Сырьевые рынки

Мы могли бы написать историю крупных рынков сырья между XV и XVIII вв. наподобие классического руководства Фернана

 

К оглавлению

==180

 

""' Maurette F. Les Grands Marchés des malleres premières. 1922. " Gascon R. Op. cit., I, p. 37. 182 См. настоящую работу, т. 1, с. 238—242. "1 См. настоящую работу, т. 1 (французское издание 1967 г.), с. 162. "4 Там же, с. 165

Сахарная мельница в Бразилии. Рисунок, приписываемый Ф. Посту (около 1640 г. ). Заметьте на переднем плане характерную повозку со сплошными колесами, запряженную быками, и упряжки животных, вращающих приводы. Фонд «Атлас ван Столк».

Моретта, относящегося к миру 20-х годов XX в. ¹⁸⁰ И если бы мы благоразумно пожелали придерживаться примеров многозначительных, то оказались бы перед трудным выбором: все ходовые товары предлагают себя в качестве свидетелей, а их свидетельства, хоть и очень различающиеся, сходятся по крайней мере в одном: самые активные города, самые уважаемые и самые блестящие купцы охватывали [своими операциями] громадные пространства. Размах служил стойким признаком богатства и успеха. Пример пряностей — слово это «перекрывает удивительное многообразие продуктов» от таких, что служили «для улучшения вкуса блюд... [вплоть] до медицинских снадобий [и до] материалов, необходимых при окраске тканей» ¹⁸¹,— настолько известен и до того классический, что калеблешься, предлагать ли его в качестве модели. Преимущество этого примера заключено в том, что он являет нам долговременный подъем в виде сменяющих друг друга эпизодов, а затем, в XVII в., явный спад ¹⁸². Но мы уже объяснились по этому поводу ¹⁸³. В противоположность этому сахар был продуктом относительно новым, потребление и пространство сбыта которого с XV по XX в. непрестанно и в быстром темпе расширялись. За несколькими незначительными исключениями (кленовый сироп, сахар из маиса), до самых времен Континентальной блокады и использования сахарной свеклы драгоценный продукт получали из сахарного тростника. Этот последний, как мы показали ' ⁴, переместился из Индии в Средиземноморье и на Атлантику (Мадейра, Канарские острова, Азорские острова, Сан-Томе, Принсипи, а затем — тропическое побережье Американского континента, Бразилия, Антильские острова). Продвижение это было тем более примечательно, что требовало, принимая во внимание технические] средства той эпохи, дорогостоящих капиталовложений.

С таким же успехом сахар, продолжавший, как и в прежние времена, оставаться в арсенале аптекаря, все больше завоевывал кухню и стол. В XV и XVI вв. он еще был очень большой рос-

 

==181

 

'"' Baxa J., Bruhns G. Zucker im Leben der Volker. 1967, S. 24—25. " Ibid., S. 27. "7 Ibid., S. 32. "> См. настоящую работу, т. 1 (французское издание 1967 г.), с. 166. * Moscouade — сахарсырец; cassonade — сахар, прошедший одну очистку.— Прим. перев. "' Savary des Bruslons J. p. cil., IV, col. 827.

кошью, княжеским подарком. 18 октября 1513 г. король португальский преподнес владыке Святого престола его изображение в натуральную величину, окруженное фигурами двенадцати кардиналов и тремя сотнями свечей длиною в полтора метра каждая — все изготовленное [из сахара] терпеливым кондитером ¹⁸⁵. Но, не став еще всеобщим, потребление сахара уже делало успехи. В 1544 г. в Германии обычно говаривали: «Сахар никакое блюдо не портит» ("Zucker verderbt keine Speis")¹⁸⁶. Начались поставки из Бразилии: в XVI в. в среднем 1600 тонн в год. В 1676 г. с Ямайки отправилось 400 кораблей, нагруженных каждый в среднем 180 тоннами сахара (всего, стало быть, 72 тыс. тонн) ¹⁸⁷. А в XVIII в. столько же, если не больше, произведет Сан-Доминго (Гаити) ¹⁸⁸.

Но не будем представлять себе европейский рынок наводненным сахаром из приатлантических стран. Или воображать рост сахарного производства, бывший будто бы первопричиной расцвета океанских плаваний и, как бы рикошетом, возраставшего обновления Европы. Такой примитивный детерминизм, впрочем, опровергается без труда: разве же не быстрое развитие Европы, которому помогали европейские страсти, сделало возможным «взлет» сахара так же, как и «взлет» кофе?

Здесь невозможно проследить, как один за другим складывались элементы обширной «истории сахара» — черные невольники, плантаторы, техника производства и очистки сахара-сырца, снабжение дешевым продовольствием плантаций, неспособных себя прокормить; наконец, морские связи, европейские склады и перепродажи. К 1760 г., когда дела обстояли нормально, на парижском и иных рынках предлагали несколько видов сахара — «moscouade, cassonade *, сахар по семи ливров, сахар королевский, сахар полукоролевский, леденцовый и красный сахар, который иначе называют кипрским. Добрый moscouade должен быть беловатым по цвету, елико возможно менее жирным и почти не пахнуть горелым. Cassonade, каковой также именуют островным сахаром, должно выбирать белый, сухой, зернистый, со вкусом и запахом фиалок. Самый прекрасный происходит из Бразилии; но торговля им почти прекратилась. Кайеннский сахар занимает второе место, а сахар островной следует за ним. Кондитеры в своих вареньях используют много бразильского и островного cassonade и даже более его ценят, нежели очищенный сахар: варенья, кои из него приготовляют, более хороши... и меньше подвержены засахариванию» ¹⁸⁹. Ясно, что в эту эпоху сахар утратил престиж раритета. Он стал статьей бакалейной торговли и кондитерского производства.

Но нас-то здесь занимает скорее значение [того] опыта сахарного производства и торговли сахаром, который мы примерно знаем, для делового человека. И прежде всего то, что с начала своей карьеры в Средиземноморье сахар представлялся отличным деловым предприятием. На сей счет очевиден пример Венеции и кипрского сахара, поскольку он предстает как безуспешно оспаривавшаяся монополия семейства Корнер (Корнаро), «сахарных королей». В 1479 г., когда Венеция захватила Кипр, она выиграла «сахарную войну».

Нам мало известно о сахарном деле Корнеров. Но остальные

 

==182

¹⁸

" Ваха J., Bruhns G. p. cit., S. 27.

известные нам опыты оставляют впечатление, которое априорно почти не вызовет удивления. А именно: что в цепи последовательных операций с сахаром производство никогда не было сектором, дававшим крупные прибыли. На Сицилии в XV и XVI вв. сахарные мельницы, поддерживавшиеся генуэзским капиталом, оказались посредственным и даже неудачным делом. Точно так же сахарный бум на островах Атлантики в начале XVI в. смог обеспечить получение значительных прибылей. Но когда крупные капиталисты Вельзеры купили в 1509 г. участки на Канарских островах и заложили там сахарные плантации, они нашли предприятие недостаточно рентабельным и забросили его в 1520 г.   В XVI в. такой же была ситуация на бразильских плантациях: они давали плантатору (senhor de engenho) возможность жить, но отнюдь не роскошествовать. Сан-Доминго, невзирая на свое рекордное производство, производит не очень отличающееся от этого впечатление. Не по этой ли веской причине производство было отброшено к низшему — рабскому — уровню труда? Только там оно нашло, могло найти свое равновесие.

Но такая констатация идет и дальше. Всякий капиталистический рынок имел свои последовательные звенья, а возле своего центра — пункт, бывший более важным и более прибыльным, чем другие. Например, в торговле перцем таким главным пунктом долгое время был «Фондако деи Тедески» (Немецкий двор), там скапливался венецианский перец и оттуда затем отправлялся крупным германским покупателям. В XVII в. центром перца были обширные склады голландской Ост-Индской компании. Что же касается сахара, целиком включенного в сеть европейских обменов, то связи были более сложны, потому что для удержания главного пункта торговли нужно было держать в руках производство. Атлантический сахар приобрел свое великое значение только во второй половине XVII в., с подъемом в разные сроки Антильских островов (разные на разных островах). В 1654 г., потеряв бразильский Северо-восток, голландцы потерпели неудачу, которую еще усугубили решающие успехи английского и французского производства. Коротко говоря, налицо был раздел производства, а затем — раздел очистки (важнейшая операция) и в конечном счете — раздел рынка.

Будут существовать лишь «эскизы» доминирующего сахарного рынка — к 1550 г. в Антверпене, где тогда насчитывалось 19 очистных сахарных заводов, в Голландии, после ухудшения положения на антверпенском рынке в 1585 г. В 1614 г. Амстардаму пришлось запретить использование на сахарных заводах каменного угля, отравлявшего атмосферу; тем не менее число заводов не переставало расти: в 1650 г. их было 40, в 1661-м — 61. Но в этот век меркантилизма по преимуществу национальные экономики оборонялись, и им удалось сохранить за собой свой собственный рынок. Так, во Франции, где Кольбер защитил национальный рынок тарифами 1665 г., очистные сахарные заводы стали процветать в Дюнкерке, Нанте, Бордо, Ла-Рошели, в Марселе и Орлеане... Как следствие, с 1670 г. сахар, очищенный за границей, больше не поступал во Францию; напротив, его экспортировали отсюда благодаря своего рода экспортной премии, обязанной своим появлением ретроспективному снижению таможенных сбо-

 

==183

У рынков география                                                                                                                                            i S3

¹⁹¹

Ibid., S. 40—41 u. passim. 192 "Journal de Commerce," Π 59, ρ. 97

ров, взимавшихся при ввозе сырцового сахара, когда последний экспортировался в виде очищенных сортов сахара ¹⁹¹. Что еще способствовало французскому экспорту, так это то, что национальное потребление было невелико (1/10 производства в колониях против 9/10 — в Англии), и плантации получали из метрополии менее дорогостоящее продовольствие (ввиду более низкого уровня цен во Франции), нежели плантации на Ямайке, снабжавшиеся главным образом Англией, несмотря на определенный вклад Северной Америки.

«Перед войной [той, что станет Семилетней войной],— писала «Журналь де коммерс»,— сахара из английских колоний бывали в Лондоне на 70 процентов дороже, чем сахара французских колоний, при одинаковом качестве, во французских портах. Сие превышение цен не могло иметь иной причины, как чрезмерные цены съестных припасов, кои Англия поставляет своим колониям. А при таких ценах что может Англия сделать с излишком своих Сахаров?» ¹⁹² Вполне очевидно — потреблять их. Поскольку, следует добавить, внутренний английский рынок был уже на это способен.

Во всяком случае, невзирая на экспорт и перепродажу крупными странами-производителями, «национализация» рынков сахара посредством закупок сахара-сырца и устройства очистных заводов распространилась по всей Европе. Начиная с 1672 г. Гамбург, воспользовавшись затруднениями Голландии, расширил свои очистные заводы и ввел на них новые [технологические] приемы, секрет которых он попытается сохранить. И очистные сахарные заводы будут созданы и в Пруссии, Австрии и в России, где они станут государственной монополией. Следовательно, чтобы точно знать движение рынков сахара и подлинные прибыльные пункты, следовало бы воссоздать сложную сеть связей между зонами производства, денежными рынками, господствовавшими над производством, и очистными сахарными заводами, которые были средством частично контролировать оптовое распределение. Ниже этих «мануфактур» бесчисленные лавки розничной перепродажи возвращают нас к обычному уровню рынка и его скромных прибылей, подчиненных жесткой конкуренции.

Где поместить во всей этой взятой в целом сети главный пункт или главные пункты, самые прибыльные звенья? Я охотно сказал бы, имея перед глазами пример Лондона, что на стадии оптового рынка, по соседству со складами, где скапливались ящики и бочки с сахаром, перед лицом покупателей белого сахара и сахара темного (патоки), в зависимости от того, шла ли речь о занятых рафинированием, о кондитерах или же о простых покупателях. В конце концов, несмотря на первоначальные запреты, на островах утвердилось изготовление белого сахара, предназначавшегося для очистных сахарных заводов метрополий. Но не были ли эти усилия промышленности признаком трудностей, которые переживали острова-производители? Ключевая позиция на оптовом рынке находилась, на наш взгляд, подле рафинадных заводов, которые, по-видимому, не соблазняли крупных купцов. Но чтобы быть в этом уверенным, потребовалось бы поближе узнать взаимоотношения между негоциантами и сахарозаводчиками.

 

==184

 

ДРАГОЦЕННЫЕ МЕТАЛЛЫ

Генуэзский сундук со сложными замками: сундуки такого типа использовались для перевозки слитков серебра и серебряной монеты из Испании в Геную. Генуя, Сберегательная касса. Фото издательства А. Колэн.

Но оставим сахар, к которому, впрочем, у нас еще будет случай вернуться. В нашем распоряжении есть нечто лучшее: драгоценные металлы, которые затрагивают всю планету, которые выносят нас на самый высокий уровень обменов, которые бы отмечали при необходимости ту бесконечно возобновляющуюся иерархизацию экономической жизни, которая создавала над уровнем этой жизни и [отдельные] достижения и рекорды. Что касалось этого вездесущего товара, бывшего предметом достоянных вожделений, странствовавшего вокруг света, то предложение и спрос всегда сходились.

Но выражение «драгоценные металлы», так легко возникающее под пером, не столь просто, как это кажется. Оно обозначало разные предметы: 1. Необработанные металлы, такие, какими они выходят из рудников или из песков золотых приисков.

 

==185

¹⁹³

Pierre de Boisguilbert..., II, p. 621. " Cantillon R. Op. cit., p. 15. 195 Schumpeter J. History of economic analysis. 1954 (Итальянское издание 1959 г., с. 268). 196 Dermigny L. La Chine et l'Occident, I, p. 376. 197 Supple В. Е. Currency and commerce in the early seventeenth century.—"The Economic Historical Review", January 1957, p. 239-264. 191 Manteyer G., de. Le Livre-journal tenu par Fazy de Rame. 1932, p. 166—167. m Costelcade L. Mentalité gévaudanaise au Moyen Age. 1925; см. рецензию Марка Блока (Bloch M.) в: "Annales d'histoire économique et sociale", 1929, I, p. 463. 21)0 Public Record Office, 30/25, Potfoglio 1, 2 ноября — 2 декабря 1742 г. 201 A. d. S. Napoli, Affan Esteri, 796, Гаага, 28 мая 1756 г.

2. Полуфабрикаты — слитки, бруски, или крицы (крицы — неправильной формы куски пористого и легкого металла, каким он остается после испарения ртути, использовавшейся для амальгамирования; в принципе их переплавляли в бруски и слитки, прежде чем выбросить на рынок).

3. Обработанный продукт — монеты, которые, впрочем, люди охотно переплавляли, дабы сделать новые монеты; так бывало в Индии, где при одинаковой пробе и одинаковом весе стоимость рупии зависела от даты ее выпуска — монета предшествующих лет ценилась меньше, чем чеканенная в текущем году.

В разных этих формах драгоценный металл непрестанно перемещался, и перемещался быстро. Уже Буагильбер говорил о деньгах, что они полезны лишь тогда, когда пребывают «в постоянном движении»¹⁹³. И в самом деле, монета обращалась безостановочно. «Ничто не перевозится с большей легкостью и с меньшими потерями»,— заметил Кантийон ¹⁹⁴, который, по мнению И. Шумпетера (правда, спорному), был будто бы первым, кто заговорил о быстроте обращения монеты  . Быстрота порой бывала такова, что она нарушала порядок последовательных операций между получением слитка и чеканкой монеты. Так было в середине XVI в. и в еще большей мере — потом: на перуанском побережье корабли из Сен-Мало в начале XVIII в. тайком грузили восьмерные песо, но в такой же мере и «беспятинные» серебряные крицы (имеется в виду контрабандное серебро, с которого не был взыскан налог в размере одной пятой стоимости в пользу короля) . Впрочем, крицы — «шишки» — всегда были контрабандными. «Законное» серебро не в виде чеканенной монеты существовало в слитках и брусках, которые мы часто видим обращающимися в Европе.

Но монета была еще более подвижной. Обмены заставляли ее сыпаться наподобие водопада, контрабанда позволяла ей преодолевать любые препятствия. Для нее, как говорит Луи Дерминьи, «не существовало Пиренеев»  . В 1614 г. в Нидерландах было в обращении 400 разных ее типов; во Франции около того же времени — 82 ¹⁹⁷. Не было ни одного района Европы, известного нам, даже из числа самых бедных, где бы при случае не попадались самые неожиданные монеты, — что в округе альпийского города Амбрёна XIV в.¹⁹⁸, что в таком замкнувшемся в себе районе, как Жеводан в XIV и XV вв. ¹⁹⁹ Бумага могла сколько угодно и очень рано множить свои услуги, но звонкая монета, наличные ("argent à la main") сохраняли свои прерогативы. В центре Европы, где западные европейцы приобрели удобную привычку улаживать (или пытаться уладить) свои конфликты, могущество соперников — Франции или Англии — измерялось выплатой наличными деньгами. В 1742 г. венецианские сообщения отмечали, что английский флот доставил крупные суммы, предназначавшиеся для Марии-Терезии, «королевы Венгерской» ²⁰⁰. Цену союза с Фридрихом II для могущественного Альбиона составили в 1756 г. направлявшиеся в Берлин 34 повозки звонкой монеты ²⁰¹. А как только весной 1762 г. наметился мир, благосклонность обратилась на Россию. «Почта из Лондона 9 [марта], — пишет один дипломат,— доставила векселя на Амстердам и Роттердам на сумму более чем 150 тыс. монет, каковую сумму надлежит

 

==186

 

²⁰²

Москва, АВПР, 50/6, 470. 203 Там же, 84/2, 421, л. 9; письмо фациуса. * Бамбук (Бамбудугу) — междуречье рек Бакой и Бафинг, от слияния которых образуется река Сенегал (территория современных Гвинеи и Мали).— Прим. перев. 204 Abbé Prévost. Op. cit.. Ill, p. 641, путешествие Компаньона в 1716 г. 205 Canabrava A P. Op. cit., p. 13; Hanke L. La Villa impérial de Potosi. Un capitula inédito en la historia del Nuev Mundo. 1954. 1M Canete y Dominguez P. V. Guia histôrica, p. 57.— Цит. в кн.: Wittman Т. La rigueza empobrece; problemas de crisis del Alto Peru colonial en la Guia de P. V. Canete y Dominguez.—"Acta histôrica" (Szeged), 1967, XXIV, p. 17. 207 Buarque de Holanda S. Monçoes. 1945.

передать русскому двору» ²⁰². В феврале 1799 г. через Лейпциг проследовали транзитом «пять миллионов» английский денег, в слитках и в монете; отправленные из Гамбурга, деньги эти направлялись в Австрию ²⁰ .

С учетом сказанного единственная подлинная проблема — это выявить, если возможно, причины или по меньшей мере свойства этого обращения, которое пронизывало «тело» господствовавших экономик от одного края света до другого. Мне представляется, что эти причины и свойства лучше поддаются пониманию, если различать очевидные три этапа: производство, передачу, накопление. Ибо, конечно, существовали страны — производители необработанного металла, страны, регулярно вывозившие монету, и страны-получатели, откуда монета или металл никогда более не уходили. Но имелись также и смешанные случаи, самые показательные, к числу которых относились Китай и Европа — одновременно и импортеры и экспортеры.

Страны — производители золота и серебра почти всегда были странами еще первобытными, даже дикими, идет ли речь о золоте Борнео, Суматры, острова Хайнань, Судана, Тибета, Сулавеси или о горнодобывающих зонах Центральной Европы в XI—XIII вв., да даже еще и во время второго их расцвета — в 1470—1540 гг. Правда, вплоть до XVIII в. и позднее по берегам европейских рек сохранялись старатели, но речь тут шла о производстве ничтожном и практически не принимавшемся в расчет. Поселки рудокопов в Альпах, в Карпатах или Рудных горах в XV и XVI вв. следует себе представлять расположенными в совершенной пустоте. У людей, что там работали, была трудная жизнь, но они по крайней мере были свободными!

В противоположность этому в Африке, в Бамбуке *, бывшем сердцем золотоносного района Судана, «рудники» находились под контролем деревенских старост. И там существовало по меньшей мере полурабство ²⁰⁴. Еще более определенной была ситуация в Новом Свете, где Европа ради добычи драгоценных металлов воссоздала в большом масштабе античное рабство. Кем, как не рабами, были индейцы Миты (горного округа), как позднее, в XVIII в., и негры на золотых приисках Центральной Бразилии? Возникали странные города, и самый странный из них — Потоси в Высоких Андах, на высоте 4 тыс. метров, колоссальный горняцкий поселок, город-язва, куда набилось больше 100 тыс. человеческих существ ²⁰⁵. Жизнь там была абсурдной даже для богачей: курица стоила до восьми реалов, яйцо — два реала, фунт кастильского воска — десять песо, и все остальное соответственно ²⁰⁶. Что можно сказать кроме того, что деньги там ничего не стоили? А ведь зарабатывали здесь не рудокоп и даже не хозяин рудника, а купец, который авансировал чеканенную монету, продовольствие, ртуть, в которой нуждались рудники, и спокойно возмещал свои затраты металлом. В Бразилии XVIII в., производившей золото, дело обстояло так же. По рекам и волокам целый флот так называемых монсойс (monçoes), отправлявшихся из Сан-Паулу, уходил снабжать продовольствием хозяев и черных невольников золотых приисков провинций Минас-Жераис и Гояс ²⁰⁷. И обогащались только эти торгаши. Зачастую то, что оставалось горнякам, у них отнимала игра, едва лишь они ненадолго возвращались

 

==187

²⁰⁸

Tavernler J.-B. Op. cit., II, p. 293.Такой гаримпейру был создателем зоны производства какао в Ильеоре в 1844 г. См.: Calmon Р. Historia social do Brazil. 1937, p. 190. 2"1 Hazan A. En Inde aux XVI' et XVII· siècles: trésors américains, monnaie (Sargent et prix dans l'Empire mogol.— "Annales E.S.C.", juillet-août 1969, p. 835—859.

в город. Мехико будет по преимуществу столицей игорной. В конечном счете на весах прибыли серебро или золото весили меньше, нежели маниоковая мука, маис, вяленное на солнце мясо — бразильское a carne do sol.

И как бы оно могло быть иначе? В разделении труда во всемирном масштабе ремесло рудокопа выпадало, повторим это, на долю самых несчастных, самых обездоленных из людей. Ставка была слишком значительна, чтобы сильные мира сего, кто бы они ни были и где бы они ни были, не вмешались весьма грубым образом. По тем же соображениям они не выпускали из-под своего контроля также и разведку алмазов или [иных] драгоценных камней. Тавернье посетил в 1652 г. в качестве покупателя знаменитую алмазную россыпь, «каковая называется Раолконда... в пяти днях пути от Голконды» ²⁽⁾⁸. Там все было великолепно организовано к выгоде государя и купцов и даже для удобства клиентов. Но рудокопы были жалкими, нагими, с ними плохо обращались и их подозревали — с полным, впрочем, основанием — в постоянных попытках смошенничать. В XVIII в. бразильские искатели алмазов (garimpeiros) были искателями приключений, невероятные странствия которых невозможно было бы проследить шаг за шагом, но прибыль от их приключений в конечном счете доставалась купцам, государю в Лисабоне и откупщикам алмазной торговли  Когда горное предприятие начиналось под знаком относительной независимости (как то было в средневековой Европе), можно было быть уверенным, что рано или поздно оно окажется все же заковано в купеческие цепи. Мир рудников — это было предвестие мира индустриального и его пролетариата.

Другая категория, страны-получатели, — это прежде всего Азия, где денежная экономика более или менее сформировалась, а кругообороты драгоценного металла были менее подвижны, чем в Европе. Следовательно, там господствовала тенденция удерживать драгоценные металлы, тезаврировать, недоиспользовать их. То были страны-губки, или, как говорили, «кладбища» драгоценных металлов.

Двумя крупнейшими резервуарами были Индия и Китай, довольно сильно друг от друга отличавшиеся. Индия почти с равным удовольствием принимала желтый и белый металл — в такой же мере золотой песок Контракошты (или, ежели угодно, Мономотапы), как и серебро Европы, а позднее—Японии. Приток американского белого металла, по словам индийских историков, даже предопределил там рост цен с запозданием на два десятка лет по сравнению с европейской «революцией цен» в XVI в. Это еще одно доказательство тому, что ввезенное серебро оставалось здесь. И также доказательство того, что баснословные сокровища Великого Могола не обесценивали всю массу постоянных поступлений белого металла, ибо цены поднялись ²¹⁰. Разве американское серебро не питало непрестанные переплавки и перечеканки индийских монет?

О том, что происходило в Китае, мы, несомненно, осведомлены не так хорошо. Вот оригинальный факт: известно, что Китай не придавал золоту значения денег и вывозил его к выгоде тех, кто желал обменивать золото на серебро, по исключительно низкому курсу. Португальцы были первыми европейцами, которые в XVI в.

 

==188

 

²¹

' Boxer C. R. The Great Ship from Amacom. Annals of Macao and the Old Japan Trade, 1555— 1640. Lisbon, 1959, p. 6, n. 1, письмо Мануэла да Камара ди Норонья от 12 сентября 1633 г. 212 Ulloa A., de. Mémoires philosophiques, historiques, physiques, concernant la découverte de l'Amérique. 1787, I, p. 270. 213 Gernet J. Le Monde chinois, p. 423. î\* Chaunu P. Les Philippines, p. 268—269. ·'"' Например, к 1570 г. соотношение цен золота и серебра было в Китае примерно 6 к 1 против 12 к 1 в Кастилии; к 1630 г. сответственно 8 к 1 против 13 к 1. Chaunu Р. Manille et Macao.— "Annales E. S. С.", 1962, р. 568. 216 Schurz W. L. Op. cit., p. 25—27. 217 Ibid., p. 60. 2"1 Macartney G. Voyage dans l'intérieur de la Chine et en Tartarie fait dans les années 1792, 1793 et 1794. P., 1798, I, p. 431.

констатировали это удивительное предпочтение, отдаваемое китайцами белому металлу, и воспользовались им. В 1633 г. один из них еще уверенно писал: «Как только китайцы почуют серебро, они притащат горы товаров» ("Сото os Chinos sentiräo prata, em montoès trouxeräo fazenda") ²". Но не будем верить испанцу Антонио де Ульоа, утверждавшему в 1787 г., будто «китайцы непрестанно прилагают усилия, дабы приобрести серебро, коего нет в их стране», в то время как они — «одна из наций, которые в оном менее всего нуждаются» ²¹². Напротив, серебро было монетой высшего качества и весьма распространенной в китайских обменах (для оплаты покупок его резали ножницами на тоненькие пластинки) наряду с монетой низшего сорта — caixas и sapèques, из сплава меди и свинца.

Современный историк Китая полагает, что по меньшей мере половина серебра, произведенного в Америке с 1571 по 1821 г., попала в конечном счете в Китай, чтобы навсегда там остаться ²¹³. Пьер Шоню говорит о трети, включая сюда непосредственный вывоз из Новой Испании на Филиппины по Тихому океану, что само по себе было бы уже огромной массой ²¹⁴. Ни тот, ни другой из этих расчетов не бесспорен, но некоторые соображения делают их правдоподобными. В первую очередь — прибыль от операции, заключавшейся в обмене серебра на золото в Китае, прибыль, долгое время не снижавшаяся, во всяком случае многие годы после наступления XVIII в.²¹⁵ То была торговля, которой занимались даже из Индии и Индонезии. С другой стороны, в 1572 г. было положено начало новому пути вывоза американского серебра через Тихий океан — на манильских галионах, которые связали мексиканский порт Акапулько со столицей Филиппин; они доставляли туда белый металл для закупок китайских шелков и фарфора, роскошных хлопчатых тканей Индии, драгоценных камней, жемчуга ^21е. Связь эта, которая познает взлеты и падения, сохранится на протяжении всего XVIII в. и даже позднее: последний галион возвратится в Акапулько в 1811 г.²'⁷ Но здесь, несомненно, следовало бы говорить обо всей Юго-Восточной Азии. Несколько иной факт не объясняет всего, но облегчает понимание. Большому английскому паруснику «Индустан», везшему в 1793 г. в Китай посла Макартни, удалось заполучить на борт старого жителя Кохинхины. Человек этот чувствовал себя не в своей тарелке; «но когда ему вложили в руку испанские пиастры, то оказалось, что он знал их цену, ибо тщательно завернул их в край своего драного одеяния» ²¹ .

Страны ислама и Европа занимали особое положение между странами-производителями и странами-накопителями, а именно: положение передаточного звена, посредников.

Что до мусульманского мира, находившегося с этой точки зрения в таком же положении, что и Европа, то нет надобности долго об этом распространяться. Остановимся лишь на том, что касается обширной Турецкой империи. В самом деле, ее слишком часто рассматривали как экономически нейтральную зону, которую европейская торговля будто бы пересекала безнаказанно, по своему усмотрению: в XVI в. через Египет и Красное море или же через Сирию и по караванным путям, что вели в Иран и к Персидскому заливу; в XVII же веке через

 

==189

 

"'' Braudel F. Médit... I, p. 299. См. также статью Омера Л.Баркана: Barkan О. L. Les Mouvements des prix en Turquie entre 1490 et 1655.— "Mélanges Braudel", 1973, I, p. 65—81. 22(1 A.N., 94 AQ l, dossier 11,  Пондишери, 1 октября 1729 г.

Смирну и Малую Азию. Следовательно, все эти торговые пути Леванта были будто бы нейтральны, т. е. потоки белого металла якобы двигались по ним, не играя там никакой роли, почти не задерживаясь, спеша к персидским шелкам или к набивным тканям Индии. Тем более что Турецкая империя была и останется прежде всего зоной золота — это золото, происходившее из Африки, из Судана и Абиссинии, доставлялось при посредстве Египта и Северной Африки. На самом же деле рост цен, установленный (для XVI в. в широком понимании) трудами Омера Лютфи Баркана и его учеников, доказывает, что империя приняла участие в инфляции серебра, которая в значительной мере вызвала в ней кризисы аспры (этой важнейшей мелкой серебряной монеты), коль скоро последняя использовалась во [всей] повседневной жизни и составляла жалованье янычар. Следовательно, посредником Турция была, но никоим образом не нейтральным ²¹⁹.

Роль Турции была, однако, скромной в сравнении с функциями, которые выполняла в мировом масштабе Европа. И до открытия Америки Европа кое-как находила у себя то серебро или то золото, что необходимы были для восполнения дефицита ее торгового баланса на Леванте. С открытием же рудников Нового Света она подтвердила свою роль перераспределителя драгоценного металла, закрепилась в ней.

Для историков хозяйства этот денежный поток в одном направлении представлялся неблагоприятным для Европы обстоятельством, как бы утратой субстанции. Но разве не означает это рассуждать в соответствии с меркантилистскими предрассудками? Если уж предлагать один образ вместо другого, то я предпочел бы сказать, что Европа с ее золотыми и особенно серебряными деньгами непрестанно бомбардировала те страны, двери которых в ином случае закрылись бы перед нею или открывались бы с трудом. А разве не проявляла любая торжествующая денежная экономика тенденцию заменить собственной монетой монету других — что, несомненно, происходило как бы само собой, естественным путем, без приложения с ее стороны каких-то сознательных усилий? Именно таким образом с XV в. венецианский дукат, тогда бывший реальной монетой, вытеснил египетские золотые динары, а Левант вскоре заполонили серебряные монеты венецианского монетного двора (Zecса), пока с последними десятилетиями XVI в. его не наводнили испанские «восьмерные монеты», впоследствии названные пиастрами, которые станут в дальнейшем оружием европейской экономики на Дальнем Востоке. В октябре 1729 г. Маэ де ла Бурдонне просил Клоривьера, своего приятеля и компаньона в Сен-Мало, собрать средства и переправить их ему в Пондишери в пиастрах, дабы вложить их в различные возможные предприятия торговли «из Индии в Индию» ²²⁰. Если бы, пояснял Ла Бурдонне, его доверители прислали ему крупные капиталы, он смог бы попытаться предпринять поездку в Китай, которая требует много серебра; а такую поездку обычно выговаривают себе английские губернаторы Мадраса как верное средство сколотить состояние. Ясно, что в данном случае серебряная монета была способом «вскрыть» кругооборот, насиль-

К оглавлению ==190 Венецианская монета 1471 г. выпуска: лира дожа Никколо Трона. Это был единственный дож, изображение которого чеканилось на монетах. Фото Национальной ЛЮлиотеки.

Chenf M. Introduction de ία piastre espagnole ("ryâl") dans la régence de Tunis au début du XVIIe siècle.—"Les Cahiers de Tunisie", 1968, № 61—64, p. 45—55.

но в него включиться. Впрочем, добавляет Ла Бурдонне, «всегда выгодно оперировать крупными средствами, ибо сие делает вас господином торговли, поелику ручейки всегда следуют течению рек».

Как же не увидеть результаты такого же прорыва в Тунисском наместничестве, где в XVII в. испанская «восьмерная монета» сделалась стандартными деньгами ²²¹? Или еще в России, где сбалансирование счетов повлекло за собой широкое проникновение голландской, а затем английской монеты? По правде говоря, без этих денежных инъекций громадный русский рынок не смог бы или не пожелал бы реагировать на спрос Запада. В XVIII в. успехи английских купцов окажутся следствием их авансов купцам московским, скупщикам продуктов, которых требовала Англия, или же комиссионерам при торговле ими. В противоположность этому первые шаги английской компании в Индии были трудными, пока компания упрямо присылала сукна и жестко отсчитывала наличные деньги своим отчаявшимся факторам, принужденным делать займы на месте.

Следовательно, Европа была обречена вывозить значительную долю своего запаса серебра, а при случае (но не столь щедро) и своих золотых монет. Такова была в некотором роде ее структурная позиция; она занимала ее с XII в., она оставалась на ней на протяжении веков. Так что довольно комично выглядели усилия первых территориальных государств воспрепятствовать утечке драгоценных металлов. Для Зона «изыскать

 

==191

 

Eon J. (в монашестве — отец Матвей де Сен-Жан). Le Commerce honorable. 1646, p. 99. 223 A.d.S. Venezia, Senate Misti, reg. 43, f» 162.  Consiglio dei Pregadi — Сенат Венецианской республики.— Прим. перев. lu Ibid., reg. 47, f° 175 v°. Этими сведениями я обязан Р. Мюллеру. 225 Museo Correr, Dona délie Rose, 26, f° 2. 226 A.N. A.E., B"1, 235; Carrière Ch. Op. cit., II, p. 805 sq. 227 Heckscher   E. F. Op. cit., p. 695.

способы задержать [в государстве] золото и серебро, не допустив, чтобы они из него уходили», было в 1646 г. правилом всякого «великого политика». Беда в том, добавляет он, что «все золото и серебро, какое привозят [во Францию], словно бросают в дырявый мешок, а Франция кажется лишь каналом, по коему непрерывно и не останавливаясь протекает вода» ²²². Разумеется, эту необходимую экономическую роль взяли на себя контрабанда или подпольная торговля. Повсюду происходили утечки. Но то были краткосрочные услуги. Там, где на первом плане стояла коммерция, требовалось, чтобы рано или поздно двери были широко открыты и чтобы металл обращался быстро и свободно, как [всякий] товар.

Италия XV в. такую необходимость признала. В Венеции либеральное постановление, разрешавшее вывоз монеты, было принято по меньшей мере в 1396 г.²²³; оно было возобновлено в 1397 г.²²⁴, а затем 10 мая 1407 г. решением Pregadi *, содержавшим одно-единственное ограничение: купец, который будет вывозить деньги (вне сомнения, белый металл для Леванта), должен будет предварительно его ввезти и передать четвертую его часть в монетный двор Синьории (Zecca) ²²⁵. После чего он волен везти остальное «в какое угодно место» ("per qualunque luogo"). Экспортировать белый металл на Левант или в Северную Африку было до такой степени призванием Венеции, что Синьория будет всегда чрезмерно ценить золото, делая из него, если можно так выразиться, «плохие» деньги, которые в изобилии есть на месте и которые, вполне очевидно, вытесняют хорошие, т. е. серебро. Не было ли это целью, коей надлежало достигнуть? Подобным же образом можно было бы показать, как Рагуза или Марсель организовывали свой вывоз монеты, необходимый и плодотворный. Марсель, за которым надзирали власти монархии, встречал с их стороны только неприятности и непонимание. Ежели в городе запретить свободное хождение пиастров и их вывоз на Левант, изо всех сил старался объяснить город около 1699 г., ежели требовать, чтобы их переплавляли на монетных дворах, пиастры попросту утекут в Геную или в Ливорно. Благоразумно было бы дозволить их вывоз не только Марселю, но также и приморским городам «вроде Тулона или Антиба и прочих, где флот производит платежи» ²²⁶.

Затруднений такого рода не было в Голландии, где торговля распоряжалась всем: золотые и серебряные монеты ввозились туда и оттуда вывозились совершенно свободно. Такая же свобода в конечном счете установится и в Англии, находящейся на подъеме. Невзирая на весьма бурные споры вплоть до самого конца XVII в., двери будут все шире и шире распахиваться перед чеканенным металлом. От этого зависела жизнь Ост-Индской компании. Английский закон, вотированный парламентом в 1663 г. как раз под давлением компании, довольно откровенен в своей преамбуле. «Опыт учит,— говорится там,— что деньги [читай: в виде монеты] в великом изобилии притекают в места, где за ними признается свобода вывоза»  . Влиятельный сэр Джордж Даунинг мог утверждать: «Деньги, кои некогда служили мерилом для товаров, сами сделались то-

 

==192

Золотая гинея Карла II выпуска 1678 г. Фото Национальной библиотеки.

Stale Papers Domestic, 1660—1661, p. 411. Цит. в кн.: Lipson E. The Economic History of England. 1948, III, p, 73. 1M "Gazette de France", p. 52, 16 января: р. 135, 6 марта; р. 139, 20 марта 1721 г. Аналогичные объявления появились 6 марта 1730 г. (с. 131); \Ь сентября П5'| т. <с. 464). "" АВПР, 50/6, 472, с. 26—27. 231 "Le Journal Semigration" графа д'Эспеншаля был опубликован Эрнестом д'0тривом в 1912 г. Цитируемый отрывок, не вошедший в издание, взят из рукописи, хранящейся в библиотеке Клермон-Ферра некого университета (f° 297).

варом» ²²⁸. С этого времени драгоценные металлы обращаются на глазах у всех и с ведома всех. В XVIII в. всякое сопротивление прекратилось. Например, 16 января 1721 г. газеты объявили на основании деклараций лондонской таможни об отправке 2315 унций золота в Голландию; б марта — 288 унций золота тем же назначением и 2656 унций серебра в Ост-Индию; 20 марта — 1607 унций золота во Францию и 138— в Голландию ²⁹ и т. д. Вернуться вспять было уже невозможно, даже во время такого острого финансового кризиса, какой свирепствовал после заключения Парижского договора 1763 г. В Лондоне, конечно, хотели бы немного притормозить «чрезмерную утечку золота и серебра в Голландию и во Францию, какая произошла за короткое время». Но «пытаться воспрепятствовать сему значило бы нанести смертельный удар государственному кредиту, каковой важно в любое время нерушимо поддерживать» ²³⁰.

Но известно, что такой была позиция не всех европейских правительств. Игра в открытые ворота станет всеобщей отнюдь не за один день, и такие идеи в некотором роде с запозданием сделаются модными. Франция определенно не была пионером в этом деле. Французский эмигрант граф д'Эспеншаль, прибывший в Геную в декабре 1789 г., счел нужным заметить, что «золото и серебро [суть] в Генуэзском государстве товары» ²³¹, как если бы то было некой странностью, заслуживавшей упоминания. У осужденного на долгий срок меркантилизма была трудная жизнь.

И тем не менее общая картина, какую следует сохранить в памяти,— это не образ Европы, вслепую избавлявшейся от своих драгоценных металлов. Дело обстояло гораздо сложнее.

 

==193

 

²³²

Spooner F. С. L'Économie mondiale et les frappes monétaires en France, 1493—1680. 1956 (дополненное английское издание появилось в 1972 г.). 233 Manon M. Dictionnaire..., p. 384.

²³⁴ Bourgoing J.-F., de. Nouveau Voyage en Espagne, ou Tableau de l'état actuel de cette monarchie. P., 1788, II, Нужно учитывать постоянную «дуэль» между белым и желтым металлами, к которой давно уже привлек внимание Ф. Спунер²³². Европа позволяла белому металлу покидать ее пределы, и он странствовал по свету. Но она высоко ценила золото; это был способ удержать его дома, сохранить для внутренних надобностей того из «миров-экономик» [économie-monde — экономически автономный регион!, каким была Европа, для важных европейских расчетов — купца с купцом и нации с нацией. Это было также средство наверняка привлечь его из Китая, Судана, из Перу. Турецкая империя, этот тоже европеец, на свой лад проводила ту же политику: сохранять золото, позволяя утекать быстрым потокам серебра. Чтобы ясно истолковать процесс в предельных его формах, следовало бы переформулировать так называемый закон Грешэма: плохие деньги изгоняли хорошие. Действительно, одна монета изгоняла другие, которые раньше присутствовали, всякий раз, когда ее стоимость бывала завышена по сравнению с относительным уровнем той или иной экономики. Франция в XVIII в. искусственно завышала цену серебра вплоть до реформы 30 октября 1785 г., «которая изменила соотношение цен золота и серебра с 1 к 14,4 до 1 к 15,5» ²³³. В результате Франция в XVIII в. была Китаем в миниатюре — туда стекался белый металл. Венеция, Италия, Португалия, Англия, Голландия, даже Испания ²³⁴ завышали цену золота. Впрочем, достаточно бывало малейших различий, чтобы золото устремлялось в зоны такого завышения: тогда оно бывало «плохими деньгами», поскольку прогоняло белый металл, заставляя его странствовать по свету.

Но все же массовый отток белого металла создавал внутри европейской экономики нередкие перебои. Однако как раз этим он способствовал успеху денег бумажных — этого паллиатива, вызвал разведку рудных богатств в отдаленных краях, побудил торговлю изыскивать заменителя драгоценных металлов, отправлять на Левант сукна, в Китай — индийские хлопок или опиум. В то время как Азия изо всех сил старалась оплачивать белый металл текстильной продукцией, но особенно растительными продуктами, пряностями, наркотиками, чаем, Европа, дабы выровнять свой баланс, удвоила свои горнопромышленные и индустриальные усилия. Не обрела ли она в таком оттоке вызов, который обернулся к ее же выгоде? Что, во всяком случае, достоверно, так это то, что не следует говорить, как частенько это делают, о губительном для Европы кровопускании, как если бы она в целом оплачивала роскошь пряностей и китайских безделушек своей собственной кровью!

00.htm - glava11