28 Сошлюсь на литературоведческие исследования: Graf 1с Literatur als adlige Hausuberlieferung? /j. Heinzle (Hg.). Literarische Interessenbildung im Mittelalter. Stuttgart; Weimar, 1993. S. 126-144.

^,JM AlthoffG. Anlasse zur schriftlichen Fixierung adliger Selbstverstandnisses // Zeitschrift fur die Geschichte des Oberrheins. 1986. Bd. 134. S. 34-46; Idem. Ver-wandte, Freunde und Getreue. Zum politischen Stellenwert der Gruppenbindungen im fruheren Mittelalter. Darmstadt, 1990. S. 67 ff.

30 AlthoffG. Verwandte, Freunde und Getreue. S. 71.

280

Глава VII

что в таких случаях «с самосознанием аристократической се­мьи их тексты имеют очень мало общего». Поэтому он предо­стерегает от «изучения самосознания аристократии на базе таких свидетельств, которые не были созданы самими этими аристократами»: нужно всегда учитывать вероятность того, что авторы источников «наполняют прошлое своих героев содер­жанием, которое они произвели на свет сами». Кроме того, существует очень мало указаний, что средневековая аристокра­тия вообще могла «длительное время передавать в устной фор­ме дифференцированное содержание своей фамильной исто­рии, к которому обращались бы церковные авторы»³¹.

Подобное обесценивание всех прежних исследований ари­стократической мемориальной традиции в целом³², и тради­ции Вельфов в особенности³³, предпринимаемое уже не в пер­вый раз³⁴, кажется, по меньшей мере, странным, поскольку его исходным пунктом является критика тезисов, которые, на­сколько я могу судить, до сих пор никем, в сущности, и не вы­сказывались.

Существования многовековых устных преданий об истории аристократических домов, которые могли бы быть затем запи­саны монахами или клириками, пока никто и не предполагал. Акцент, как, например, в работах К. Шмида, все время делал­ся на том, чтобы показать, в какой мере фиксация домовой традиции и истории рода выказывает зависимость от актуаль­ных событий современности и таким образом от самих арис­тократов³⁵. Это значит, что такие исследования нацелены не на констатацию факта записи «устной» традиции, а на изучение в комплексе социально-политической ситуации, в которой кон­ституируется memoria и то «социальное знание», «создание ко­торого обусловливается потребностями современности» и про­исходит «в ее рамках» (Я. Ассманн)³⁶, а потому оно отнюдь не произвольно. «Прошлое» в таких (и именно в таких) группах

³¹ Ebd. S. 73 ff.

³² Этот тезис направлен прежде всего на полемику со мною и К. Шмидом (см. особенно: AUhoffG. Verwandte, Freunde und Getreue. S. 71 ff) . Ср.: Peters U. Familienhistoriae als neues Paradigma der mittelalterlichen Literaturgeschichte? / J. Heinzle (Hg.). Modernes Mittelalter. S. 134-162 (S. 151).

33 На это указывает также и у. Петере. Там же. С. 151.

³⁴ Ср.: Там же.

35 Ср: Schmid к. Probleme um den «Grafen Kuno von Ohningen». * AssmannJ. Das kulturelle Gedachtnis. S. 48.

MEMORIA ВЕЛЬФОВ: ДОМОВАЯ ТРАДИЦИЯ .. 281

есть не что иное, как «продукт культуры»³⁷, и, разумеется, это не «любое» прошлое, а «определенное». А значит, существует «фонд традиции», транслируемой в устной форме и возникшей «на основе рассказов о необычных, выдающихся деяниях от­дельных членов этих фамилий», группирующийся вокруг этих деяний и концентрирующийся на личностях, «которые своими славными деяниями стали для потомков образцом для будуще­го». Но этот «фонд традиции» не пребывает в статичном состо­янии, а скорее «сопровождает многие поколения этого рода через их историю» и в силу этого постоянно изменяется — что-то теряется, что-то, наоборот, интенсивируется, перемещает­ся, расширяется и обновляется³⁸. Традиция постоянно преоб­ражается.

Факт записи традиции при этом ничего принципиально не меняет, как показывает пример истории Вельфов. Запись их истории не привела к ее единовременной жесткой фиксации; напротив, одна за другой возникают новые и новые «записи», т.е. письменные версии, в которых содержатся различные ре­дакции этой домовой традиции, ибо она создавалась в 1120— 1130-х гг. — в эпоху очень быстрого подъема рода Вельфов. Как пишет К. Шмид, письменная фиксация имела место именно в тот период истории Вельфов, когда «их род стремительно воз­высился в эпоху спора за инвеституру и, бесспорно, стал самым могущественным в империи»³⁹. Однако помимо «записи тради­ции» эти тексты свидетельствуют еще и об условиях ее возник­новения, имеющих непосредственное отношение к ведущим представителям рода, к формам сложившейся вокруг них прак­тики memoria, в которой, как мы уже видели⁴⁰, пересматри­вается содержание истории дома и обосновывается новое. Все дальнейшие этапы процесса письменной фиксации этой исто­риографической традиции можно осмыслить в постоянных из­менениях: «Письменная фиксация домовой традиции Вельфов решительным образом интенсивировала процесс формирова­ния самосознания рода и, пока род находился на подъеме, предъявляла к его истории все новые требования» (К. Шмид)⁴¹.

³⁷Ebd.