§ 3. Формы вины. Неосторожность265

Особой формой психического отношения лица к наступив­шим преступным последствиям является неосторожность.

Борьба с преступлениями, совершенными по неосторожности, имеет существенное значение для охраны общественных отноше­ний социалистического общества. Расхлябанность и недисципли­нированность в работе нередко могут повлечь тяжелые послед­ствия для государственных и общественных интересов и для интересов отдельных граждан. Борьба с небрежностью в работе имеет большое значение в деле воспитания кадров строителей коммунизма.

В период строительства коммунистического общества в связи с громадным размахом хозяйственно-организаторской деятельно­сти социалистического государства борьба с рядом преступлений,- совершенных по неосторожности, должна привлекать специальное внимание. Особенно нетерпимым становится проявление всякой недисциплинированности и неорганизованности в работе. Укрепле­ние государственной дисциплины требует непримиримой борьбы с бюрократизмом, с безответственным отношением к порученному делу, с бесхозяйственностью, в основе которых нередко лежит пре­ступная небрежность должностных лиц. Борьба с неосторожными преступлениями есть борьба со своеобразной формой проявления пережитков прошлого в сознании людей.

По неосторожности может быть совершен целый ряд преступ- лекий, известных советскому уголовному законодательству. По неосторожности работников транспорта могут произойти серьезные аварии и срывы работы железнодорожного или водного транспорта, а тагоке автотранспорта ⁸⁵. Неосторожность при про­изводстве строительных работ может повлечь человеческие жерт­вы, неосторожное обращение с огнем во взрывоопасных цехах MOHieT причинить громадный материальный ущерб и стать при­чиной гибели людей и т. д.

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик в ст. 9 признают преступление совершенным по неосто-

1955; А. С. Никифоров. Основные вопросы уголовной ответственности за преступления, совершенные по небрежности. «Ученые записки ВИЮН», вып. 1. Госюриздат, 1955.

85. В связи с громадным ростом количества аварий на автотранспорте по неосторожности водителей, представляющих собой все возрастающую угрозу для жизни и здоровья людей, проблема уголовной ответственно­сти за неосторожные правонарушения привлекает в последние годы большое внимание зарубежных криминалистов. Этот вопрос специально обсуждался в 1961 г. на VIII Лиссабонском конгрессе Международной ассоциации уголовного права, ему посвящается много журнальных ста­тей (см., например: L. В о v с о п. Les delits involontaires du point de vue de la responsabilite penale. «Revue de science criminelle et de droit penal compare», 1963, N 4; A. Chavanne. Le probleme des delits involontaires. «Revue de science criminelle et de droit penal compare», 1962, N 2; J. L. С о s t a. Les infractions involontaires du point de vue de la responsabilite penale en France. «Revue de science criminelle et de droit penal compare», 1963, N 4; H. N. Jeschec k. La structure juridique de la negligence et son regime en droit penal moderne. «Revue internationale jie droit penal», 1965, N 1-2).

рожности, если лицо предвидело возможность наступления обще­ственно опасных последствий своего действия или бездействия, но легкомысленно рассчитывало их предотвратить, либо не пред­видело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их предвидеть. Неп£товожностъ можех^быть в виде сдмонадеяннплхи—(црр.утупнпр. леякпжыплнг.) и в виде небреж- ности.

^ Самом.адеянтугът'сота.сяо ст. 9 Основ угодовнога„яаконода- тельства. с,ослаж^.ъ~жвед&ийении^&озможности наступления, обще­ственно опасных последзхжиш~4^шггс^действтш_,.зши бездействия^ 'Ш^дииеншт-€~~ле»ке-мы€ленным^_расчетом на uxjT^dd^jMjS!Mi£^

^ Например, мотоциклист сознательно развивает большую ско­рость, полагая, что он в любой момент может легко затормозить и избежать несчастного случая. Однако тормоз «отказал» в нуж­ный момент, мотоциклист сбил переходившего улицу прохожего и причинил ему телесное повреждение.

Мотоциклист предвидел возможность наступления указанных* последствий, но легкомысленно рассчитывал их предотвратить. Он проявил самонадеянность. Самонагтеянность можно хярактд-

j)H3QBarb наличием, с одной стороны.' ка1Г бы сознания литтть в

общей фЩЖёТзозможности причинения преступного._р&з_¥льтата. а с др^гой^нттсттст^^ возможности его наступления

в конкретных-уславнях ввиду легкомысленного расчета рдо-кредот- ‘вратить. Вследствие-» э-тедю—нееяед-нет©—момента при самонадеян- ^ч"~латтсттг Iiait-жа.дяд и при небрежности) отсутствуют необходимая серьезность и вдумчивость, внимательность и предусмотритель- ность при сов^шёнйи действий, могхпщх-1imi'Hin п гь существен- ^/~^£1й"ущ~ерб государственным или общественным интересам, а тяк-— ''же драмам и интересам отдельных граждан. Это дает основание ^5ъедйн^ь“саШнадщнн.о£т01л^б.р.ежтс.ть-..в.-.од.н-о-вбщее-ио1штае

недсторожпой вины.

Сагмодадеянность. таким образом, характеризуется: (ву _нали- ^ием предввдения общественно~'~отасных послёдствии^своей дея­тельности ;( б у наличием_^щгкомысленного расчета их предотвра­тить.

^редв!111^ив--ддцам:.-11бш.есдвв1ш«--^щасных последствий своих действий сближает самонадеянность с умыслом.

^г При'^Ж)Тшдёянности прёдвидшшё~1шслёдствий своих действий мо^тТыттГТишь^п^двидением иyL-вааможпос.ти, так как только при этом условии может быть и легкомыслидага-раета!. r пяттт-тодл

тонкретном~случао др.едотвратить их наступление. ^Предвидение

неизйежоасти наступления последствий несовместимп^Граехттт/г их-^и-р«шггвратить. В 1тм_случае лицо_ ;ииктнует....с п.рямьш

,}£МЫСЛО-М-г ~

Однако предвидение этой возможности при самонадеянности досит а^НтЬстдши-хашаЕ^ сознательного

доштеиия пастхшлия предвиденных общественно _мааеных

последствий. Оно лишено здесь_ той конкретной определенностй.- какой обладает предвидение при "косвенном умысле. Этим само: нйдШнностъ отШЩ^сяГЪт^тсохгишяШо умысла. О сознательном допущении наступления оШл^твёшю опасных пЖйедстыш’~нё~ еW"Korga_j^естутйкП^счйтатБаёт" на~прёдотвра- ШЩие_настушЁшха:_1Ш.едвргденных им последствий. Рахщет предот­вратить^ последствия своих действий предполагает всегда расчет вгГ определенное"!эТ^Шш^ылчПТТШГТгр^ш^

. Ш^ЛЩД2РЙь^пр мысли виновного,

;■ йенид нредшдетгаых им ^ослёдслтш.’ В”~~1?а?теств1Г такого

обстоятельства можёт~ТЕНТ?тупаиГ~(Щбтгга'енна?Г1ю^ нзддянности не вызывает сомнений. Осуществляя свою деятель-

ность, лицо предвидит возможность наступления преступных 1Ш^бДСтвжЙ7~ноттассчитываетрхотя и~легкомысленно, накакие-то оШтоятМыГтта7”1^орыё^-11рё^тяратш^йхТиот Самона”

д^янност^^качёст’вённо отлилаетШ'ТРГ^^бНтуалБНОТо^гжнсла'1йк фо!шкР11сШжчёс1Юго~1тгошё^^

^туттному результату. При эвентуальном умысле лицо действует в определенном направлении, несмотря на то, что представляет воаможнойхь_в. качестве прочного^-результата пртинение преступного последствия, при самонадеянности^- же лицо действует дйя~осЩёствл^5я^вокк-двдЁЙ^Ед^£Жёрета^€51ар51вй»^-- Выи им результат не наступит в силу расчета, хотя и легкомы<>. ~тштаор(у^гхгщ;едёлаатая фактор, которыВ^олжён предотвратить ;настугогетагё'Нд^ёлвйдён15^^

Таким образом, самонадеянность имеет свои пспЙдвнддди—как -в

отношения волевого, так и в отношении интеллектуального эле­ментов вины.

ствий, за которыа_Д№о-ле подлежит вовсе уголовной ответствен- , ности («случай»).

” При, небрежности связь субъекта преступления с причинен­ным им результатом существенно отличается от всех других форм психического отношения лица к наступившему результату, кото­рые характеризуют рассмотренные уже виды вины. П]ш „п,щмам_ умысле, косвенном умысле и .-сдмонадея-ндасти. субъект: преступлен

ТТая " всеВДа, йредвщцт возможностьнаступлешы—общее-твенно

‘опасш)|х3послщс^й^_.хш:я^как--м*т--ввдел11^л10-рдзно.му-..к...ш1м^от- нботтся.^_тд.связднй^_различнщ1..н^р.авлшш£м_£1п,Бол-и,-Оеебьш характер в этом отношении носит небрежность..~П.ри небрежности созЖнй^~лшщ~пте^тайьГ^аёт~в^ общёсгае!^'^^

1то^едстви1^о^£шенных ^действий. Однако niFjiero~~существует возможность их предвидеть и благодаря этому избежать или пре­дупредить их наступленте'ГСуществовавшая для данного лица воз­можность предвидеть наступление^прест^ВыТ последста иЭ|>еь£ахь_ или предупредить не была превращена им в действи­тельность, так как лиио не проявило необходимой предусмотри­тельности, бережного отношения к чужим идтёресаДЦЖботдйво- сти о соблюденшДра1ШГ1Ш15'лйстического обгцежития. и т. п.

Основным вопросом в понимании небрежности является выяс- неш1е~1юго7^_б ~чем~реально выражается Шжшчёскде отношение лгща~к вызвашшм ~е_го^_действием или бездействием изменениям во внешнеж-жиуе\ Правильное решение этого вопроса определяет и обоснования ответственности за совершение преступления по небрежности.

Буржуазная теория уголовного права, обосновывающая уго­ловную ответственность на существовании якобы свободного са­моопределения воли независимо от какого-либо воздействия внеш­него мира, не могла толково объяснить основания ответственно­сти за неосторожное преступление. Она не могла объяснить, в чем при неосторожном совершении преступления выражается психи­ческое отношение лица к совершенному преступному результату, которого виновный не только не желал, но даже и не предвидел. Поэтому многие буржуазные криминалисты для того, чтобы как- то свести концы с концами и обосновать ответственность за не­брежность, пытались усмотреть в ней особый вид проявления умысла лица — сознательного нарушения правил предусмотри­тельности, умышленного поставления в опасность тех или иных защищенных правом интересов и т. п. Некоторые буржуазные крит миналисты отказывались видеть вообще в неосторожном преступ­лении наличие какого-либо психического отношения лица к при­чиненному преступному результату. Неспособность буржуазной теории уголовного права объяснить основания ответственности за небрежность побудила некоторых криминалистов объявить всю проблему ответственности за неосторожную вину принципиально неразрешимой, непознаваемой. Так, немецкий криминалист Кол- лер заявил: «Понятие неосторожности принадлежит к необъясни­мым понятиям в уголовном праве как в теории, так и на практи­ке». Это состояние буржуазной теории уголовного права в вопро­се о небрежности использовалось юристами-неокантианцами для обоснования нормативного — идеалистического понимания вины как чисто оценочной категории. Кельзен и его школа в неспособ­ности криминалистов обосновать ответственность за неосторожную вину на базе психологического понимания вины усмотрели дока­зательство того, что вина вообще заключается не в психической связи лица с совершенным преступным результатом, а лишь в нормативной связи, лишенной всякого психологического содержа­ния. С их точки зрения, признание неосторожности формой вины доказывает справедливость оценочной теории вины, утверждаю­щей, что в понятии вины выражена лишь оценка судом поведения лица как противоречащего правовой норме.

Задача борьбы с идеалистическим оценочным пониманием вины и защиты материалистического понятия о вине требует спе­циального внимания к вопросу о психологическом содержании преступной небрежности. Этот вопрос имеет большое значение не только для теории советского уголовного права, но и для теории советского гражданского права, так как неосторожная вина явля­ется основной формой вины в гражданском нраве.

Метафизическое противопоставление воли и мышления лежит также в основе тех теорий буржуазных юристов, которые разли­чие между умыслом и неосторожностью видят в том, что преступ­ный умысел связан с упречностью воли, а преступная неосторож­ность выражает упречное состояние интеллекта. В советской юри­дической литературе это нашло свое отражение в одном из учеб­ников гражданского права. Автор раздела о вине — М. М. Агарков писал: «Умысел можно охарактеризовать как упречное состояние воли, неосторожность — упречное состояние интеллекта»²⁶⁶. На ошибочность метафизического противопоставления воли и мышле­ния, лежащего в основе такого понимания небрежности, среди ци­вилистов правильно указывал Б. С. Антимонов²⁶⁷. В дальнейшем советские цивилисты отказались от такого способа различия умыс­ла и неосторожности. При совершении деяния с прямым умыс­лом преступное последствие является непосредственно или целью деятельности лица, или средством для достижения каких-либо других целей. В том и другом случае виновный желал его наступ­ления. При эвентуальном умысле и при самонадеянности насту­пившее преступное последствие является побочным результатом деятельности лица, этот результат выступает для лица как воз­можное последствие его действий, направленных на достижение тех или иных правомерных или противоправных целей. При со­вершении преступления по небрежности преступное последствие является так же побочным результатом волевой сознательной дея­тельности человека, как и при эвентуальном умысле и самонаде­янности. Сознание лицом условий и последствий своих действий, присущее всякой"волёвоиП1ёятельности.щ)и~ш^ренщЬс.1и значи^ тб'льно сужено. Субъект не предвидит возможности наступ.лшш-я"— преступных последствий своих действий, однако для него сущест- вуёО^льная возможностгГих предвидеть и благодаря этому воз- йежтоеть-азбажать^.или предупредить их наступлЖ вавшая для данного лица возможность~ТГ”определенной"конкрет­ной ситуации предвидеть наступление преступных последствий и' их предотвратить не была им, однако, превращена в действитель­но ст^тмо»ж__о1ю не проявило при этом нео^6даШМТ5^)едуетот^ рителы1дст,-^ережного отношения к государственным интересам, заботливости об охране социал_истмеской~~с^^ уважё^

нии.к....дтевюам--сшшалистического общежития и т. п. В этом осо­бом характере воли лица, выраженной в определенных действиях, связанных с поверхностным и невнимательным суждением лица о конкретных условиях совершения этих действий, и состоит то реально существующее психическое отношение лица к наступив­шему непредвиденному им преступному результату, которое ха­рактеризует всякое преступление, совершенное по небрежности. Всякая правомерная деятельность лица обязательно связана с со­знательным контролем над условиями ее осуществления в соответ­ствии с правилами социалистического общежития, со стремлением избежать причинения какого-либо вреда Советскому государству, социйлистической собственности, правам и интересам отдельных граждан. Небрежное причинение какого-либо вреда этим интере­сам свидетельствует о пренебрежении к правилам социалистиче­ского общежития, к требованиям закона, к конкретным условиям совершения лицом определенных действий. Установление небреж­ности как формы вины лица означает установление у него нали­чия указанного психического отношения к совершенному им об­щественно опасному деянию. Такое понимание неосторожной вины находит свое выражение в нашем уголовном законодатель­стве в понятии небрежности как непредвидении виновным воз­можности наступления общественно опасных последс1ВИЙ„„сво.их действий, когда он не только должт~ШЖ~Щ~тП^тоятепьслъш_ дела^-^0г-..их_пр.ед*идетБГ“В'01гр0С~1Гналичии небрежности может быт1з''реЩен:‘как--я-а--#ен-0ве'^Бн11мательного изучения всей конкрет­ной обстановки, при которой наступил данный преступный ре­зультат, так и в отношении субъективных свойств лица, его при­чинившего.

Признание реальности психического содержания небрежности означает материалистическую трактовку небрежности как формы вины. Это имеет существенное значение в общей борьбе с идеали­

стическим извращением понятия вины по социалистическому пра­ву. Вопрос о реальности психического отношения лица к преступ­лению, совершенному по небрежности, недостаточно привлекал внимание как советских цивилистов, так и советских криминали­стов. Хотя неосторожная вина для гражданского права имеет пре­имущественное' значение, советские цивилисты этот вопрос не­редко полностью обходят.

Среди цивилистов он был специально поднят впервые в док­торской диссертации Г. KJVIадшшваг-ч^Вюда^ав-оснавав.ий граждан- скоправовой ответственное™ по советскому праву». В авторефе­рате диссертации Матвеев ставит вопрос: «Наполнена ли неосто­рожная вина, как и умысел, известным психическим содержанием, либо же она представляет собой определенную «психическую пу­стоту», а потому от нее как от субъективного основания ответст­венности лица следует отказаться и строить эту ответственность на одних объективных основаниях?» ^8£). Автор считает, что в по­нятие неосторожности в качестве ее непременных элементов вхо­дит как воля, так и сознание правонарушителя, которые и со­ставляют психологическое содержание неосторожной вины; воля и сознание проявляются при неосторожности с меньшей силой, но не исчезают совсем.

Вопрос о психологическом содержании небрежности был спе­циально поставлен во время научного диспута о вине на юриди­ческом факультете Ленинградского университета в мае 1951 г. В. К. Райхером. Правильно возражая против выдвинутого О. С. Иоффе положения, что при небрежности имеется «абстракт­ное предвидение» наступивших последствий²⁶⁸, которое и пред­ставляет якобы психическое отношение лица к результату,

В. К. Райхер вместе с тем отрицает вообще психическое отноше­ние лица к результату при неосторожной вине, усматривая лишь наличие определенных психических элементов в самой деятель­ности субъекта: «При неосмотрительности сознание и воля имеют своим предметом неосторожное поведение, но отнюдь не противо­правность этого поведения либо его вредные результаты. При не­осмотрительности, говорят, субъект не предвидел результата, но должен был его предвидеть; при отсутствии вины, говорят далее, он не предвидел и не должен был предвидеть результата. Но то­гда получается, что разница заключается только в моменте дол­женствования предвидения. Тем самым разница перемещается из области сущего в область должного, первое как бы подменяется вторым. Такая подмена характерна для некоторых буржуазных философрв, но с позиций марксистско-ленинской философии она недопустима. Поэтому при непредусмотрительности нет оснований говорить о психическом отношении к результату, но следует уста­навливать наличие определенных психических элементов (воли, сознания) в отношении деятель н о с т и субъекта» ²⁶⁹.

В этих утверждениях, как нам представляется, есть верные и неверные положения. Правильно то, что для марксистско-ленин­ской философии, для материалистического"'понимания вины нуж­но установить объективно существующее психическое содержание небрежности, определенный характер сознания и воли лица. Пра­вильно В. К. Райхер отвергает предложенное О. С. Иоффе «аб­страктное предвидение» как основание ответственности за небреж­ность. Это предложение представляет собой лишь одну из попы­ток свести ответственность за неосторожность к особой форме проявления умысла лица, не имеющую под собой, как нам кажет­ся, реального основания. Однако неправильным является отрица­ние В. К. Райхером при небрежности психического отношения лица к результату, за который виновный и несет уголовную от­ветственность. Такая точка зрения ведет к оправданию объектив­ного вменения вредных последствий, наступивших от данных дей­ствий лица. Если небрежность характеризует определенным об­разом сознание и волю лица, выразившиеся в его действиях, то тот же характер сознания и воли лица находит свое выражение и в определенных общественно опасных последствиях этих дей­ствий. Вредные последствия, в которых не нашли своего выраже­ния эти черты воли и сознания лица, не могут быть вменены ему в ответственность. Небрежность лица превращается в особую форму вины в уголовном праве при совершении так называемых материальных преступлений лишь в тех случаях, когда она на­шла свое объективное выражение не только в определенных дей­ствиях лица, но и в определенных общественно опасных последа ствиях этих действий. Поэтому, например, в области уголовного права признается, что неосторожный выстрел из револьвера в присутствии многих лиц, когда пуля пролетела хотя бы на воло­сок от виска одного из присутствующих и не причинила никому никакого ущерба, не влечет еще уголовной ответственности. Од­нако убийство кого-либо в этих условиях дает основание для при­влечения к уголовной ответственности за неосторожное лишение жизни.

Т. JI. Сергеева для обоснования ответственности за неосторож­ность исходит из положения, что «в принципе каждый вменяемый человек обладает абсолютной возможностью как сознавать характер

своей деятельности, так и предвидеть те последствия, которые яв­ляются или объективно могут явиться результатом его деятельно­сти» ²⁷⁰. В. Г. Макашвили, правильно критикуя эту позицию, от­метил, что это положение не дает ничего для обоснования спе­циальной ответственности за неосторожность и может лишь толк­нуть практику на неправильный путь признания презумпции вины каждого человека за все причиненные им последствия²⁷¹. Од­нако положения caMoroJB. Г. Макашв.шги об основании^отв^хсх- кешюстл за вину, .при обТцеи ил. верной паирав/нлшостп, вызы­вала-,некоторые возражения- Он правильно., считает-лто реальна я возможность^ преддидщщя лицом последствий своих действий «не есть нуль в психической сйере индивида, она не являетс~я~нй~пу- .вте^^^хцявдаей^--№и---адод&^--шапяса_субъект1гвного измышле- нця ;>Однако едва ли иравитн^х^^рш^теризовать непревраще- ще лицом этой реальной возможности в действительность литтть л^а1Г!ГГОТеши1дьное психическое отношение к наступившему до- следсгаию при преступЕож-п^б^ежнес-ги»-²⁷².

Нам 1фо;ил авл астен... что автор неосновательно при этом.отри jjaeT налилид jrogoдсдхическога_птношення JLJgiLflTy- пившему результату. РГевнимателытость, непредуманность, безала­берность свидетельствуют не о потенциальной возможности..лнка .проявит^влшйот.е1й~в~свойхТ{ёйствЖх'внимательность, продуман-. ность и делови^,^ть^^_о.нагачии^прё;^енного реально^сущест- B”y^iipro“B^515¥&H^eabS0&Ta-ncHXHmc®fа .отношения.. х5-.иах^тувив- шим последствиям.

~ТШШт'тому как бездействие лица в опрелеледных условиях ид. есть, простае <<иичто»7^~ШретаЖнноё^^^ поведение лица, так и непредвидшие~лш1шм--в0зм0жнас1и наступления последствий сво­их действий представляет собой при определенных условиях не отсутствие какого-либо психического отношения к наступи вши и 1гпр..тсо^^ттад-^^.1тпдгошш-дшж1ш^лтт_]^й1т;1тфи1тйл^о^ фпрмт.т тя- кого отношения.

—Нгртташпше" необходимости установления при небрежности отт- редейенного психического

высказываются за субъективный критерий небрежности, цивили­сты — за объективный.

Решение этого вопроса должно быть дано на основе нашего общего материалистического понимания вины как определенного реально существующего психического отношения лица в форме умысла и неосторожности, к совершенному им общественно опас­ному деянию.

В буржуазной юридической литературе обычно выдвигается объективный критерий для установления небрежности. Он заклю­чается в том, что признает у лица наличие возможности предви­деть наступление преступных последствий тогда, когда при дан­ных обстоятельствах эти последствия мог предвидеть «средний благоразумный человек», или (если это относится к области, где требуются специальные познания) таким критерием является сред­ний человек, обладающий обычной для данной профессии квали­фикацией. Использование лишь объективного критерия для установления небрежности неизбежно приводит к признанию ви­новными лиц, которые в действительности не обладают предусмот­рительностью «среднего человека».

Использование объективного критерия «среднего человека» фактически освобождает суд от необходимости искать в преступ­лениях, где ответственность наступает за неосторожную вину, ре­альное психическое отношение лица к общественно опасному ре­зультату. Это означает отказ от принципа ответственности лишь при наличии вины и переход на позиции объективного вменения. Критерий «среднего человека» для установления вины соответст­вовал представлению о вине как чисто оценочной категории.'' По­этому он и защищался в буржуазной теории уголовного права сто­ронниками идеалистического, оценочного понимания вины.

Критерий «среднего человека» не мог быть полошен советской теорией права в основу решения вопроса о небрежности.

При наличии небрежности в.лей.с.твиях липа речь идет об осо- бой форме вины данного лиц^Л«эадм-у_г-ЧФв€ы-нв-был-нарушен приннип индивидуальнод_д1яетсд1вшности, строгое проведение jio~ т одащ__я в ля е т с я необходимым требованием социалистической за- к о 1шосд.1;и-дужо б ы - штшжност1Г11рёд1шдо наступления преступных последствий была определена судом, ис­ходя из индивидуальных особенностей этого~лйца~и~всей конкрет- . ной обстановки,..при которой_был причинен общественно опасный результат. Необходимо всегда \ст1ютпь-Лля.Лашшж^иш1~шз- \МОЖШОтъ_предвидеть те..лшслед.сдшм.лшдюрио он на препвнлол. но которые в действительности наступили в результате его действий.

Наше социалистическоеу головное право, строго проводя ирин- цип индивидуальной ответственности при решении вопроса о на­личии* вины В~ форме преступной небрежности, должно поэтому использовать в к!а1ёствёПрШаю1дёго субъективный критерий.

Социалистическое правосудие не может признать виновными лиц, у которых в действительности отсутствует какое-либо психи­ческое отношение к наступившим последствиям. А использование лишь объективного критерия небрежности неизбежно ведет к этому.

ной^орде5^ Овдщ^^^шьш~~т|Шюва^:::

мщ цредусмотрительн.о(яч;~вьграбатываются при _освоёнйй~тои~йли HHQ^npo$eccHHjjoiii!ia£T»-He^^HfiMHx_6HTq№x отношений они тздяютея—нрадидадш_.г1)п₁иалистического общежития:~в"рядё~слу- дяав-отти уп.таиатоннинаФея--дамим законом. <) г этих_ определенных т]оебований--пред5ыжотрит№ноет'»-4№об-х-в'днмв-^©з!нрав^ться^_для выяснения реальной возможности предвидения данным лицом на- стущ£Шш^престуйЖ1х последствий.__Однако для того, чтобы уста­новить, была ли у данного лица возможносиГдрёдЩд^в^ пищ1^^'рёзультата, необходимо выяснить субъективные качества

• дашот-лгйп^ квалийикапию.^со^екиости личности

.g ,т. Д—В зависимости от этого определяется в конечном счете и наличие у конкретного лица возможности предвидеть последствия своих действий и возможности их предотвратить. Для лиц, обла­дающих специальными знаниями и высоким развитием, реальная возможность предвидения наступления преступных последствий будет иметь место в тех случаях, где для лиц, совершивших такое же действие, но не обладающих такими знаниями и такой созна­тельностью, нельзя установить наличия этой возможности.

Наша судебная практика шла именно по этому пути. Отдель­ные ошибки, встречавшиеся в судебной практике, систематически исправлялись высшими судебными органами. Использование лишь объективного критерия установления неосторояшой вины означа­ло бы проявление чуждого советскому суду нечуткого отношения к людям и могло бы привести к неосновательному осуждению че­стных и исполнительных советских людей, выдвинутых на ту или иную новую для них работу. Наша судебная практика на протя­жении многих лет всегда с большим вниманием относилась к субъективным качествам лица при установлении вины в форме небрежности, считая, что для признания наличия неосторожной вины необходимо установить, что данное лицо в конкретной обста­новке, руководствуясь своими знаниями и способностями, могло не допустить наступления вредных последствий. Наша судебная практика считает, что неопытность устраняет уголовную ответст­венность за причиненный результат в тех случаях, когда лицо не обладало необходимыми знаниями и опытом для того, чтобы иметь возможность предвидеть и предупредить наступление последствий.

В нашей юридической литературе была попытка внести в тео­рию советского уголовного права чисто объективный критерий по­нимания неосторожности, критерий «среднего человека».

Это. было сделано в ранних работах В. Г. Макашвили и Т. В. Це- niynvin ⁹⁶. .Авхорьд_утвержд.али,.- что «с^тскощГсудье "надо рать твердый и ясный масштаб, а не лишенный всякой определенности и меняющийся в зависимости от субъективных свойств отдельного индивида критерий. Только при этом условии можно считать, что предложенный масштаб носит юридический характер и в состоя­нии служить проводником единой социалистической законно­сти» ⁹⁷. С этим утверждением нельзя было согласиться. Требова­нию строгого проведения социалистической законности соответст­вует принцип ответственности лишь при наличии вины, а объек­тивный критерий небрежности, как мы показали выше, открывает дорогу для объективного вменения.

Формулу действовавшего тогда закона (ст. 6 Основных начал 1924 г.), что при небрежности лицо должно было предвидеть на­ступление преступного результата, нельзя было отрывать от об­щих материалистических предпосылок понимания вины по совет­скому уголовному праву как реально существующего психического процесса, выраженного в совершенных обвиняемым действиях. Поэтому решение вопроса о том, должно ли было лицо предвидеть возможность наступления преступных последствий, для советского уголовного права имело своей предпосылкой признание того, что лицо в конкретной обстановке могло их предвидеть. Суд решал этот вопрос в отношении поведения отдельных граждан на базе тех объективных требований, которые установлены правилами со­циалистического общежития, действующими законами и распоря­жениями органов Советской власти, однако всегда с учетом знаний и уровня развития данного лица.

Поэтому еще до принятия Основ уголовного законодательства 1958 г., когда формула небрежности, содержащаяся в законе, го­ворила о том, что лицо не предвидело, но должно было предвидеть последствия своих действий, судебная практика и теория советско­го уголовного права выдвигали субъективный критерий понимания небрежности, считая, что лицо должно было предвидеть наступле­ние преступного последствия лишь тогда, когда по всем конкрет­ным обстоятельствам дела оно могло его предвидеть.

В опубликованной в 1952 г. статье «Некоторые вопросы вины в советском уголовном законодательстве» ⁹⁸ В. Г.. Макашвили пи­сал, что его прежние взгляды противоречат принципу виновной ответственности. В. Г. Макашвили правильно считал в этой статье, что лицо подлежит уголовной ответственности только в том слу­чае, когда оно обладало реальной возможностью предусмотреть причиненный его действием (или бездействием) вред, но не ис-

56. В. Макашвили, Т. Церетели. О неосторожности по советскому уголовному праву. «Проблемы социалистического права». Изд-во «Со* ветское законодательство», 1939, № 4-5.

57. Там же, стр. 105..

⁹⁸ «Советское государство и право», 1952, JN’j i,

пользовало этой возможности вследствие легкомыслия, небрежно­сти или равнодушного отношения к охраняемым социалистическим правопорядком объектам или вследствие недопустимой недооцен­ки опасного характера своих действий вине лиг

оно могло в соответствующей ситуации выполнить требования

оцасных последствий с в о шс-дейс.т п и й.

Для рёшеншГТюшюса об ответственности за неосторожность

iTMftTofr значение и объективный-.и субъективный критерии, однако 1юльзя признать, как утверждает Макашвили, что они имеют «рав­ноценное значение»¹⁰⁰^ Объективный критерий в обшей форме ' определяет ооъек!и5«ью-Е.ра.шты противоправности и непротиво- правности соответствующих действий липа, с. учетом которых л может~~быть только поставлен вопрос об ответственности за неосто­рожное деяние, но водное о вине дина непосредственно разре.- шаатся путем применения субъективного критерия. Поэтому не- .обходимо признать, что при установлении пины литта r фпрм<^ ндбрвжддети решающая роль принадлежит субъективному крите­рию.

ТГсновы уголовного законодательства 1958 г. при определении критерия небрежности в ст. 9 учли как опыт нашей судебной прак­тики, так и положения советской теории уголовного права по этому вопросу. Они говорят здесь о преступлении, совершенном по неос­торожности, когда лицо, его совершившее, не предвидело возмож­ности наступления общественно опасных последствий своего дей­ствия или бездействия, хотя «доло/сно было и могло их предвидеть». Тем самым Основы выдвигают для определения небрежности два критерия — объективный и субъективный. Объективный критерий,

критерий долженствования, требует—для наличия небрежности

установления в отношении известной категории лиц на основе -г-НОО.м права иди-дравид-сопиалистического отцежития обязанное еи!_предвидеть возможность наступления от определенных др.йр.т-. вий общественно опасных последствии, а тем самым и обязанность такого поведения, которое претготвратило _-бы—иаст-уплешге—этих последствии. Однако о наличии небрежности как di op мы дины лица может идти речь лишь в том случае, если данное липо не проттвиу дст^г~х8ч^^а€г:т^1ько^лтаЖно;бь)ЛОГТГ|ТТГ^-м?1ГЖ) предвидеть реа.ттт,- нущ^озможность наступления общественно опасных последствий— и благодаря этому действовать -тЩ135абы--избея£ать._ва&туня«йяя таких последствий.

При рассмотрении вопроса о критериях небрежности в уголов­ном праве нельзя пройти мимо того, что большинство советских

85. «Советское государство и право», 1952, № 1.

100. В. Г. Макашвили, Уголовная ответственность за неосторожность,

цивилистов защищают объективный масштаб для установления неосторожной вины по советскому гражданскому праву. Такое про­тиворечие в теоретических позициях советских криминалистов и цивилистов по одному и тому же вопросу — не в интересах дела. Это становится особенно очевидным в случаях, когда признание наличия ил-и отсутствия неосторожной вины в совершении престу­пления вместе с тем решает положительно или отрицательно воп­рос об обязательстве возместить нанесенный ущерб.

Подобное противоречие в понимании небрежности нетерпимо и по принципиальным соображениям, так как решение этого част­ного вопроса связано, как мы видели, с более общим вопросом — материалистическим или идеалистическим пониманием вины (по­ниманием вины как определенного явления, объективно сущест­вующего вне сознания судьи или как лишь оценочного суждения судьи).

Среди цивилистов объективный критерий неосторожности за­щищали JI. А. Лунц²⁷³, Г. К. Матвеев ^|02. Е. А. Флейшин ²⁷⁴.

Сбреди советских цивилистов имеются и сторонники субъектив­ного критерия определения небрежности как формы вины в граж­данском праве. Субъективный критерий небрежности в граждан­ском праве одно время защищал М. М. Агарков ²⁷⁵. Ныне среди цивилистов его отстаивает Б. С. Антимонов. Необходимость исполь­зовать субъективный критерий Б. С. Антимонов аргументирует тем, что «от каждого нужно требовать, чтобы он действовал со знанием предпринятого им дела, применяя ту заботливость к инте­ресам социалистического государства и своих товарищей-сограж- дан, на которую он, живой конкретный человек, вообще способен в, определенных условиях данного случая» ^10э. На необходимость учитывать при установлении небрежной вины в гражданском пра­ве и личные качества лица, действиями которого был причинен вред, указывает О. С. Иоффе. Он высказывается за пользование н субъективным и объективным критериями для установления не­брежности ²⁷⁶.

Сторонники объективного критерия небрежности в граждан­ском праве пытаются обосновать свою позицию соображениями политического порядка, тем, что якобы лишь при такой оценке можно осуществить в хозяйственной работе борьбу за все передо­вое и новое, что ведет к повышению дисциплины и поднятию про­изводительности труда.

Эти соображения не могут оправдать применения лишь объ­ективного критерия оценки небрежности, ибо возлагать ответствен­ность на тех, кто действительно в данных, конкретных обстоятель­ствах при максимальном внимании к правилам социалистического общежития и своему общественному долгу не мог выполнить эти нормы, характеризующие высшие образцы поведения в быту или на работе, значит возлагать ответственность на лиц при отсутст­вии их действительной вины. От каждого гражданина в советском обществе нормы права, правила социалистического общежития и коммунистическая мораль требуют столько, сколько он может дать обществу, от каждого по его способности. Требовать от человека того, на что он не способен, противоречило бы коммунистической нравственности и приводило бы к бездушному отношению к людям.

Объективный критерий небрежности в гражданском праве час­то фактически совпадает с реальными возможностями лица. Одна­ко нельзя упускать из виду, что чисто объективный критерий установления неосторожной вины означает в ряде случаев не что иное, как допущение объективного вменения, требование от лица невозможного напряжения. его моральных и духовных сил. Это есть по существу отказ от принципа вины в ее материалистиче­ском понимании, единственно приемлемом для теории и практики как советского уголовного, так и гражданского права.

В правильном разрешении проблемы вины заинтересованы все советские юристы: криминалисты, цивилисты, административисты. Решение этого вопроса в своей основе должно быть однородным для всех областей советского права. Необходимо избегать того, чтобы трактовка узловых вопросов учения о вине была различна в теории советского уголовного и гражданского права. Вопрос о критерии небрежности относится именно к такого рода вопросам потому, что его решение связано, как мы стремились показать, с принципиально различным пониманием вины. Желательно достичь в нем единства взглядов советских криминалистов и цивилистов.

Разумеется, возможны случаи, когда совершенное правонару­шение не заключает в себе состава преступления, но заключает в себе признаки гражданского правонарушения. Неосторожное по­вреждение чужого имущества, принадлежащего кому-либо на пра­ве личной собственности, обычно не заключает в себе состава пре­ступления, но, разумеется, дает основание для гражданской ответ­ственности за причиненный вред. В тех случаях, когда правона­рушение, совершенное по небрежности, может влечь и уголовную и гражданскую ответственность, суд может признать отсутствие в действиях лица состава преступления, но это не исключает еще гражданской ответственности за причиненный вред. Однако в силу каких оснований, это возможно? Деяние в конкретных условиях его совершения может быть признано не представляющим общест­ву ' венной опасности с точки зрения уголовного права. Например, по халатности должностного лица причинен такой имущественный ущерб учреждению или предприятию, который по своим размерам йе может служить основанием для привлечения этого лица к уго­ловной ответственности. Таким образом, в совершенном лицом де­янии отсутствует вина с точки зрения уголовного права. Но это не означает, что отсутствует вина лица, обусловливающая его граж­данскую ответственность за причиненный вред. Тем не менее ска­занное не может служить оправданием того, что небрежность мож­но понимать принципиально различно в гражданском и уголовном праве. Нельзя допустить, чтобы советский суд при решении вопро­са о небрежности по уголовным делам исходил из материалистиче­ского понятия вины и искал реально существовавшую для лица возможность предупредить наступление вредных последствий сво­их действий, а при решении гражданских дел — скатывался на идеалистические позиции оценочного понимания вины, не пытался установить для лица реально существовавшей возможности пред­видеть наступление вредных последствий своих действий, а огра­ничивался бы установлением противоречия поведения лица долж­ному поведению, взятому за образец. Очевидно, что для устране­ния противоречия между цивилистами и криминалистами в этом вопросе необходимо исходить из единственно правильного матери­алистического понимания небрежности как формы вины по совет­скому праву. На этой и только па этой базе должна развиваться общая теория вины как субъективной стороны правонарушения по советскому праву.

В тех случаях, когда в советском уголовном законодательстве ответственность за умышленное и неосторожное совершение того или иного общественно опасного деяния предусмотрена отдельны­ми статьями Уголовного кодекса, различие умышленного или не­осторожного совершения этого действия приобретает особое зна­чение для правильной квалификации деяния. Е. был осужден за нанесение умышленного тяжкого телесного повреждения по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР за то, что он во время ссоры толкнул граждан­ку Громову, в результате чего она упала в водосточную канаву глубиной 1,5 метра и сломала ногу. По заключению судебно-меди­цинской экспертизы ей было причинено тяжкое телесное повреж­дение. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР в своем определении по этому делу пришла к выводу, что Е. не имел умысла причинить Громовой тяжкое телесное повреж­дение. Однако, действуя подобным образом, он должен был пред­видеть возможность наступления таких последствий. Следователь­но, вина его выражалась в форме неосторожности. В связи с этим коллегия признала его ответственным за нанесение по неосторож­ности тяжкого телесного повреждения (ч. 1 ст. 114 УК РСФСР) ¹⁰⁷.

Пленум Верховного Суда СССР в Постановлении от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» приводит следующий пример необоснованного осуждения за умыш­ленное убийство, в то время как в действительности виновным было совершено убийство по неосторожности. По приговору Ар­хангельского областного суда Б. был признан виновным в том, что умышленно из низменных побуждений убил гр-на Бачурина. Суд установил, что Б., работавший мотористом водонасосной станции колхоза, 3 декабря 1958 г. зашел в будку этой станции, где застал заместителя председателя колхоза Бачурина, который качал воду. Б. выразил недовольство, что без его ведома запущен двигатель, и по этому поводу между ним и Бачуриным возникла ссора. Б. ру­кой толкнул в грудь Бачурина, последний упал и, ударившись го­ловой об угол печи, получил перелом черепа с кровоизлиянием под твердую мозговую оболочку, что повлекло его смерть. Приговор был оставлен в силе Судебной коллегией по уголовным делам Вер­ховного суда РСФСР. Однако все обстоятельства дела давали осно­вание прийти к выводу, что у Б. не было умысла на убийство Ба­чурина. Президиум Верховного суда РСФСР признал в действиях Б. наличие состава неосторожного убийства²⁷⁷.

В основе неосторожного причинения преступного результата могут нередко лежать умышленные противозаконные действия лица. В этих случаях требуется особо внимательный анализ субъ­ективной стороны совершенного преступления, чтобы правильно установить форму вины лица.

С вопросом о небрежности тесным образом связан вопрос о по­нимании _«случая»_[ксуйг£&), исключающего уголовную ответствен­но с Т Ь J3ax о uppr ггр гг т г г- ст ц ие.

Доиздашгя Основ уголовного законодательства 1958 г. нали­чие небрежности признавалось в нашем уголовном законодатель­стве в тех случаях, когда лицо не предвидело, хотя и должно было предвидеть, наступление преступных последствий. Отсюда теория и практика советского уголовного права делали вывод, что отри­цательный ответ на вопрос о том, должен ли был субъект предви­деть наступление этих последствий, влек за собой признание отсутствия вины лица, наличия лишь невиновного причинения ука­занных последствий — «случая», за который лицо не могло подле­жать уголовной ответственности. Однако, как .мы иоказа-'ш -выше, .«-тогда долженЛыл-пре&вид&тъ для судебной щкатшк-и- теории

св‘ветсто-го.._уголовноге—драва—фактически. лзначало могпредви^

д£Хъ, и «слудаЙА-рризнавался там, .где лицо, п р и чин ив те п_дадт,ш •^результат, не имело реалътгптг-тчояшжтпстаг его предвидеть и пред=^ втвраинь-г-Осн о в ы уголовного законодательства уточнили пони­мание небрежности как вида неосторожной вины. Совершение пре-

отопления по небрежности~-теперь -имеет масдю тогда, когда лицо

ия предвидело настшхдмвга обшаг/гвенно опасных последствий

действия или бездействия, хотя должно было и могло их ттдодчидеть. т. е. когд!Г1мГТШге^ежала обязанность предвидеть возможность наступления таких последствий и~у~него была~Ьеаль- ная возможность их предвидеть й предотвратить. Отсутствие у липа такой обязат-птпг.ти- ттгаггяо_т правомерный характер его пове- . дения. Зд^ь_не может быть поставлен вопрос о его вине, так как ад-но-далжен был предвидеть "наступивших последст5ий его дей­ствия (или безде1сстШя17^нё^бя5аВ^ьш~1ГрШ10твращать их на- - ]щтлепиеГВ^^ или отсутствии вины в форме небреж-

ности’может стоять лишь тогда, когда в силу тех или иных осно­ваний на лице лежит обязанность к определенному поведению, исключающему наступление общественно опасных последствий. Небрежность будет тогда, когда лицо не предвидит их наступле­ние, но, однако, у него имеется реальная возможность такого пред­видения, а следовательно, и предотвращения. Только в тех слу­чаях, когда у лица не было реальной возможности предвидеть наступившие последствия, они являются для него казусом, неви­новным причинением, за которое оно не несет уголовной ответст­венности. Казус будет там,_т где. лицо нр. предвидело последствий своих др.й.ствий-ы-ме-магл,о их предвидеть.

Приведем несколько примеров такого невиновного причинения.

По ходу пьесы один артист должен произвести выстрел в дру­гого. Помощник режиссера но ошибке зарядил револьвер, из кото­рого должен был быть произведен выстрел, не холостым патро­ном, а патроном с пулей; артист стреляет из данного ему револь­вера, не предполагая, что он заряжен, и убивает своего товарища. Убивший не подлежит уголовной ответственности потому, что он не предвидел и по обстоятельствам дела не мог предвидеть в мо­мент совершения своих действий реальной возможности смерти другого лица, не предвидел и не мог Предвидеть, что в действитель­ности наступит подобный результат.

К. был признан виновным в том, что он совершил неосторож­ное убийство при следующих обстоятельствах. После работы К. и члены бригады плотников лесозавода организовали у оврага вы­пивку. Нефедов и К. затеяли борьбу. При этом они не заметили края обрыва и оба упали в овраг. При падении К., пролетев около десяти метров, случайно удержался на выступе, а Нефедов ска­тился на дно оврага глубиной 32 метра и вследствие паралича ды­хательного центра и сотрясения головного мозга умер на месте. Президиум Алтайского краевого суда в своем постановлении от 10 апреля 1963 г. прекратил против К. уголовное преследование за отсутствием состава преступления, признав, что смерть Нефе­дова следует расценивать как случай. К. и Нефедов одинаково во время борьбы подвергались опасности скатиться в овраг. Они не предвидели и не могли предвидеть наступившие последствия сво­их действий. Поэтому следует признать, что в действиях К. отсут­ствует неосторожная вина тем более, что инициатором борьбы был потерпевший Нефедов ^|09.

В приведенных здесь примерах отсутствует вина лица, потому что нет никакой психической связи между действием лица и на­ступившим результатом, так как в данных, конкретных условиях у лица не было реальной возможности предвидеть последствия своих действий.

Поэтому на.ттт.яя согласиться г. R Ф. КиРНЧеНКО. КОТОРЫЙ ОПРе^- сггиляет 4цдаудэд»,как особую Форму психического отношения липа к своим—поступкам и их последствиям²⁷⁸. В действительности ^случай» характеризуется не осоБшГформой ^Сиххтчнскогсг-отн-сяае’ Щ1я лица к последствиям своих деиствии7~а~отСутствиём какого^ jii^oHH«iHfflaecKoxo--oximmfiHiifl-- лжца-к-насздашвшим. _последс1ъ иям .своих действий..

'~~13^0снове традиционного понятия «случая» в теории уголовного права лежит представление о случайности как исключительно субъективной категории. Вот, например, что по этому поводу пи­сал Н. С. Таганцев: «Пщжде всего известное событие может

б_чы т ь_ п р и з н^а. вjLejkLQ сл^5а4щщ._трд_ьк о п о о т н о ш е-

н йТо к с о д-^-йх.хв у ю щ е г о или н al5Ti То д а юд е-

'Г^^^а^как^^^-СФорань! объективной всякое явление в мире есть .неизбежный ттродудх-вд^х-дредьхдущих; в природе ничего слу- ч,а й а.о г о не существует. Сообразно с атим условным воззрением на случайность и в праве уголовном мы называем случайными только Такие посягательства на правоохранный интерес, которые учинивший не только не предвидел, но и не мог предвидеть при_ ^ттолнод—внд-мателгуности к с.вгсБи~~дёятедьности. или которых на^ ступление не только—казалось, но и . должно бьтло казаться ему при данных обстоятельствах невероятным... (разрядка наша.— А. П.)»^п\ Это соответствует механистическому представлению о причинности с его отрицанием объективного характера случай­ности.

Согласно развитому выше в учении о причинности взгляду на случайность как объективную категорию, мы должны иначе про­вести разграничение между неосторожностью как особой формой психического отношения субъекта к преступному результату и невиновным причинением («случай»). Вопрос о том, могло или не могло лицо предвидеть наступление преступных последствий при разграничении небрежности и случая сторонниками понимания причинности как conditio sine qua non, ставится в отношении лю­бых последствий данного действия лица. Однако в отношении объективно случайных последствий, как мы выше показали, этот вопрос всегда должен получить лишь отрицательное решение. Та­кие последствия нельзя столь конкретно предвидеть, как это тре­буется при неосторожной вине, потому что здесь не было реаль­ной возможности их наступления в момент совершения данным лицом соответствующего действия или бездействия. Поэтому и по­становка вопроса о том, могло или не могло лицо предвидеть эти последствия, лишена всякого смысла. ЁЬвд-Лоследствия не подле­жат вменению лицу уже в сга^их^бъективно-случайноп^^ теоХ~Воп1зос~атнвгШнйчёнии по субъективным момёнтажтгобреж- ности и невинности причинения](«случая» в субъективном смыс­ле) имеет эначетиё^лиш^в'отношени^необходамых последствий

йибтвия^йл^^ездвнсхЕша_дмного лица, наступлйЖ"^-которых"

было~реалы-ш возможным в момент совершения им этого действия или.,бездействия.

Так как в силу ст. 3 Основ уголовного законодательства уго­ловной ответственности подлежит лишь тот, кто действовал умыш­ленно или неосторожно, гдлщ. преступление не может под­лежать объективному вменению, т'. р.. уголовная ответственность исключается^Гесли в 'действиях лица нет вцинг в форм,р. умысла^и.ли . чеостпри.исно сти.

' Это твердо проводится нашей судебной практикой. Объектив­ного вменения советское уголовное право не знает и в тех случаях, когда фактические последствия совершенного преступления, со­гласно Особенной части Уголовного кодекса, служат обстоятельст­вами, делающими данное преступление более социально опасным (квалифицированным). Так, по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР 1960 г. ква­лифицирующим обстоятельством умышленного тяжкого телесного повреждения является последовавшая от него смерть потерпевше­го. Буквальное понимание этой статьи может дать основание по­лагать, что здесь ответственность усиливается вне зависимости от того или иного психического отношения субъекта к наступивше­му последствию, , длифицирующему данное преступление. Буржу­азная теория уголовного права и судебная практика буржуазных государств обычно признают возможным объективное вменение квалифицирующих умышленное преступление объективных по­следствий. Поскольку наше уголовнов__закододательство исклю­чает возможность объективного вменения, то следует сделать jBOgjjjTO повышение наказания в связи с объективным последстви- ем совёршетного деяния (смерть потерпевшего) ~1озможнолищь_ прй~установлении со стороньГ виновного неосторожности по отно- П1ишю_к последствиям своего действия — смерти потерпевшего от HamceHng^jmffworn телесндщ повреждения. Установление психи-

ческою отношения в виде умыена-в^приведенном примере меняет

квалификацию преступлениа^щжашщая его из квалифицирован- ного~^нэдшЕ»°таДёетого повреждешщ-в—умышленное убийство.

Вопрос об ответственности за смерть потерпевшего в результа­те нанесения умышленного тяжкого телесного повреждения есть

часть более общего вопроса о принципах вменения в ответствен­ность тяжких последствий совершенного преступного деяния. В общей форме этот вопрос нашел разрешений в....У.тлавыом.шшек- т^ Рру:Г1ш'скои Т!СР I 960 г.. ст. 12 кото рот, содержит следующее постановлениеР «Если уголовный закон предусматривает повыше- ние наказания ввиду наступления тяжелого последствия, не охва­тываемого умвшлом виновного, то такое повышение может иметь место лишь в том случае, когда лицо должно было и могло пред­видеть наступление этого последствия». Это постановление есть дальнейшее развитие принципа ответственности лишь при наличии вины, сформулированного в ст. 3 Основ уголовного законодатель­ства Союза ССР и союзных республик. Оно должно содействовать последовательному воплощению этого принципа в жизнь и помо­жет практике избежать ошибок неосновательной ответственности лица в порядке объективного вменения за наступившие тяжелые последствия.

В процессе последней кодификации нашего уголовного законо­дательства было выдвинуто предложение, чтобы уголовная ответ­ственность за неосторожное совершение преступления была в каж­дом случае строго определена в Особенной части Уголовного ко­декса. Это внесло бы большую определенность в применение уго­ловного закона. Таким образом была бы устранена возможность ответственности в уголовном порядке за ряд неосторожных дей­ствий, которые вообще не должны влечь уголовной ответственно­сти, либо должны влечь за собой ответственность в дисциплинар­ном, административном или гражданском порядке.

Повседневный опыт судебной и прокурорской работы учит, что привлечение к ответственности за совершение преступлений по не­осторожности оказывается необходимым лишь по сравнительно небольшому кругу деяний. Сокращение в этом отношении объема уголовной ответственности за неосторожные преступления соот­ветствует общим задачам нашей борьбы с преступностью — заме­нить уголовную ответственность за менее опасные преступления мерами административного, дисциплинарного или общественного порядка. Вопрос о необходимости сокращения объема ответствен­ности за неосторожное совершение преступления и точного опре­деления в законе тех преступлений, при которых допустима ответственность при неосторожной вине, был поднят и криминали­стами братских стран. Такую позицию в Германской Демократиче­ской Республике решительно защищал И. Лекшас¹¹². Польский криминалист С. Плавский отмечал, что в польской теории уголов­ного права все большее распространение получает взгляд, что не­умышленное совершение преступления следует карать лишь в иск­лючительных случаях¹¹³. Многие криминалисты социалистиче-

112. I. L е 1с s о h a s. fiber die Strafwtirdigkeit von Fahrlassigkeitsverbrechen.

113. S. P law ski. Quelques aspects du nouveau droit penal polonais. «Revue de science criminella et de droit рёпа! compare», 1958, № 2, p. 345.

ских стран заняли такую позицию при обсуждении проблемы не­осторожной вины на совещании криминалистов социалистических стран в Будапеште в ноябре 1960 г.

Ряд составов преступлений обрисован в законе так, что к при- знакам объективной стороны состава отнесены непосредственно и ощюдёлёшмё~П5войст^^ (или бездействия) лица и при­

чиненный им определенный преступный результат. В связи с этйм~ Щи~рассмотрении их субъективной стороны оказывается~необхо-~

димым различать психическое—отношение дипа к совершенному

действию (или бездействию') и психическое отношение литта к н;ь ступившим преступным последствиям. В таких составах преступ- ттрттстй ми стятгоявасирд on рттучпсглттт ря называемой смешан- НОЙ ВИНН¹¹⁴.

Поясним это на примере. Статья 22 Закона об уголовной ответ­ственности за государственные преступления (ч. 1 ст. 85 УК РСФСР) предусматривает нарушение работником железнодорож­ного, водного или воздушного транспорта правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, повлекшее несчастные случаи с людьми, крушение, аварию или иные тяжкие последствия. При установлении этого состава преступления в действиях лица необходимо отличать психическое отношение лица к самому на­рушению правил безопасности движения и к тем тяжелым послед­ствиям, которые от этого наступили. Нарушение правил безопас­ности движения может быть совершено или сознательно (умыш­ленно), или по небрежности. Когда нарушение правил безопасно­сти движения совершено сознательно, отношение к наступившим тяжелым последствиям может выражаться в форме эвентуального умысла, самонадеянности и небрежности (действие, совершенное с прямым умыслом, выходит уже за рамки этого состава преступ­ления) . Когда нарушение правил безопасности движения совер­шено по небрежности, то и психическое отношение к тяжелым по­следствиям при наличии состава этого преступления в действиях лица может выражаться лишь в форме небрежности. Таким обра­зом, рассматриваемый состав преступления с субъективной сторо­ны может иметь смешанную вину — умысел в отношении действия и неосторожность в отношении наступивших преступных послед­ствий. Со случаями смешанной вины мы встречаемся и при рас­смотрении ряда других преступлений, в частности основных долж­ностных преступлений и некоторых воинских преступлений.

Всякий приговор уголовного суда решает прежде всего вопрос о том, виновен или не виновен подсудимый в инкримини­руемом ему преступлении. Обвинительный приговор не ограничи­вается лишь признанием в действиях лица определенного состава

112. Подробнее см.: В. Кириченко. Смешанные формы вины. «Советская

юстиция», 1966, № 19; Г. К р и г е р. Еще раз о смешанной вине. «Со­ветская юстиция», 1967, № 3.

преступления. Суд должен в соответствии с законом определить меру наказания осужденного, признанного виновным в соберЩепии преступления. Советский суд, согласно ст. 32 Основ уголовного за­конодательства, при определении меры наказания, руководствуясь социалистическим правосознанием, должен учитывать характер и степень общественной опасности совершенного преступления, лич­ности виновного и обстоятельства дела, смягчающие или отяг­чающие ответственность, _Дщ^тв-ующее..-уголсшвое—ааквйвдатежет-

во при определении обстоятельств ■.омяхаатншх-11..отяггчяютг1^их-й^

'^^шгетСтЖннЪсть, не пользуется пон^ием_«степень вины». Однако им ~^pemrCTMbWeTcTfl' судеЖая—дралтикя пртГ1)]хрвтпт!ШГ1ГПТяказа- ния. Необходимо остановиться на уяснении этого понятия ^tlS.

При" обсуждении в нашей печати вопроса о понятии вины было высказано утверждение, что признание «степени вины» несовме­стимо с развитым выше пониманием вины и требует переходана позиции оценочного ее понимания²⁷⁹. С этим утверждением нельзя согласиться. Вина есть не просто умысел или неосторожность, _а умысел или неосторожность. вьшаженньйГв~1Ште1ПГлеш10м pomecr^-- венда^шасном деянии. Поэтому и степень мы литта перед социа­листическим государством и советским-народом определяется пре­жде всего~стм1еты5~~о5пз;ественной опасности совершенного им, умышленно мш~ по неосторожности преступного деяния. Вина лица вне ее объективного выражения в общественно опасном дёя^ нии не 1^тйг,тпу£д...7£олько' игнорированием единства субъектт-тв- ного и объективного в преступном деянии, только метафизическим отрывом гдб-ъекФивного о^бъетнмшгоЗгожно объяснйть~утверж- деиия о том, что вина не может быть большей или меньшей, если. ее ограничивать признаками умысла или неосторожности. . Вина двтпмм рг.ли он умышленно убил кого-либо, срав­

нительно с виной человека, который нанес умышленно ттргкпр та- ДРС1ГПР повряждашто Иина литта в иямрнр Родине неизмеримо боль­ше, чем вина другого лица, уличенного в халатном отношении к своим служебным пбяяяттнпстям ё^тги ртя г.трпедь вины отдель- ных лиц и при совершении однородных преступлений. Вина лица, похитившего крупную сумму из государственного или обществен­ного учреждения или предприятия, будет большей, чем вина лица, совершившего хищение на относительно небольшую сумму. 4]де больше общественная опасность преступного деяния, умышленна 1Ш£5еой.торожтш. совершенного виновным, там больше и степень вииьт рго перед социалистическим государством и советским наро­дам^. .Витвдвным можно быть всегда лишь в определенном обществ вещш-&паснх1м1ДЕянииг--в€щёственная опасность совершенного де­яния рг.ть—основняя jyiafa—и-^шьцнленной и неосторожной вины

лищц Поэтому нет решительно никаких оснований для отрыва «степени вины» от понятия вины как умысла или неосторожности, выраженных в совершенном общественно опасном деянии"

'Гургда мы говорим об~Ъ15ъективных обстоя 1н.пь(;твяу7~«^Л1тст1ОЩЧ^у иа степень вины при совершении определенного преступление ..ми. всегда имеем в виду обстоятельства, которые при умышленном преступлении охватывались предвидением лица, а при соверше­нии неосторожного преступления должны Ьыли и моглтОжвадЫг

^^ться~^то~предвилениемГ"так~ТГаТГ^датои. кощфашой-ебвтадов»— ке у этога_лищим.ел.ась ..к тому реальная возможность. Поэтому- rvpjt^u-h aim-hi ри.цл. ппррЯеляется конкретным содержанием, умысла или неосторожности, на.шр.дишх свое выражение в совершенном .л.ицлм пбщ,ег.твеннп пплснпм, деянии ²⁸⁰.

' Степень тшт-ты литто чаиггг.ттт и пт формы риньт, пт фп.рмьт г,у.6луЕК- тивной стороны состава преступления. Преступление, совершен" н.ое умышленно, всегда более обществеино~~отшЯо, чем такое же ~ деятге—(^нверш-ежве-ш'нетгстор'рж'НостЖ При умышленном пре- СтушхениипшяхитескВё^стосаЬности лица, его сознание и воля не­измеримо более активно участвуют в достижении преступного ре­зультата. Характер субъективной стороны совершенного преступ­ления оказывает определяющее влияние на меру общественной опасности преступного деяния и степень вины лица, его совершив­шего. Убийство умышленное всегда более общественно опасно, чем убийство, совершенное по неосторожности. Степень вины лица, совершившего умышленное убийство, по общему правилу поэтому большей чем степень вины лица, убившего по неосторожности. Сте- пень-види—мтиа—пра—совершении однородного преступления за- висит и от других субъективнда_обетеяхельс1в.-4®а^йР^и®^юРгт®оти^в— прегугутгленйя)., которые оказывают влияние не только на_стелвнь обществхда-нвй опасыости лица, но и на степень общественной опас­ности раверааевноЕолм деяния.

Отптакп г-ттрт1Уйт- иметь r пигту. что увеличение или уменьшение мерьт наказания зависит не-зщько от степени вины лица, но так- я^а_и от други^о(^стоятелт»ств. которые сами по себе не входят в конкретное содержание умысла или неосторожности.

Основы уголовного законодательства в ст. 33 и 34 правильно говорят об обстоятельствах, смягчающих и отягчающих ответствен­ность, а не об обстоятельствах, смягчающих или отягчающих вину. При перечне указанных обстоятельств Основы упоминают не толь­ко об обстоятельствах, оказывающих влияние на степень вины лица, но и о других. Например, чистосердечное раскаяние или явка

с повинной не изменяет ни характера, ни степени вины лица в ранее совершенном преступном деянии. Однако это свидетельст­вует об изменении общественной опасности лица, что должно быть

принято во внимание при определении меры наказания, а также и при решении вопроса о возможности замены уголовной ответст­венности ответственностью в общественном порядке в форме пере­дачи лица на исправление и перевоспитание коллектива.