Живи с чистой совестью, ишхандзорская

Долго бродил в тот день Борода Каро. Из головы не шел Большой Шариар. Много всякого приключалось с ним в жизни, но такого даже он себе представить не мог. Что за неосторожность, в самом деле, сидеть и пить вино с разыскивающим его милиционером... Теперь-то, конечно, Бороду в Большой Шариар никакими калачами не заманишь. Уже ясно, что его ищут, и начальник милиции именно поэтому и приходил в село. Борода вспомнил случай, связанный с мельницей Воскетаса. Тогда он, помнится, даже избил жену. Нет, все уже, не будет он больше спускаться в села, особенно в те, что в низинах. В горных селениях в случае опасности еще можно захорониться, спрятаться за какой-нибудь утес, в пещерку какую-нибудь забраться, а в долине куда денешься, ежели что? Он положил косу на том косогоре, откуда взял ее, и погнал коня к своему селу. На дороге показались люди. Справа было старое кладбище. Опустив голову, Борода приблизился к одной из могил и присел на могильную плиту с краешка — будто бы скорбит по безвозвратно ушедшему близкому человеку. Он просидел так, пока не стемнело. С наступлением сумерек он снова оседлал коня и помчался в свое село. Вот гора Артени, а вот и село их. В полутьме он различил дома Мосе Имо, Тер-Каджа Адама, своего брата Огана, Габо, Папаза, Погоса и других сасунцев. А вон и его кровля. Под луной заблестела дорога, по которой он поехал в первый раз в Ленинакан, — он тогда только-только перебрался жить в Восточную Армению. В Ленинакане он пошел представился молодому председателю исполкома. Председатель спросил: — Кто ты, мне твое лицо не знакомо. — Слыхал про Бороду Каро? Я и есть тот самый Борода. — Из Сасунского полка? — Ну да. — Откуда же ты взялся? — Я подумал: сколько же можно по чужбинам шататься... Мохаммед сказал: я бы запретил скитания по чужбинам, если бы возвращение не было столь сладостно. — Забудь про всех этих Мохаммедов и живи себе. Я и твою жену решил было отправить следом за тобой, но раз ты вернулся — ступай в село, паши свою землю, и все будет хорошо. Борода поблагодарил председателя и, успокоенный, вернулся в село. «Все будет хорошо»... Какое же это хорошо, когда, как бродяга безродный, почуешь где попало и прячешься от людей, как дикий зверь. И почему, спрашивается, не можешь открыто пойти к себе домой и ждешь, пока стемнеет? Что ты такогo сделал, в чем твоя вина? Ночью Каро пошел и снова перекрыл воду в большом ручье, и снова явился дядюшка Фадэ с лопатой на плече. И попросил Каро: — Пойди позови моего брата Огана. И старик Фадэ пошел в потемках к дому Огана. — Вставай, Оган, иди, на гумне тебя человек дожидается. И пошел ночью Оган из рода Муро на гумно. Один был, и на глазу повязка. И сказал Борода: — Я ухожу, Оган, мою семью оставляю на тебя. Жизнь, она такая штука, что не теряйся и не плошай. Одно только помни: в жизни мы больше потеряли, чем нашли. Оган ушел, пришла Марта. Пришла и встала возле большого камня, на том месте, где стоял Оган. — Ишхандзорская, камень и земля стерлись под моими ногами, — сказал Каро. — Я пришел сюда из Салоников, чтобы пахать землю, но злые люди не дали мне спокойно жить. Я устал прятаться по чужим хлевам и курятникам. И конь мой устал. И вот что я решил — ухожу я. Ухожу, чтобы ни на кого греха не навлекать. И ты после меня не подставляй голову под чужой грех. Живи с чистой совестью, ишхандзорская, как жила до сих пор. было время — Сасунские горы гремели из-за тебя, и я таскал тебя всюду, привязав себе за спину. За твою любовь дрался со всем белым светом. Из любви к тебе заставил бедную девушку из Мазры дать ложную клятву. — Замолчал Борода, вспомнил все, задумался. Потом снова заговорил: — До сих пор по широкой дороге шли мы рядом, а узкая попадалась тропинка — друг за дружкой шли, я впереди, ты за мной, всегда вместе и неразлучно. Но настала пора расстаться. Твоя тревога не напрасная была, ишхандзорская. Наша дверь перед нами закрылась навеки. И тот, кто перед нами ее закрыл, вряд ли снова откроет. Господь подарил нам трех дочек, но наследника не дал. У Огана двое парней. Старшего сына Огана возьмешь в наш дом и приучишь к книге. И ушел. И осталось стоять на своем месте село Ахагчи, и осталась стоять гора Артени с луной во лбу.