• ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ •

Пустая страница

Oтmo Герхард Эксле

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

И ЗНАНИЕ:

очерки социальной

истории Средневековья

Новое

Литературное

Обозрение

2007

Перевод с немецкого и предисловие Ю. Арнаутовой

ББК 71.04 УДК 930.85 Э84

Редактор серии И. Калинин

Эксле Отто Герхард Э 84 Действительность и знание: очерки социальной ис­тории Средневековья / Пер. с немецкого и предисловие Ю. Арнаутовой. М.: Новое литературное обозрение, 2007. - 360 с.

Данное издание представляет собой сборник статей выдающе­гося немецкого историка Отто Герхарда Эксле, посвященных со­циальной истории Средневековья. Перед нами попытка создания более объемного представления о Средних веках, выходящего за пределы общераспространенного взгляда на средневековое обще­ство как общество, опирающееся исключительно на иерархичес­кую вертикальную организацию. Напротив, свой аналитический интерес Эксле направляет на описание характерных для той эпо­хи горизонтальных связей, социальных групп и институтов, иден­тичность которых определялась работой механизмов памяти и договора.

ББК 71.04 УДК 930.85

Isbn 5-86793-528-0

© Эксле О.Г., 2007

© Арнаутова Ю. Перевод с немецкого,2007

© Художественное оформление. Новое литературное обозрение, 2007

ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА О КУЛЬТУРЕ ОТТО ГЕРХАРДА ЭКСЛЕ

Немецкий историк Отто Герхард Эксле (р. 1939) — один из наибо­лее ярких представителей современного гуманитарного знания. По­лучив образование в университетах Фрайбурга, Кёльна и Пуатье в области классической и романской филологии, истории и филосо­фии, он работал в университетах Мюнстера, Ганновера, Геттингена и Тель-Авива, в 1985—2004 гг. возглавлял Институт истории им. Мак­са Планка, избран почетным доктором Сорбонны (2001) и Торнско-го университета им. Н.Коперника (2003).

О.Г. Эксле принадлежит к числу тех универсально образованных исследователей, которых становится все меньше по мере роста узкой специализации внутри гуманитарных дисциплин, и хотя он считает­ся медиевистом, хронологические рамки его научных интересов про­стираются от поздней Античности до XX столетия, а сферы исследо­вания — от социальной истории Средневековья до истории памяти, теории исторического познания и истории самой исторической науки. Одновременное присутствие всех этих сфер или ракурсов ви­дения предмета исследования отличает практически любую работу О.Г. Эксле. И здесь коренится нечто большее, нежели банальное «раз­нообразие интересов историка»: научное кредо О.Г. Эксле — история есть «история проблем», а не «фактов» из независимо от нас суще­ствующего «прошлого», Geschichte als Problemgeschichte. Эти проб­лемы диктует историку его время, глубинные запросы общества: Современность (Moderne) создает прошлое, множество образов про­шлого. Поэтому наряду с собственно предметом исторического иссле­дования анализу подвергаются и актуальные общественные процессы, и ментальный климат научного сообщества, творящего себе предмет исследования, и история изменений этого предмета — «образа про­шлого» — во времени.

I

Тема «истории как истории проблем» у О.Г. Эксле отчасти уже знакома отечественному читателю по публикациям его работ, по-

6

ПРЕДИСЛОВИЕ

священных культурной памяти и анализу методологических дискуссий историков вокруг так называемого кризиса исторической науки и основных понятий исторического исследования — исторического факта и источника, объективности и условий познания¹. Публикуемые в данном томе работы разных лет из истории ментальностей и пред­ставлений, жизненного уклада, институтов и других форм манифес­тации специфической культуры социальных групп в Средние века отражают основные направления исследований О.Г. Эксле как соци­ального историка. Их объединяет стремление автора с разных сторон приблизиться к ответу на основной вопрос социальной истории — на вопрос о том, как возникает и функционирует «общество».

Средневековое общество обычно описывается историками как иерархически организованное по сословиям. Такой взгляд объясняет­ся отчасти тем, что вплоть до второй половины XX столетия в миро­вой исторической науке — при всех эпистемологических различиях национальных историографии — интерес историков концентрировал­ся на государственном устройстве и властных структурах и в ходу были глобальные объясняющие теории, соответственно оперировав­шие абстрактными концептами, будь то формация и класс или циви­лизация, слой и сословие. Но нельзя забывать и о том, что отчасти наше представление о средневековом обществе как о «сословном» обусловлено высказываниями самих средневековых авторов. Их соб­ственные модели истолкования социальной действительности по образцу иерархии или конфигурации «сословий» (ordines), с присущей каждому ordo моралью и общественными обязанностями — обоснован­ные метафизически, понятые как часть божественно мироустройства по принципу «гармонии в неравенстве» — в течение ряда столетий служили теми мыслительными формами, с помощью которых совре­менники одновременно и объясняли структуру общества, и предзада-

¹ Эксле О.Г. Немцы не в ладу с современностью. «Император Фридрих II» Эрнста Канторовича в политической полемике времен Веймарской республи­ки // Одиссей. Человек в истории. 1996 / Ред. А.Я. Гуревич. М., 1996. С. 213— 235; Миф о Средневековье // Одиссей. Человек в истории. 1999 / Ред. А.Я. Гу­ревич. М., 1999. С. 271—284; Факты и фикции: о текущем кризисе исторической науки // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории / Ред. Л.П. Репина. М., 2001. № 7. С.49—60; Культурная память под воздействием ис­торизма // Одиссей. Человек в истории. 2002 / Ред. А.Я. Гуревич. М, 2003. С. 176—198; Культура, наука о культуре, историческая наука о культуре. Размыш­ления о повороте в сторону наук о культуре // Одиссей. Человек в истории. 2003 / Ред. А.Я. Гуревич. М., 2003. С. 393—416; Историческая наука в постоян­но изменяющемся мире // Диалог со временем: альманах интеллектуальной ис­тории / Ред. Л.П. Репина. М., 2004. № 11. С. 84—110; Что такое исторический источник? // Munuscula. К 80-летию со дня рождения А.Я. Гуревича / Ред. Ю.Е. Арнаутова. М: ИВИ РАН, 2004. С. 154-181.

ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА О КУЛЬТУРЕ. 7

вали ему нормы. Однако сословная интерпретация общественного устройства даже и в Средние века отнюдь не была единственным его истолкованием. Средневековое общество как «социальное целое» можно представить в виде совокупности различных социальных групп, объединенных кровным родством или совместной деятельно­стью для достижения общих целей, — «дома» (domus) и рода, гильдий, цехов и братств, крестьянских и городских «общин», университетов как сообщества магистров и студентов, церковных приходов, монас­тырей, вассальных групп и т.п. Сохранились свидетельства таких групп о самих себе, и нетрудно заметить, сколь различными, даже противоречивыми, могли быть самовосприятие этих групп и воспри­ятие их глазами посторонних, не-членов, например церковных авто­ров. Это относится прежде всего к тем группам, в которых люди объе­динялись для совместных действий именно потому, что они не были в родстве друг с другом, — к гильдиям, цехам и братствам, крестьянс­ким и городским «коммунам», ранним университетам. Свойственные им договорные отношения скреплялись клятвой, поэтому такой тип групп еще называют клятвенными сообществами, conjurationes. Основ­ная идея conjuratio— конституированная клятвой взаимопомощь во всех жизненных ситуациях, христианское братство. Будучи «наиболее универсальной формой всех договоров о братстве»², а значит, всех форм контракта, взаимная клятва создавала паритетные отношения, т.е. горизонтальные связи, которые пронизывали все средневековое общество. Но именно они, эти горизонтальные связи, остаются до сих пор столь мало изученными медиевистами, концентрирующими вни­мание главным образом на иерархии властных отношений. О.Г. Эксле стремится восполнить этот пробел, анализируя специфическую куль­туру conjuratio, основными формами которой являются гильдия и ком­муна. Культура conjuratio имела большие последствия в истории и на­шла выражение, например, в создании особого, группового права и мира. Не менее действенными были и специфические формы образо­вания институтов, основанных на норме взаимности. Они обретали конкретное выражение в самоуправлении и собственной юрисдикции групп, в выборности носителей функций на время и по очереди. Сюда же относится принцип свободного членства и кооптации, правовые фигуры делегации и репрезентации, которые здесь, т.е. в повседнев­ной практике совместной жизни людей, появляются намного раньше, чем в рефлексии философов или теологов и юристов.

Взгляд на общество как на совокупность социальных групп был обоснован еще в начале XX в. Максом Вебером. Однако следует при­знать, что поставленные им проблемы не вызвали особого резонанса

² WeberM. Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1972. Studienausgabe: 5.Aufl. S. 402.

8

ПРЕДИСЛОВИЕ

ни во времена самого Вебера, ни между двумя мировыми войнами, когда и в гуманитарном, и в естественно-научном познании особенно интенсивно происходила «смена парадигм» и, например, в соседней Франции зарождалась «новая историческая наука» Марка Блока, ни даже после 1945 г. Никакого воздействия они не оказали и в 1970-е гг., когда с развитием социальной истории или так называемой «истори­ческой социальной науки» произошло заметное обновление немецкой историографии. Историческая социальная наука — вполне в духе сво­их подходов — интересовалась «классами» и «слоями», но не группа­ми и их «культурой». О.Г. Эксле был одним из немногих немецких историков, обратившихся к веберовскому наследию в самом начале своей научной деятельности, задолго до того, как концепции М.Вебе­ра были «заново открыты» немецким научным сообществом. Поэто­му, не отвергая оправданности существования социальной истории, ориентированной на изучение «сословий», «слоев», «классов», он пошел по другому пути. В продолжение мысли М. Блока о том, что «человеческие институты являются реальностями психологически­ми»³, что классы, сословия и сословный порядок «существуют лишь как представление, которое мы имеем о них»¹, О.Г. Эксле противопо­ставил «вымышленной действительности» сословий и классов соци­альные группы, которые в соответствующий их существованию исто­рический момент были столь же реальными, как и объединявшиеся в них, всегда по-разному, индивиды. И поэтому же он с самого начала вопрос о средневековом «обществе» стал отождествлять с вопросом о средневековой «культуре».

Человек не только «социальное существо», но и существо, которое связывает со своими действиями субъективный смысл — создает «мир значений». Следовательно, «общество» базируется на «культуре», по­скольку «культура» обеспечивает осмысление действительности и делает возможными действия людей. Иными словами, «общество» и «культура» — различные аспекты одних и тех же явлений: то, что на­зывается обществом, есть часть культуры, а именно составная часть нематериальной культуры, тот аспект культуры, который структури­рует постоянно находящиеся в движении отношения человека с окру­жающим миром. Свойственные культуре духовные установки, образ­цы мышления и поведения, картины мира обусловливают формы социального поведения индивидов и групп и манифестируются в язы­ке, символах, в жизненном укладе, в ритуалах и социальных институ­тах, в литературе и искусстве. «Культура» поэтому включает в себя всю

³ Bloch M. Liberte et servitude personnelles au Moyen Age, particulierement en France: contribution a une etude des classes (1933) // Idem. Melanges historiques. Paris, 1983. Vol. 1. P. 286-355 (P. 355).