Жена не успела принести перец

Чоло сидел в своей бедной лачуге в селе Воскетас и, орудуя шилом, зашивал рваный хурджин. Закончив работу, он вытряхнул хурджин и уложил туда несколько небольших свертков. Потом свернул самокрутку и, придвинув седлообразный стул, сел на него и не спеша закурил. Он уже и обувь свою починил, и, несмотря на то что было лето, толстые шерстяные носки надел. А в хурджин положил красивый курдский жилет, несколько катушек ниток, маузер, два-три куска мыла, табак и жестяную кружку. Хлеба только не было. Он отправил жену раздобыть немного муки. Чоло всю свою жизнь провел в дороге и потому не замедлил проверить, в порядке ли посох. Он поднялся с места, взял прислоненную к стене палку, осмотрел ее со всех сторон, примерился, налег на нее всем телом и, когда убедился, что палка крепкая, положил ее на хурджин у дверей. Потом привел себя в порядок, поправил съехавший пояс. Одет он был в ватную телогрейку — проверил, крепко ли пришиты пуговицы. Все было в порядке. Вошла Ядигам, жена Чоло, с маленьким корытцем прикрытым тряпкой. — Давай быстрее пеки хлеб, — сказал Чоло тоном человека, собравшегося в дорогу. — Сколько дали муки? — В колхозе не было. У Барсега взяла. — Разжигай тоныр. Несколько яиц в дорогу свари. — Что случилось, Чоло? Куда это ты собрался? — спросила Ядигам, опуская корытце с мукой на пол. Ядигам была турчанкой, Чоло женился на ней после взятия Талинской крепости. В 1926 году Чоло на пять лет был отправлен в Taшкент. Там он научился сапожничать. Несколько месяцев работал парикмахером. Вернувшись из Ташкента, стал в селе латать обувь. В 1934 году его приняли в колхоз. Вот уже третий год он пас колхозное стадо. Каждое утро Чоло выгонял волов на луг, оттуда на гумно, а оттуда снова на поле. Вовремя поил их и купал, чистил хлев и возвращался домой за полночь. Чоло считался одним из лучших животноводов района. Он так старался, что иной раз, случалось, ночевал в хлеву. Но вот поди же ты, накануне Чоло сняли с работы. Чоло жене об этом не сказал. Вызвали Чоло в контору и говорят: «С завтрашнего дня ты не пастух». И передали его стадо другому. Чоло был неглуп и понимал, что к чему. Борода Каро и Звонкий Пето перешли границу, ушли в Персию. Фетара Исро и Тер-Кадж Адам покоятся возле села Давташен. Жену и детей Каро выселили из села. Старшего сына Огана, которого Марта воспитывала, исключили из школы, и он убежал из села и живет где-то, сменив имя. В постоянной тревоге жили старые фидаи — конюх Барсег и Арха Зорик. Чоло чувствовал, что его вот-вот арестуют. Он починил хурджин и с минуты на минуту ждал, что за ним явятся. Скрытным человеком был Чоло. Жизнь фидаи приучила его к этому. Именно по этой причине он ничего не говорил жене, но Ядигам поняла, что Чоло собрался в дальнюю дорогу. Одно только было утешительно: Чоло успел выдать замуж дочку. Жили они сейчас втроем: он, Ядигам и маленький Сархад, сыночек. И хотя был поздний час, Ядигам разожгла огонь в тоныре. К вечеру хлеб был выпечен. Жена и гаты ему на дорогу испекла. — Гату положи в хурджин, а яйца заверни в лаваш. Соль не забудь. Ядигам молча складывала еду в хурджин. «Значит, в добрую дорогу собрался», — подумала жена, и печальное ее лицо осветилось улыбкой. — Чеснок у нас есть? — вдруг спросил Чоло. — Найдется, — сказала жена. — Положи несколько зубчиков. И перца немного. — А чеснок зачем? — опешила жена. — Делай, что тебе говорят. Ядигам кинула в хурджин чеснок и поспешила за перцем. Чоло завернул чеснок в бумагу и спрятал в карман телогрейки. Потом снова взял палку в руки и стал вертеть ее во все стороны. Он еще раз налег всем телом на посох, желая проверить его прочность, и тут раскрылась дверь, и Чоло увидел на пороге пятерых вооруженных мужчин. Чоло подхватил хурджин и вышел с ними. Жена так и не успела принести ему перец. По дороге Ядигам про все узнала, соседи сказали, и, в слезах, побежала в сельсовет сказать о случившемся. Из конторы побежала к конюху Барсегу просить помощи. Этот старый гайдук был близким другом Чоло. Ядигам у них-то и брала муку в этот день. И малолетний Сархад, их сын, был в доме Барсега сейчас. Когда Ядигам с Барсегом и мальчонкой прибежала к своему дому, на дверях висел тяжелый черный замок. — Ох, бессердечные, увели моего Чоло. Не дали чтобы сыночка Сархада в последний раз поцеловал, — вскрикнула Ядигам, в бессилии припав к двери.