецензент «Книжных новостей», принадлежит к «знаменитой плеяде писателей-патриотов» первой половины XIX в., когда Италия томилась под австрийским игом и литература принимала живое участие в общественной борьбе. В романе «Обрученные» Мандзони взял сюжет из далекого прошлого и наполнил его современным содержанием. Автор рецензии отмечает низкое качество перевода Е. Некрасовой111. Автор другого отзыва называет Мандзони замечательным итальянским поэтом и романистом, а «Обрученных» — классическим романом итальянской литературы, который «до сих пор не потерял ни свежести, ни интереса как художественное произведение и читается с удовольствием в прекрасном переводе госпожи Некрасовой»112.
Третий отзыв на тот же перевод начинается словами писателя Чсзаре Канту, в которых содержится призыв к современникам сделать этот роман для себя руководством к действию. Рецензент видит заслугу Мандзони в том, что «он переносит центр тяжести повествования от отдельных личностей к истинным носителям широких исторических движений —к народным массам». Поэтому наиболее интересными и сильными остаются страницы, посвященные широким картинам бурного существования старой Италии. Приводя отзыв Гете об «Обрученных» и рекомендацию немецкому переводчику сократить сцены народных волнений, рецензент возражает Гете: «Нам лично эти широкие картины народных движений, где автор является не только умелым живописцем, но и глубоким наблюдателем массовой психики, показались наиболее интересными 1 1 ч
в романе» .
Критик журнала «Образование» Н.Леонтьева начинает свою рецензию традиционным сравнением Мандзони со Скоттом. Новый перевод был давно необходим, так как «роман Манцони охотно читается до сих пор». У него есть длинноты, но «этот недостаток с избытком выкупается увлекательностью многих глав»114.
Последний отзыв на роман в переводе Е. Некрасовой появился только в 1903 г. в сборнике «Народная литература». Это коллективный отзыв комиссии, рекомендовавшей роман Мандзони для широкого народного чтения115.
Итак, в 1870-1890-е годы новой в интерпретации романа является попытка вскрыть исторический смысл и понять творчество Мандзони в свете тех задач, которые стояли тогда перед Италией.
IV
В первой четверти XX в. творчество Мандзоии по-прежнему остается в поле зрения русских читателей. В 1900 г. выходит «История позорного столба» в переводе С. Воскресенской, сокращенном, но более полном, чем перевод 1844 г.116 В примечании переводчица говорит о документальной точности книги Мандзони.
В 1901 г. журнал «Русская мысль» печатает большую, но малоинтересную статью М. Ватсон «Алессандро Манцони (новейшая итальянская литература о Манцони)»317. В следующем году эта статья с небольшими изменениями вышла в свет отдельной книгой—с портретом Мандзони118. М. Ватсон рассказывает биографию писателя и характеризует основные этапы его творческого пути.
На книгу Ватсон было написано две рецензии (1902)119. В одной из них Мандзони назван «славнейшим деятелем освободительной литературы итальянцев»; в другой, менее благожелательной (автор Е.Дсген), отмечается, что слава Мандзони никогда не померкнет па его родине, но для народов, которым не пришлось испытать па себе австрийский гнет и у которых был свой классицизм и свой романтизм, Мандзони «не станет близким и дорогим».
В том лее 1902 г. появляется краткая биография Мандзони с портретом писателя по рисунку П. Эрми, гравированному Вендра- мини. За биографией Мандзони следует краткий анализ поэтических произведений, трагедий и романа120. Ода «Пятое мая» упоминается среди других поэтических откликов на смерть Наполеона121.
На патриотическую и демократическую сторону лирики Мандзони указывает Зено (современная транслитерация: Дзено) Рома- но в статье «Современная итальянская поэзия»: в своих произведениях Мандзони «всегда проводит идею горячей любви к свободе и правде, глубокой преданности к народу, к униженным»122.
В 1903 г. выходит в свет книга Н. К. Козмина «Очерки из истории русского романтизма». Мандзони привлекает Козмина больше как автор исторических трагедий. Он называет Мандзони «преобразователем» итальянской драмы и останавливается на его теоретических суждениях относительно классических единств. Хотя Мандзони высказывал справедливые мысли, но он не всегда умел осуществить их на практике; и в трагедии «Граф Карманьола» «слишком слабы драматические пружины и нет исторической верности». Н.К.Козмин целиком солидарен с мнением французского критика Ш.Дидье, статью которого, напечатанную в журнале «Телескоп» (1834, ч. 24), он довольно обстоятельно излагает123.
Итальянская литература разного времени привлекает все больше внимание русских исследователей. В 1908 г. появляется перевод А.Усовой «Истории итальянской литературы» А. Овэтта, под редакцией В. Шишмарева. Одна из глав этой книги посвящена творчеству А. Мандзони (гл. IV, с. 310-329). В 1922 г. появился новый перевод книги Овэтта, сделанный профессором С. И. Соболевским.
Дважды упоминает о Мандзони А.В.Луначарский. В статье «Поэт и мещанство» (1910), говоря об итальянском романтизме до 1848 г., Луначарский замечает, что даже у «величайшего своего представителя — Манцони» романтизм представлял собой попытку оправдать действительность или примириться с нею. И Луначарский противопоставляет Мандзони поэта-трибуна Кардуччи124. В другой статье «Поэт неокантианства» (1910), посвященной писателю А. Фогаццаро, Луначарский говорит, что тот «показывает себя тонким юмористом и достойным учеником Манцони в изображении простых, добродушных или лукавых людей»120.
В это же время печатается несколько статей о творческом пути Мандзони, в которых учитывается не только политическая обстановка в Италии и литературная борьба эпохи, но и критическая литература об итальянском писателе. Одной из них является статья Д. К. Петрова «А. Мандзони и романтизм в Италии»126. Изучая итальянский романтизм в сопоставлении с романтическим направлением в Англии, Франции и Германии, Д. К. Петров отмечает, что идеи итальянских романтиков не оригинальны. Однако ценность романтизма в Италии заключается в служении общественному делу: «В патриотизме — ключ к пониманию весьма многих сторон поэтики и поэзии Мандзони».
Все творчество Мандзони патриотично, и, несмотря на то, что он не принимал участия в политической борьбе своего времени, его роль в Рисорджименто не менее велика, чем роль Гарибальди, Кавура, Маццини или карбонариев. Мандзони по праву является одним из создателей «единой Италии».
Трагедии Мандзони по силе художественного анализа имеют лишь историческое значение, в то время как роман «Обрученные» — «бесспорно, самое лучшее произведение Мандзони... Не будет преувеличением сказать, что "I promessi sposi" — самый замечательный исторический роман той эпохи, которая дала литературе и Вальтера Скотта, и В. Гюго»127.
Другой исследователь литературы — В. М. Фриче — считает Мандзони «умеренным писателем». Роман «Обрученные» воспринимался в Италии иносказательно, как «картина порабощения страны иноземными деспотами»128. В 1915 г. в статье «Поэзия национально-освободительного движения в Италии» (1797-1870) В. М. Фриче говорит, что для Мандзони литература была средством будить в читателях гражданское чувство. Эта тенденция придавала произведениям Мандзони на исторические темы отпечаток злободневности129. В специальной работе об итальянской литературе эпохи объединения В. М. Фриче называет Мандзони «поэтом религии, певцом смирения и кротости»130. Внук Ч. Беккарии, Мандзони был связан с людьми и идеями XVIII в. Именно эта связь не позволила Мандзони, подобно Пеллико, впасть в крайности католицизма, и он «всегда будет прежде всего моралистом и гуманистом и немного демократом в духе XVIII в.».
В. М. Фриче характеризует ранние стихи Мандзони и его «Священные гимны». В трагедии «Граф Карманьола» он видит стремление оправдать Карманьолу и подчеркнуть отрицательные стороны деспотического режима республики Сан Марко.
С точки зрения В. М. Фриче, драма «Альдегиз» насквозь проникнута религиозно-церковным духом. Это настроение подсказало Мандзони фигуру Эрменгарды и его философию истории: творцом исторического процесса является Бог, связывающий события так, чтобы они были возмездием за содеянное зло. Этим же духом смирения веет и от романа «Обрученные» — одного из лучших исторических романов не только итальянской, но и мировой литературы». Краткое изложение этих взглядов В. М. Фриче на творчество Мандзони находим и в другой его работе131.
V
Новую страницу в изучении творческого наследия Мандзони открывают 1930-е годы. В 1936 г. в одном из лучших изданий того времени — «Academia», выходит в свет полный перевод с итальянского оригинала романа «Обрученные», с портретом Мандзони Ф. Гайеца; перевод и комментарии (это первое комментированное издание на русском языке) И. И. Шитца; вступительная статья (с. VII-XXXVIII) — проф. А. К. Дживелегова. Перевод снабжен картой окрестностей Милана, планом города в XVII в., картой ман- туанской войны 1628-1631 гг. и десятью иллюстрациями художника Е. Д. Белухи, а также копией фрески из Палаццо Питти во Флоренции: дон Родриго заговаривает с Лючией132.
Статья А. К. Дживелегова открывается характеристикой Италии J 820 г. и миланского кружка романтиков. Патриотические настроения Мандзони получили отражение в поэтическом отклике на воззвание Мюрата к итальянцам и в оде «Март 1821». Ода «Пятое мая», по мнению А. К. Дживелегова, удивительно близка но настроению к стихам Пушкина на тот же сюжет.
А. К. Дживелегов излагает эстетические взгляды Мандзони и указывает на некоторые особенности его трагедий. Забота Мандзоии об исторической правде, взгляд на нее как на цель всякой поэзии складывается у Мандзони в такое представление о поэзии, которое ближе к реализму, чем к романтизму. В этом А. К. Дживелегов видит преобладание у «романтика» Мандзони реалистических моментов. Мандзони, по словам А. К. Дживелегова, выполнял «социальный заказ» либеральной итальянской буржуазии, именно поэтому его роман положил начало историческому роману с политической, патриотической и либеральной тенденцией.
В рецензии на это издание В. Александров говорит о том, что Мандзони часто сравнивали с Пушкиным: оду «Пятое мая» сопоставляли с одой «Наполеон», а «Обрученных» — с «Капитанской дочкой», и о том, что Мандзони и Пушкина сближает реализм и народность их творчества, что «романтизм» Мандзони является по существу реализмом. Мандзони в большей степени, чем Скотт, освободил свой роман от «исторической экзотики». История дана у него правдиво и просто, такой, какой переживают ее народные массы. В художественной практике, утверждает рецензент, Мандзони-реалист одерживал победу над Мандзони — верующим католиком133.
Уже В. Александров пытался найти нечто общее между Мандзони и Пушкиным. Более подробно этот вопрос освещает М.Н.Розанов в статье «Пушкин и итальянские писатели XVIII pi начала XIX века»134. М.Н.Розанов приводит высказывания Пушкина о Мандзони, а затем останавливается на вопросе о драме. Мысли Мандзони о том, что драматург должен быть объективен и что историческая точность совместима с поэтической красотой, требование простого и выразительного слова, были близки и Пушкину.
М.Н.Розанов называет Мандзони единомышленником Пушкина. Эту же мысль высказывает и Б. В. Томашевский135. Об интересе Пушкина к Мандзони говорит и книга «Sulla morale cattolica. Osser- vazioni di Alessandro Manzoni» (Parigi: Baudry, 1834)13G, хранящаяся в библиотеке Пушкина. М. Н. Розанов видит сходство между одами Мандзони и Пушкина па смерть Наполеона, в которых проявляется уже более объективное отношение к Наполеону137. В черновых набросках пушкинской оды сохранился итальянский эпиграф: «1п- grata partia» («Неблагодарная родина»), что дает основание предполагать, что Пушкину могла быть известна ода Мандзони.
В «Обрученных» Пушкина могли привлечь картины природы, добродушный юмор, особенно в описании второстепенных персона- леей, «историческая обоснованность типов и характеров и психологически углубленное изображение их».
Вопросы творческих связей Пушкина со многими зарубежными писателями и в том числе с Мандзони были изучены академиком М.П.Алексеевым в статьях «Пушкин на Западе»138 и «Пушкин в мировой литературе»139. М. Загорский также ссылается на Мандзони наряду с Шлегслем, Гете, Лессингом и Гизо, говоря о театральной поэтике Пушкина. Характеризуя отношение Пушкина к Мандзони, М. Загорский подчеркивает, что Пушкин сочувственно относился к стремлению Мандзони реформировать историческую трагедию и к его требованию изображать полнокровные, живые человеческие чувства. Это тоже «романтизм», но не тот, который проповедовал Гюго, и он был ближе Пушкину140.
В 1955 г. выходит в свет новый перевод «Обрученных» Н. Георгиевской и А. Эфроса; комментарии и вступительная статья Э. Егермана141. В статье говорится об отношении Мандзони к национально-освободительному движению, о том, что идеи свободы и просветительский культ разума сыграли большую роль в развитии мировоззрения Мандзони и получили отражение в его ранних стихах наряду с патриотическими, тираноборческими и антиклерикальными идеями.
Как почти все критики этого периода, Э. Егерман видит в художественном методе Мандзони черты, сближающие его больше с реализмом, чем с романтизмом, особенно в романе «Обрученные». По мнению критика, роман повествует о судьбе трудящегося народа Италии. Препятствия, разъединяющие «обрученных», носят не случайный характер, а сводятся в общим условиям итальянской жизии XVII в. Развитие событий, «интриги» определяются во многом социальными отношениями, жизнью государства в определенную эпоху.
В романе получили отражение либеральные и католические тенденции Мандзони, которые шли вразрез с правдивостью и художественно полнокровным изображением жизни. Мандзони-моралист, с точки зрения Э. Егермана, на всем протяжении романа противоречит Мандзони-худолшику. Жизнь не подтверждала христианско- католических методов решения социальных проблем, и тогда Мандзони прибегал к чудесам. Одним из таких чудес является «обращение» Безыменного.
С тех же позиций подходит к творчеству Мандзони и А. П. Гусев142 .
Трагедии Мандзоии до недавнего времени ие привлекали такого пристального внимания исследователей, как «Обрученные». В конце 1950-х гг. выходят в свет две статьи проф. Б. Г. Реизова: «Исторический смысл трагедии А. Мандзони "Граф Карманьола"»143 и «Теория исторического процесса в трагедии А. Мандзони "Аль- дегиз"»144. В первой статье Б. Г. Реизов характеризует трагедию «Граф Карманьола» не столько в связи со спорами о новой романтической драме, как обычно поступало большинство исследователей этой трагедии, а в первую очередь в связи с политическими и философско-историческими проблемами эпохи. Автор статьи показывает, что миение Гете, видевшего в этой трагедии столкновение личного произвола в лице Карманьолы и «высокой целесообразности» в лице Венецианского сената, противоречит истинному смыслу трагедии Мандзони, как и некоторые другие ее толкования. Понять трагедию молено, встав на точку зрения либеральных мыслителей начала XIX в. (ее разделял и Мандзони), видевших в истории осз ществление идеи высшей справедливости и боровшихся с теорией «государственного интереса», противопоставляя «реальной» политике идею общечеловеческой нравственности. В основе трагедии «Граф Карманьола» лежит конфликт между двумя системами нравственности: моралью «государственного интереса» (Венецианский сенат) и моралью «категорического императива» (Карманьола). Гибель Карманьолы принесла вред Венеции. «... нельзя противопоставлять полезное нравственному, — утверждает Б. Г. Реизов, — потому что нравственное может быть полезным. Безнравственные поступки приводят к гибели того, кто их совершает. Такова основная идея "Графа Карманьолы", нравственная и политическая одновременно»145. Поэтому идея неизбежного исторического и нравственного возмездия, которую высказывает хор, пронизывает гзею трагедию Мандзони. Так философия истории Мандзони имела своей задачей утверждение прогресса и общечеловеческой справедливости.
Во второй статье Б. Г. Реизов рассматривает трагедию «Альде- гиз» в связи с политическими проблемами, волновавшими Италию. Полемизируя с критиками, утверждавшими, что эта трагедия в основе своей противоречива и что противоречие заключается между историей и нравственностью, Б. Г. Реизов рассматривает трагедию в ее глубоком внутреннем единстве.
Историографические принципы Мандзони Б. Г. Реизов сблилеа- ет с философией истории фраипузских либеральных историков эпохи Реставрации. Задача трагедии «Альдегиз» — утвердить оптимистическую точку зрения на историю.
Главный герой трагедии выражает смысл исторического процесса и мысль Мандзони о том, что гибель Лонгобардской империи является следствием совершенного лонгобардами завоевания и непрерывно продолжавшихся насилий. По мнению Мандзони, историческая справедливость осуществляется не в земной жизни отдельного человека, а в истории всего человеческого рода. В знаменитом хоре заключается призыв -- не надеяться на освобождение со стороны завоевателей, а добиваться его собственными силами. «Смысл трагедии, — заключает свою статью Б. Г. Реизов, — един. Его нельзя объяснить мнимым противоречием ума и сердца или истории и морали. Понять трагедию можно, только обнаружив проблему, которую Мандзони хотел разрешить — проблему нравственную и политическую одновременно, поставленную перед великим поэтом потребностями исторического становления Италии»146.
Б. В. Томашевский, изучавший вопрос о том, какое отражение нашла французская литература в письмах и сочинениях Пушкина, говорит и о Мандзони, произведения которого пользовались популярностью во Франции и в России147. Несколько более подробно он касается этого же вопроса в своей книге «Пушкин и Франция» (1960). Б. В. Томашевского интересует главным образом проблема романтической драмы, и в этой связи он вспоминает Мандзони и его борьбу за новую драму в Италии, что было близко и Пушкину, как раз в это время работавшему над «Борисом Годуновым». Приводя отзыв Пушкина о романе «Обрученные», Б. В. Томашевский обращает внимание на некоторое композиционное сходство романа Мандзони с «Капитанской дочкой»148.
В 1961 г. выходит в свет статья Н. Б. Томашевского «Юношеская лирика Мандзони» (заметки), в которой он отмечает, что в наследии Мандзони существуют еще пробелы, касающиеся соотношения его творчества с классицизмом и романтизмом.
Автор статьи показывает, как уже в ранних лирических произведениях Мандзони (1800-1809) под покровом классицизма вызревали романтические идеи, которые привели затем к победе нового направления в творчестве Мандзони и в итальянской литературе. Н. Б. Томашевский подробно анализирует поэму «Триумф свободы» («II trionfo della liberta»), показывая, что она является не подражанием, а прямым антиподом поэмы В. Монти «Бассвил- лиана».
Мандзони переосмысляет просветительскую теорию естественного права под углом зрения законности активной борьбы человека за свои права. Эта точка зрения привела писателя к неприятию наполеоновского режима, что особенно чувствуется в последней части «Триумфа свободы». Борьба против тирании (наполеоновской и всякой другой) неразрывно связывалась Мандзони с борьбой за национальное освобождение.
Н. Б. Томашевский рассматривает общественно-политические взгляды Мандзони, сложившиеся под воздействием политических теорий известного писателя М. Джойи. В свете этих взглядов автор статьи характеризует поэтические произведения Мандзони, написанные после «Триумфа свободы», видя в них общее, субъективно- отрицательное отношение к действительности. После 18 брюмера для Мандзони начинается период пересмотра политических взглядов. Он окончательно утверждается в мнении, что Италия может получить свободу лишь собственными силами, а для этого необходимо воспитывать гражданское самосознание итальянцев. В этом деле важное место Мандзони отводил художественной литературе. Эта позиция писателя нашла отражение в его сатирах. В заключении статьи Н. Б. Томашевский рассматривает одно из лучших юношеских произведений Мандзони «Стихи на смерть Карло Имбонати» («In motre di Carlo Imbonati. Versi a Giulia Bec- caria»)149.
Заканчивая эти краткие заметки, не претендующие на исчерпывающий анализ вопроса о восприятии произведений А. Мандзони в России более чем за столетие, мы видим, как постепенно от простого комментирования критики переходят к постановке более общих проблем, связывая содержание творчества Мандзони с вопросами национальной русской жизни и литературной борьбы. Увеличивается объем знаний и научность исследований. Если вначале критика останавливалась на одной лишь этической стороне произведений Мандзони и видела свою задачу в оценке его романа или трагедий, то затем ее начинает интересовать и историческая роль его произведений. Вопрос сходства или несходства с В. Скоттом расширяется. В поле зрения русской критики включается проблема французского романтизма и его осмысление и место в литературной борьбе в России.
В последующие годы творчество Мандзони изучается с более широких позиций. Исследователей интересует вопрос творческих связей Мандзони с русскими писателями и проблемы художественного метода писателя. Сначала они видят противоречие между мировоззрением и творчеством Мандзони, затем между мировоззрением и материалом, а также внутри мировоззрения. Наконец, этот вопрос рассматривается с позиции внутреннего единства творчества и философско-эстетических принципов писателя.
Творчество Мандзони изучается во все более широком масштабе: не только романтическая теория и жанр исторического романа привлекают внимание исследователей, но и его взгляды на историю и драму, а также лирика итальянского писателя. Вместе с тем совершенствуются переводы, появляются комментированные издания его произведений, и все это позволяет русскому читателю полнее и глубже воспринимать его великое творчество.
С 1970-х гг. начинается новый период в освоении художественного наследия А. Мандзони, но это уже материал для другой работы.
Примечания
Неизданное стихотворение Ф.И.Тютчева. Из Манцони. (Сообщено И.С.Аксаковым) // Русский Архив. 1885. Т. 2. №6. С. 320-321.
См.: Вестник иностранной литературы. 1902. № 12. С. 286-290. То- машевский Б. Пушкин. Кн. 1-2. М.; Л., 1956-1961. Кн. 1 (1813-1824). С. 558.
Р. Бранд дает подробный анализ переводов Гете и Тютчева. См.: Материалы для исследования: Федор Иванович Тютчев и его поэзия // Изв. Отд. рус. яз. и словесности имгюр. Акад. наук. 1911. Т. XVI. Кн. 2. С. 231-232. -- В кн. 3 (с. 1-3) Р. Бранд дает полный прозаический перевод оды Мандзони на русский язык.
См.: Тютчев Ф. И. Ноли. собр. соч.: В 6 т. *М., 2002. Т. 1. С. 68-69; примеч. С. 329-330. —В XIX и первой половине XX в. встречалось два написания имени Мандзони: Манцони, которое следовало итальянской орфографии (Manzoni) и Мапзопи, которое частично передавало его звучание. Сейчас принята транслитерация: Мандзони, которая полностью соответствует итальянскому произношению этого имени.
Московский вестник. 1827. №22. Примеч. С. 178-182.
Там же. С. 219-227.
Сын Отечества. 1828. Ч. 117. №3. Раздел: Иностранная словесность: (Новые итальянские книги). С. 314-316.
Там же. Ч. 121. №19. С. 274-278.
См.: Козмии Н. К. Очерки из истории русского романтизма. СПб., 1903. С. 73.
Реизов Б. Г. Творчество Вальтера Скотта. М.; Л., 1965. С. 494.
Козмии Н. К. Очерки... С. 73.
Lcs Fiances / Trad, par M.Rey Dussueil. Paris: C. Gosselin, 1828. Vol.3; Les Fiances / Trad, par M.G. (Gosselin). Paris: Dauthcreau, 1828. Vol. 5.
Вяземский П. А. Г1олн. собр. соч.: В 12 т. СПб., 1878-1896. Т. 8 (1883). С. 32-34.
См. также: Остафьевский Архив князей Вяземских. СПб., 1908. ТЛИ. Примеч. С. 555.
См.: Biolato Mioni A. Pu&kin е l'ltalia // Alessandro Puskin nel primo centenario della morte / A cura di E. Lo Catto. Roma, 1937. P. 273.
Керн А. Г1. Воспоминания. JI., 1929. С. 346. Новое изд.: Керн А. П. Воспоминания. Диевники. Переписка. М., 1989. С. 87 (Рус. пер.: «Я никогда не читал ничего более прелестного»).
Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Вар- теневым в 1851-1860 гг. М., 1925. С. 35.
Рецензия напечатана в «Литературной газете» (1830. Т. 1. №3. С. 37-38).
Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 16 т. М., 1937-1949. Т. 11 (1949). Раздел: Другие редакции, планы и варианты. С. 363. Там же см. и др. варианты этой фразы.
См.: Вяземский II. А. Поли. собр. соч. Т. 8. С. 34-35.
Атеней. 1829. Ч. И. №9. С. 298-324; Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 4 т. М., 1955-1966. Т.З (1956). С. 484.
Литературная газета. 1830. Т. 1. №7. С. 53; Отд. изд.: Литературная газета А. С. Пушкина и А. А. Дельвига. 1830 год. № 1-13. М., 1988. С. 99. — Б. В. Томашевский высказал предположение, что эта рецензия могла быть написана Пушкиным, который в отсутствии Дельвига редактировал журнал вместе с О.М.Сомовым. См.: Письма Пушкина к Е. М. Хитрово (1827-1832) // Труды Пушкинского Дома. Л., 1927. Вып. XLVIII. С. 250-251. — Однако В. В. Виноградов установил, что автором рецензии является О.М.Сомов (Виноградов В. В. Проблемы авторства и теория стилей. М., 1961. С. 392-397). См. также: Литературная газета А. С. Пушкина и А.А.Дельвига. 1830 год. №1-13. Комментарии. С.235.
Литературная газета (1830. Т. 1. №24. С. 191-192) перепечатала эту статью из польского журнала «Tygodnik Petersburski» («С.-Петербургский ежегодник»).
Трудно сказать, кого имел в виду автор статьи под именем Пожарского: может быть, Жуковского? «Литературная газета» не делает никаких комментариев, за исключением вопросительного знака, поставленного в скобках. Речь могла идти и об Антонии Погорельском (псевдоним писателя-романтика А. А. Перовского (1787-1836). Доктор философии и словесности, Погорельский сотрудничал в «Литературной газете» Дельвига и был известен в литературных кругах 1820-1830-х гг. своими повестями, рассказами и романом «Монастырка». См.: Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. 2-е изд. Л., 1988. С. 325.
2о См.: Реизов Б. Р. «Романтические» бои в Милане // Реизов JS. Г. Стендаль: Философия истории. Политика. Эстетика. Л., 1974. С. 319 327.
20 Bulletin du Nord. Journal scientifique et litteraire, contenant: des memories et notices, des analyses et ex traits d'ouvrages nouveaux; des varietes et melanges, des annonces bibliographiques.
См.: Остафьевский Архив... Т. III. Примеч. С. 522.
Северный Меркурий. 1830. № 13. С. 69-71.
Остафьевский Архив... 1899. Т. III. С. 199.
Трагедии и другие стихи Алессандро Мандзони с добавлением некоторых прозаических сочинений его и других авторов. 7-е изд. Париж; Бодри, 1830 (предисловие Камилла Уньони).
Письма Пушкина к Б. М. Хитрово (1827-1832). С. 30; Пушкин А. С. Поли. собр. соч. Т. 14. Переписка (1828-1831). М., 1941. С. 244. Рус. пер.: «Посылаю Манцони, который принадлежит графу Литта. Не откажите в любезности его возвратить...».—В. В. Томашевский считает, что это были «Обрученные» в итальянском оригинале (см.: Там же. С. 250; см. также: Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960. С. 62, 401 402). Того же мнения и Л. Б. Модзалевский (см.: Пушкин: Письма: В 3 т. М.; Л., 1935. Т. 3. С. 433-434). М.П.Розанов склоняется к мнению, что это были трагедии Мандзони в подлиннике (изд. Milano, 1822) или во французском переводе К. Фориэля (1823) (см.: Пушкин и итальянские писатели XVIII и начала XIX в. // Изв. АН СССР. Отд. общ. наук. 1937. №2-3. С.354.
В Петербурге в то время жили три графа Литта: Ю. П. Литта, выходец из знатной миланской семьи, наместник великого магистра Мальтийского ордена, обер-камергер и член Государственного Совета; его побочный сын, известный под фамилией-анаграммой Аттил; и Луиджи Литта, секретарь австрийского посла К. Л. Фикельмона (Остафьевский Архив... 1899. Т. III. С. 25. Примеч. 723; Письма Пушкина к Е.М.Хитрово. С. 134-135; Флоровский А. В. Дневник графини Д. Ф. Фикельмон: Из материалов по истории русского общества 30-х годов XIX в. // Wiener Slawistischcs Jahrbuch. 1959. С. 76; Черейский JI. А. Пушкин и его окружение. С. 237-238).
Цит. по: Письма Пушкина к Е.М.Хитрово. Примеч. С. 251. См.: Грот К. Я. Дневник И.И.Козлова. СПб., 1906. С. 19. Рус. пер.: «Был молодой граф Литта и много говорил о Манцони... ».
Умирающая Эрменгарда // Литературная газета. 1831. Т. III. № 11. С. 88-90. Отдельное изд.: 1) Стихотворения Ивана Козлова: В 2 т. СПб., 1855. С. 170-175; 2) Козлов Ив. Ив. Стихотворения // Семейная библиотека. 4.I-IV. СПб., 1890-1891. Ч.И (1891). №15. С. 16-19.-В двух отдельных изданиях перевод посвящен графине 3. И. Лепцельтерн, урожденной Лаваль, жене австрийского посланника в Петербурге, через которую Вальтер Скотт просил передать Козлову, что хочет иметь его стихи. См. запись от 29 января 1832 г. (Дневник И. И. Козлова. С. 18).
Литературная газета. 1831. Т. III. №11. С. 88.
Розанов М. Н. Пушкин и итальянские писатели XVIII и начала XIX века. С. 355.
Литературные приложения к «Русскому инвалиду». 1832. №98. С.782-783.
Зотов В. История всемирной литературы в общих очерках, биографиях, характеристиках и образцах: В 4 т. СПб., 1877-1882. Т. 2 (1878): Италия. С. 538-539.
Литературная газета. 1831. T.I1I. №9. С. 73-74.
См.: Пушкин и его современники. СПб., 1911. Вып. XV. С. 46, 53, 55, 60 и 65.
Ксавье де Местр (1762-1852), женатый на тетке Пушкина С. И. Загряжской, в течение нескольких лет жил в Италии (1826-1838) и в 1827 г. познакомился в Тоскане с Мандзони, куда тот приезжал ненадолго. Его письмо к Мандзони было опубликовано впервые: Barbi М., Ghisalberti F. Annali Manzoniani. 1943. Fasc.IV. P. 196-197.
Письмо С. А. Соболевского к С. Г1. Шевыреву от 20 феврачя 1832 г. // Соболевский — друг Пушкина. СПб., 1922. С. 39. См. также Алексеев М. II. 1) Пушкин на Западе. — Пушкин j j Временник. М.; Л., 1937. Т. III. С. 120; 2) Пушкин в мировой литературе // Труды Пушкинской сессии АН СССР, М.; Л., 1938. С. 183.
О графе Миньято Риччи см.: 1) Русский Архив. 1897. Т. 2. №6. С. 177-179; 2) Остафьевский Архив... 1908. T.III; примеч. С.388; Черейский JI. А. Пушкин и его окружение. С. 371-372. — Риччи перевел на итальянский язык «На смерть князя Мещерского» Державина и «Светлану» Жуковского.
Московский вестиик. 1828. Ч.Х. №13. Примеч. С. 6.
См. письмо В.А.Жуковского к И.И.Козлову от 4 (16) ноября 1838 г. (Русский Архив. 1867. Т. VI. С. 841); Жуковский В. А. Соч.: В 6 т. 7-е изд. СПб., 1878. Т. 6. С. 475-476; новое изд. писем: Жуковский В. А. Соч.: В 3 т. М., 1980. Т. 3. С. 528-530. — В каталоге Дома-музея Мандзоии в Милане нет книги стихов И. И. Козлова, о которой упоминает Жуковский. См.: Kauchtschischwili N. Alcune consideraziorii su un incontro tra P. A. Vjazemskij e Alessadro Manzoni // Aevum. XXXVI (1962). Fasc. V- VI. P. 461.
Обрученные: Миланская повесть XVII века, отысканная и поправленная Александром Манзони. М., 1883 (Ч. 1).
Телескоп. 1834. 4.XXIV. Раздел: Знаменитые современники. Александр Манцони. С. 71-87, 153-170, 237-252.
Сын Отечества. 1834. №51. Раздел II: Иностранная литература. С. 537-552.
Молва. 1834. №50. С. 392-393. То же: Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1953-1959. Т. 1 (1953). С. 69.
См.: Kauchtschischwili N. Silvio Pellico с la Russia: Un capitolo sui rapporti culturali russo-italiani. Milano, 1963.
Вяземский II. А. Поли. собр. соч. Т. 9 (1884). С. 168. См. также: Kauchtschischwili N. 1) Alcune considerazioni... P. 443-462. 2) L'ltalia nella vita e nell'arte di P. A. Vjazemskij. Milano, 1964. Append, prima. P. 299.
См.: Kauchtschischwili N. L'ltalia nella vita e nell'arte di P. A. Vjazemskij. P. 103.
См.: Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 2 (1879). С. 350-354.
Baruffi G. F. Cenni di pellegrinazione autunnale da Torino a S. Pietroburgo e Mosca, lettera quarta della presente al chiarissimo Si- gnore Conte Cavaliere Jacopo Graberg de Iiemso. Torino. 1841-1843 // Kauchtschischwili N. Silvio Pellico e la Russia. P. 67-68.
Русский Архив. 1867. С. 839-841; Остафьевский Архив... Т. III. Примеч. С. 555; Жуковский В. А. Соч. Т. 6. №Х1Х. С. 474-475. Жуковский В. А. Дневники, запись от 27 октября (8 ноября) 1838 г. СПб., 1903. С. 434.
Грот К. Я. Дневник И. И. Козлова. С. 27.
°() Рус. пер.: «Автор будет всегда считать в числе счастливых дней своих тот день, в который ему дано было познакомиться с г. Жуковским. A.M.».
57 Жуковский В. А. Соч. Т. 6. С.476. — Это письмо неревел на итальянский язык Э.Ло Гатто (Е. Lo Gatto) // Fiera lctteraria, il 25 giugno 1950. P. 4-5.
Герцен А. Я. Записки в вятской тетради // Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954-1965. Т. 30. Кн. 2. С. 619 (гю-итальяпски в тексте). — В записи Герцена слова «suoi rami» паиисаиы с «j». Рус. пер.: «. . .он остался недвижим, подобно тому как в сильную грозу, когда стихнет ветер, растение начинает расправлять свои ветви и принимает ниспосланный на него небом град».
По-итальянски в тексте. Рус. пер.: Обрученные.
Герцен А. И. Собр. соч. Т. 21 ( I960). С. 289.
Белинский В. Г. Поли. собр. соч. Т. 2 (1953). С. 494.
02 Обрученные: Мсдиоланская быль XVIII столетия, найденная и переделанная Александром Маизоии. М., 1840. (Библиотека романов, повестей и путешествий, издаваемая книгопродавцем П. II. У. (т.е. Н. Н. Улитиным -- псевдоним II. П. Глазунова). Вып. 2. Т. 4.)
Обрученные: Мсдиоланская быль XVIII столетия (начиная с 2-й части: Медиолапская быль XVII столетия), найденная н переделанная Александром Маизоии / Пер. с итальянского В. С. Межевича. М., 1854. (Библиотека романов, повестей и путешествий, издаваемая Н. Улитиным. Вып. 7. Ч. 1-4.)
Отечественные записки. 1840. Т. 10. Раздел: Библиографическая хроника. С. 53.
ог> Современник. 1841. Т. 24. Раздел: Рассказы и повести. С. 1- 57.
66 Козмин Н. К. Очерки... С. 120-124.
07 Библиотека для чтения. 1841. Т. 48. Раздел: Смесь. С. 60-96.
Журнал Министерства народного просвещения. 1842. Т. 34. С.62-66.
Репертуар и пантеон театров. 1847. Т. 12. Раздел: Литературные очерки. С. 45-74.
Граф ди Кармаиьйола // Москвитянин. 1843. Ч.П. №11. С. 17-78.
Позорный столб: Новое сочинение Манцони // Литературная газета. 1843. №19. С. 382.
История о позорном столбе // Москвитянин. 1844. Ч. 1. №2. Раздел: Науки. С. 481-483.
Галатея. 1829. №25. С. 201-212, №26. С. 258-267.
Современник. 1846. Т. 44. С. 292-319.
Там же. С. 293.
Вяземский II. А. Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина (1847) // Вяземский II. А. Поли. собр. соч. Т. 2 (1879). С. 350.
Там же. С. 352, 354.
Вяземский Л. .4. Поли. собр. соч. Т. 10 (1886). С. 102. - В «Старой записной книжке» эта запись отнесена к 1854 г., хотя правильнее относить ее к 1853 г. па основании данных, которые приводит «GazzeUa Privilcgiata di Venezia» (Вяземский уехал из Венеции 9 декабря 1853 г.) и «Cazzetta. Ufficiale di Milano» (Вяземский приехал в Милан 10 декабря 1853 г. и пробыл в Милане около недели) // Aevum. XXXVI. 1962. Fasc. V-VI. Nota. P. 457 -458.
Современник. J854. №11. Раздел: Новые книги. С. 19.
Москвитянин. 1843. 4.II. №11. С. 17-21.
Шехерезада. 1858. №29. С. 757-759.
Там же. 1859. №12. С. 385-387.
Новые итальянские поэты // Современник. I860. №3. Раздел: Иностранная литература. С. 133 160.
Заметки о современной итальянской литературе // Там же. 1863. № 12. Раздел: Современное обозрение. С. 167-196.
Встреча состоялась в ноябре 1863 г., о чем Вяземский сообщал в письме к жене от 23 ноября 1863 г.: «Выл я у Манцони» (Kauchtschischwili N. L'ltalia nella vita e nell'arte di P. Л. Vjazemskij. Appendice prima. P. 316).
80 Вяземский II. А. Поли. собр. соч. Т. 10. С. 241.
Возвратясь н Венецию, Вяземский написал статью о польском вопросе для «Journal des Debats». Копию этой статьи он послал Мандзони. (См.: Там же. Т. 10. С. 241; Kauchtschischwili N. L'ltalia nella vitae nell'arte di P. A. Vjazemskij. Nota. P. 215.
Fotografia di Venezia del principe Wiasemski. Venezia. Tipografia del Commercio impcrialc, 1864 // Kauchtschischwili N. l'ltalia nella vita... P. 225.
Kauchtschischwili N. // Ibid. Nota. P. 142, Appendice tcrza. P. 348.
Статья напечатана: Русское слово. 1865. Кн. 4 (см.: Писарев Д. И. Соч.: В 4 т. М., 1955-1956. Т. 3 (1956). С. 315).
Письмо А. И. Герцена к М. фон Мейзепбуг и О. А. Герцен от 28 (16) июля 1867 (Герцен А. И. Собр. соч. Т. 29 (1963). Кн. 1. № 143. С. 155). Заметим, что в русском переводе письма роман М. Д.'Адзсльо ошибочно приписывается В. Скотту. То же и в лолп. собр. соч. под ред. М. К. Лемке (Т. 19. Пг.. 1922. С. 408), где роман Д'Адзельо неверно переведен — «Вероломная из Варлетты». См. рус. пер.: Д'Адзельо М. Этторе Фьерамоска, или Турнир в Варлетте. М.; Л., 1963.
Веселовский А. II. Старая и новая Италия. Полонья, 30-го октября // С. - Петербургские ведомости. 1864. 1(13) ноября. №249. С. 987-988; Веселовский А. II. Собр. соч.: В 8 т. СПб., 1908-1930 / Изд. Отд. рус. яз.
и словесности импср. Акад. наук. Сер. II. Италия и Возрождение (1861— 1876). 1911. Т. 4. Вып. 2. С. 48-59.
03 Беседа. 1872. Кн. 9. С. 280-299. Кн. 10. С. 131 155. Кн. 11. С. 341- 371. Раздел: Очерки новейшей итальянской литературы.
Беседа. 1872. Кн. 9. С. 281, 284.
Там же. 1872. Кн. 11. С. 360.
Всемирная иллюстрация. 1873. V год. Т. 9. №25. С. 395.
Иллюстрированная педеля. 1873. №38. С. 603.
Вестник Европы. 1873. Т. 6. №11. С. 396-405.
Зотов В. История всемирной литературы в общих очерках, биографиях, характеристиках и образах. Т. 2 (1878). С. 537- 538.
Обрученные: История Милана в XVII веке: Итальянский роман А. Манцони: В 2 ч. М., 1884. Изд. Общества распространения полезных книг, № 396 (Собрание повестей и романов для юношества. № 2-3).
Русская мысль. 1884. Кн. 8. С. 255-289; Кн. 9. С. 109-138.
Там же. 1884. Кн. 9. С. 109 110.
Там же. С. 124-130.
Граф Карманьола. СПб., 1888.
Пантеон литературы. 1888. Т. 1. Раздел: Современная летопись. С.34-35.
Русская мысль. 1888. Кн. 6. Библиографический отдел. С. 277- 279.
Правда. 1888. № 12. Раздел: Наука и критика. Библиографические отзывы. Рецензия за подписью «Б. К.». С. 215.
Русское богатство. 1888. №4. Раздел: Новые книги. С. 210-211.
Zerbi L. L'Egidio dei Promessi sposi nella famiglia e nella storia, no- tizie e documenti. Como, 1896; Vidari G. Suor Gertrude, L'inriominato e fra Cristoforo: Saggi di critica psicologica. Firenze |в тексте —Florenze|, 1896; Bi^entari О. I paesi dei Promessi sposi. Milano, 1896 // Русский Вестник. 1897. Январь. Т. 247. Раздел XVI: Библиография. С. 424-427.
Обрученные / Изд. О. И. Поповой. СПб., 1899.
Книжные новости. 1899. № I. Раздел: Отзывы о книгах. Подпись «Е.К.». С. 13-14.
Ежемесячные литературные приложения к журналу «Нива». 1899. №2. Раздел: Библиография. Стб. 433.
Русское богатство. 1899. №5- 8. Раздел: Новые книги. С. 89-91.
Образование. 1899. №7-8. Раздел: Критика и библиография. С. 122.
Народная литература. Киев, 1903. Вып. 1. №130. С. 48.
Позорный столб в Милане // Вестник [Всемирной истории. 1900. №7. С. 124-143.
Русская мысль. 1901. Кн. 9. С. 29-45; Кн. 10. С. 150-171.
Ватсон М. Алессандро Манцони: Критико-библиографический очерк. Сер. «Итальянская библиотека». СПб., 1902. №4.
Русское богатство. 1902. №2. Раздел: Новые книги. С. 21-22; Мир Божий. 1902. №9. Раздел: Критика и история литературы и искусств. С.68 69.
Знаменитые люди XIX в. в биографиях и портретах. Вып. X: Александр Манцони // Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки. 1902. Т. IV. № 10. Раздел: Плутарх XIX в. (новый том). С. 155-156.
Вестник иностранной литературы. 1902. № 12. Раздел: Исторические новости. С. 288 -290.
См.: Иванов М. М. Очерки современной итальянской литературы. СПб., 1902. С. 194.
Козмии Н. К. Очерки... С. 188-190, 224, 364 -365.
Киевская мысль. 1910. №182. То же см.: Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т. М., 1963 -1967. Т. 5 (1965): Западноевропейские литературы (1904-1931). С. 138.
12° Там же. 1910. №353. То же см.: Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 5. С.154.
12(5 История западной литературы (1800 -1910) / Под ред. проф. Ф. Д. Батюшкова: В 4 т. М., 1912-1917. Т. 3 (1914). С. 181-233.
Там же. С. 221.
Фриче В. М. Очерк по истории западноевропейской литературы. М., 1908. С. 163.
Голос минувшего. 1915. №7-8. С. 75 95.
Фриче В. М. Итальянская литература XIX века. Ч. 1: Литература эпохи объединения Италии (1796-1870). М., 1916. С. 83-98.
Фриче В. М. Очерк развития западноевропейской литературы. М., 1922. С. 185 186. (Также М., 1931).
Манцони А. Обрученные: Повесть из истории Милана XVII в. / Под общ. ред. А. К. Дживелегова. М.: Л., 1936. Сер. Итальянская литература.
Обрученные // Литературное обозрение. 1937. № 10. С. 31-36. См. также: Александров В. Люди и книги. М.,1955. С. 380-387.
Изв. АН СССР. Отд. общ. паук. 1937. №2-3. С. 354 367.
См.: Письма Пушкина к К.М.Хитрово. Примеч. С. 251.О католической морали: Замечания Алессандро Мандзони. Париж, 1834.
Изв. АН СССР. Отд. общ. наук. 1937. №2 -3. С. 361. М. Н. Розанов ссылается па книгу: Carlandi Р. «II Cinque inaggio» di Alessandro Manzoni e il «Napoleone» di Alessandro Pushkin j j Gazzetta letteraria. XVIII. 26. — Карланди впервые обратил внимание на сходство обеих од.
Пушкин // Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1937. Выи. III. С. 120; Алексеев М. П. Пушкин и Запад // Пушкин и мировая литература. Л.. 1987. С. 282-283.
Сто лет со дня смерти А. С. Пушкина // Труды Пушкинской сессии АН СССР. М.; Л., 1938. С. 183.
Загорский М. Пушкин и театр. М.; Л., 1940. С. 256-258.
Мандзони А. Обрученные: Повесть из истории Милала XVII века. М., 1955.
Гусев А. II. Александре Мандзони // Ивашева В. В. История зарубежных литератур XIX века. Т. 1. М., 1955. С. 238-245.
Романская филология: Сб. статей в честь академика В. Ф. Шиш- марева. Л., 1957. С. 221-235. Новое изд.: Реизов Б. Г. История и теория литературы. Л., 1986. С. 82-100.
Изв. АН СССР. Огд. лит. и яз. 1959. Т. XVIII. Вьгп. 6. Ноябрь- декабрь. С. 522 531. Новое изд.: Реизов Б. Г. Из истории европейских литератур. Л., 1970. С. 260-285.
Реизов Б. Г. Исторический смысл трагедии А. Мандзони «Граф Карманьола» j j Реизов В. Г. История и теория литературы. С. 98.
140 Реизов Б. Г. Теория исторического процесса в трагедии А. Мандзони «Альдегиз» // Реизов В. Г. Из истории европейских литератур. С.285.
Французская литература в письмах к Е.М.Хитрово // Письма Пушкина к Е. М. Хитрово С. 250-251.
Томашевский Б. В. 1) Пушкин и Франция. Л., 1960; 2) Пушкин. Кн. 2: Материалы к монографии (1824-1857). М.; Л., 1961.
Писатель и жизнь. М., 1961. №10. С. 173 214. Новое изд.: Томашевский II. Юношеская лирика Алессандро Мандзоии // Томашевский Н. Традиция и новизна: Заметки о литературе Италии и Испании. М., 1981. С. 39-97.о моих учителях