Рядом с Хентом

Удивительно ровно светало в это весеннее утро в Ереване. И не дули, как обычно, ветры с Канакера и Норка. Тихо было кругом. По улице Абовяна по тротуару торопливыми шагами поднимался человек. Айказян был крайне удивлен, увидев у себя на пороге в этот ранний час репатрианта Гариба. — Полководец умер, — сказал Гариб, неслышно входя в комнату. — Когда это случилось? — Этой ночью. Смбул Аршак сказал, что вечером съел миску мушского клулика, долго курил и лег спать. — Во сне, значит, умер, — воскликнул Айказян. — А был кто-нибудь рядом? — Никого не было. Один он жил, в одиночестве и умер. Гариб поспешил к другим землякам, оповестить их о случившемся, а Айказян, быстро одевшись, вышел следом за ним из дому. С величавым равнодушием принимал Масис первые лучи солнца, не чувствуя, кто уходит из этого мира в этот день. Морг был неподалеку. Айказян медленно спустился по холодным ступеням и тихонько толкнул полураскрытую дверь подвала... Возле стены справа лежал покойник, прикрытый белым саваном. В глубине помещения жизнерадостный мужчина деловито сдвигал столы. — Извините, товарищ, сегодня ночью с третьего участка к вам мужчину привезли... — К нам каждый день привозят, — ответил рабочий, не отрываясь от дела. — Я спрашиваю про сегодняшний день. — Имя? — Махлуто. — Нет, такого покойника у нас нет. Работал кем? — Сторожем в саду Комитаса. Бывший полководец. — А, полководец есть! Вон он лежит, — сказал рабочий и приподнял саван. Это был он, полководец Махлуто. Ни венка на нем, ни цветка. Скромно, забыто лежал он в холодном подвале, на холодном столе, среди холодного молчания. На следующий день, 20 марта, Айказян вызвал шофера и приказал ехать в Эчмиадзин. ...Большая процессия двигалась от Еревана к Эчмиадзину, гроб на руках понесли к храму Гаянэ. Откуда, каким образом собралось столько народу? Людей становилось все больше, народ шел из самого Эчмиадзина, из окрестных деревень и поселков. Гроб несли сотник Смбул Аршак, конюх Барсег, репатриант Гариб и внук деда Хонка Симон. За ними шли совсем уже старые солдаты, бывшие фидаи, земляки полководца и несколько дальних родственников. Распорядителем похорон был Смбул Аршак. Возле стен монастыря сидели местные могильщики. Рядом с ними стоял человек с заросшим лицом; прислонясь к стене, он издали неотрывно смотрел в страшную яму. Это был тот самый смулголицый юноша, который в 1919 году хотел совершить покушение на Андраника в бытность того в Эчмиадзине. На лице его было страдальческое выражение. Неспокойная совесть привела его на похороны ближайшего сподвижника Андраника. Когда гроб опустили на землю, первым в изголовье объявился этот самый смуглолицый. Он склонился над Махлуто, поцеловал его в лоб и ушел, рассекая толпу. Прислонив голову к монастырской стене, он горько зарыдал. Он плакал, и с души его уходила тяжесть долгих лет. Католикос армянский был в отъезде, и поэтому первое слово сказал архиепископ Саак. Он назвал Махлуто большим патриотом и боевым товарищем полководца Андраника. Вспомнил имена Арабо, Родника Сероба и Геворга Чауша. — Покойный один раз только пришел в святой Эчмиадзин, — сказал архиепископ Саак. — Это было месяц назад. Он пришел к его святейшеству Отцу всех армян и вручил ему небольшой конверт. Затем достал нз-за пазухи старую тиару и преподнес ее церкви, для нашего музея. Это была тиара отца Хесу, архимандрита церкви святого Карапета. Махлуто рассказал нам историю, связанную с этой тиарой. Может быть, вы спросите, что было написано в письме к католикосу? Такие слова: «Похороните меня за веру мою в св. Эчмиадзине, а за храбрость — рядом с Хентом. Если сочтете возможным. Махлуто». За веру Эчмиадзин готов принять его в свою землю, есть и разрешение правительства, к которому он также обратился перед смертью. От имени французских армян держал слово репатриант Гариб. — Этот человек, что покоится ныне в гробу и с которым мы должны навеки проститься через несколько минут, один из храбрейших сынов нашего народа, — сказал он. — Вы знаете о его прошлом фидаи, но вряд ли кто-нибудь из вас знает, кем он был во Франции во время второй мировой войны. Он был ближайшим другом нашего большого патриота Мисака Манушяна и членом французской подпольной антифашистской организации. Когда в 1943 году в апреле гитлеровцы через армянский национальный совет пригласили его в Берлин, предложив составить армянский легион из пленных армян и пойти против Советского Союза, Махлуто решительно отказался, сказав, что он на Россию не поднимет оружия... Полководец Махлуто вместе с подпольщиками-антифашистами боролся против гитлеровской Германии, а после Победы, в 1947 году, вместе с первым караваном репатриантов вернулся в Армению. Прощай, храбрейший гайдук страны Таронской, прощай, бесподобный Махлуто. Поколения да воздадут вам за вашу несгибаемую волю, за вашу самоотверженную борьбу против угнетателей, а заблуждения и ошибки ваши пусть унесут ветры Масиса. И, может быть, этот смуглый мальчик напишет когда-нибудь книгу о тебе, вот он стоит здесь, склонив голову. Когда все удалились — последними ушли Смбул Аршак и конюх Барсег, уводя с собой сумасшедшего Андреаса, — смуглый мальчик достал записную книжку и, положив ее на колени, записал: «Полководец Махлуто был отдан земле в 1956 году, 20 марта, во вторник, в шесть часов вечера. Его похоронили на семь пядей дальше Хента, если идти вправо. Слава памяти храбрых предков!» На следующее утро комендант третьего участка вместе с нотариусом и главным бухгалтером райсовета поспешили на улицу Наири, в тот дом, где провел последние дни своей жизни старый солдат. Комната была пуста. На тахте под подушкой они нашли старую сумку и такую же старую солдатскую шинель. В нотариальной конторе сумку раскрыли — в ней была историческая карта Армении, старая персидская уздечка, два золотых Георгиевских креста, фотографии Геворга Чауша, Родника Сероба, Андраника и любительская фотография — Гайк Бжишкян вместе с ним и Андраником, далее — вид города Муша с горой Сим на заднем плане, полевой бинокль, три аршина белого холста и маленькая почерневшая коробка — табакерка Арабо. Еще в сумке нашли последнюю главу «Памятной книги» Бдэ Мисака и несколько толстых тетрадей с надписью: «Записи фидаи Махлуто». В тот же день все это передали Историческому музею Армении. Два года спустя из Калифорнии, из города Фрезно, приехал в Ереван турист — из американских армян. Лицо загорелое, а глаза синие-синие. Первым делом он отправился в Эчмиадзин. — Это я, Махлуто. Я, твой школьный товарищ Левон из Копа, — сказал он и склонился над скромной могилой земляка. — Мы расстались шестьдесят лет назад, когда учитель Мелкон заставлял нас зубрить «Зов пахарей». Мой родитель был мастеровым из мушской деревни Коп, а твой отец был каменщиком. Судьба забросила меня в далекую Калифорнию, а ты отдал себя движению фидаи, посвятив свою жизнь освобождению Армении. Я построил в городе Фрезно небольшую гостиницу для всех бездомных, неприкаянных путников, а ты свою жизнь сделал мостом, перекинутым в будущее. Ты был безумцем, и ты нашел свое место рядом с великим Хентом. Вскоре на могиле Махлуто был возведен гранитный памятник, на котором было высечено: «Памяти таронского гайдука Махлуто (Смбат Бороян). 1872-1956 гг. От школьного товарища Левона, крестьянина мушской деревни Коп».