От царства змей до Бингёла

Аладин Мисак сказал, что где-то поблизости мы должны встретиться с опытным провожатым из Хнуса. Действительно, вскоре мы увидели этого человека. Он встретил нас возле тех самых скал, где с таким усердием искал клад давешний ванец. Рыжий Давид был старым проводником. Одевшись курдом, он беспрепятственно проникал в самые отдаленные уголки страны и несколько раз добирался даже до Кавказа. Давид совершал эти переходы только ночью. Был он бесстрашен, быстр и зорок. Его глаза были приспособлены к ночной тьме; казалось даже, он, как волк, в темноте лучше видит. Он знал в этой стране каждый камушек. Когда он кого-нибудь сопровождал, всегда шел впереди и почти никогда не разговаривал во время перехода. Он мог по лаю собак, по журчанию ручья, по плеску родника, по шуму листьев безошибочно определить, где, возле какого села находится. Мы дошли до склона горы Сипан. Здесь я встретил когда-то красивую Мави, я тогда любил бродить по горам. Рыжий Давид повел нас через Манаскертские горы к склонам Дзернака. Только дважды мы останавливались в пути. Раз — когда он засомневался, правильно ли идет, потому что темень стояла непроглядная. В нескольких шагах от этого места у него была спрятана подкова от русской лошади; он проверил, подкова была на месте, — значит, мы шли правильно. И второй раз он остановился — пошарил под каким-то камнем и вытащил пару трехов. Они были поновее тех, что были у него на ногах. Он переобулся, а старые сунул под камень, и мы пошли дальше.  А возле какого-то хачкара он остановился и прочел:

«Я говорил — это я, Тот, кто сказал — это я, Стал таким, как я».

— О чем говорит эта надгробная надпись? Если под этим камнем лежит мужчина, то почему у него есть могила? Нет, мы не хотим быть, как ты! — вдруг с пафосом воскликнул мушец Тигран. — Мы из тех, у кого не бывает могилы! — Приближаемся к деревьям Каина и к роднику Авеля, — объявил Рыжий Давид, взмахнув посохом. Ночью мы подошли к селу Хачмелик. — Налево от нас камень Жажан, — предупредил наш проводник, показывая налево. Мы напрягли зрение: из тумана на нас глядела большая черная человекоподобная скала, водруженная на узенький холмик земли. — Это то место, где убили Аджи Хайдара. — Теперь приближаемся к царству змей, — предупредил проводник, вытаскивая из мешка молитвенник. В окрестностях села Харамик виднелись большие каменные гряды. Как только взошло солнце, на этих грядах показались черные змеи — тьма-тьмущая. Рыжий Давид сказал, что они не жалят. На рассвете они выползают на свет божий, а к вечеру скрываются. И все же это были змеи, и они преграждали нам дорогу. Они лежали, свернувшись клубками, на камнях или же, подняв головы, смотрели на нас. К вечеру они, действительно, все разом пропали, и мы могли беспрепятственно идти дальше. Пройдя царство змей, мы очутились в Харамике. Наш гайдук Бриндар был из этого села. Мы зашли в его дом, переоделись в свою одежду и, пройдя села Арос и Хачалуйс, стали спускаться в Мушскую долину. По дороге нам встретились всадники из войска султана. Рыжего Давида, который шел впереди, поймали, а мы успели спрятаться в высокой траве. Мы слышали, как допрашивали Рыжего Давида: — Кто вы такие? Почему твои товарищи убежали? Куда вы шли? — Шли в Город-крепость, серпы хотели купить, — сказал Давид. — Почему же ночью? — Четников боялись, потому и ночью шли. Когда всадники удалились, Рыжий посвистел нам и повел нас другой дорогой к Черному мосту. Он первым вошел в село, чтобы договориться о ночлеге. Его долгое время не было. Мы увидели неподалеку покинутый сарай. Не дождавшись Рыжего Давида, мы зашли в этот сарай. Тигран и Аладин Мисак завалились спать, а я остался сторожить. Солнце уже было совсем высоко, когда пришла какая-то женщина с корзиной за спиной. Она стала ключом отпирать дверь сарая. Увидев нас, испугалась и хотела убежать. Но я схватил ее за руку и говорю: «Не бойся, матушка, мы армяне. Путники мы, давно уже в пути, притомились. Принеси нам, матушка, кусок хлеба да разузнай, нет ли поблизости гамидовских всадников — султанских, то есть воинов». Женщина положила в корзину соломы и вышла. Совсем немного времени прошло — смотрим, идет обратно и опять с корзиной за спиной, а в корзине — капуста, кувшин с мацуном и хлеб, и все это прикрыто капустными листьями. — Не можешь ли ты принести нам еще воды, забыл попросить сразу, — сказал я. Честная была женщина, и имя под стать — Азнив*. Молча вышла из сарая и через несколько минут вернулась с кувшином воды. Сказала, что в селе двадцать пять вооруженных всадников, кого-то ищут вроде. Наполнила снова корзину соломой и вышла. Перед уходом сказала: «Сынки, еду я вам принесла тайком от всех, даже дома не сказала о вас». _____________________ * Азнив — честный, порядочный.  _____________________

Непривычно молчалив был Аладин Мисак. Ни слова не проронил. Мушец Тигран — тот, наоборот, был страшно возбужден, беспокоился, отчего это не идет Рыжий Давид. Вдруг послышались какие-то голоса. Я высунул голову, чтобы посмотреть, не случилось ли чего с Давидом, и тут с меня слетела шапка. А я и забыл уже, что голова у меня спереди выбрита. Нагнулся, поднял шапку и вижу: идут курды — горцы, наверное, — кричат, толкутся и, приняв меня за своего, машут мне руками — иди, дескать, к нам. Двое из них направились к нашему сараю. Но я не растерялся, быстро прикрыл за собой дверь и сам поспешил им навстречу. Нельзя было, чтобы они прознали про наш тайник. Из их разговора я понял, что они направляются в Бингёл. — В Бингёл идете? — спросил я по-курдски. — В Бингёл, в Бингёл, — хором ответили мне. — И я с вами, — сказал я. Это была единственная возможность отвести их от сарая, а по пути, подумал я, что-нибудь сообразим. Но так получилось, что я не сумел от них оторваться и дошел с ними до самого Бингёла. На восточной стороне этой горы расположены летние дома армян, а на западной живут курды. Выяснилось, что мои курды идут в Бингёл, чтобы принести льда своим хозяевам. И вышло, что я тоже иду с ними за льдом. Продажей снега и льда занимались обычно жители села Мжнкерт. Летом, в самую жару, они шли за снегом и льдом в окрестности Бингёла и торговали льдом на базаре Хнуса. Из царства черных змей да в бингёльские благословенные горы. А ведь было время — я мечтал попасть в Бингёл и найти цветок брабиона. Найти его и обрести счастье. Я вспомнил ванца-кладоискателя: «Идите в Бингёл, в Бингёл идите, в Бингёл». И вот я в Бингёле. Где та вершина, от которой если пройти столько-то шагов, да в такую-то сторону, да при этом поститься, непременно найдешь бессмертный цветок. Курды все разбрелись, время от времени они перекликались, и то тут, то там возникал их красочный наряд. Вскоре я потерял всех из виду. В Бингёле тысяча родников, и все они похожи один на другой; здесь легко заблудиться: ты можешь отойти от одного родника и через пять минут вернуться к нему же, полагая, что нашел новый родник. Но что мне родники, мне был нужен бессмертный цветок. Только как его найти? В Мушской долине говаривали: «Гранат из ущелья Салпа хорош, а в Бингёле — вода». Гранаты из Сална я никогда не ел, но воду Бингёла попробовал. Я испил воды из семи разных родников, из каждого по глотку, а возле последнего лег и проспал до утра. Когда я проснулся, моей арахчи не было, взамен ее обнаружил возле себя курдский колоз. Кто это сделал, кто подложил его мне, я так и не узнал. Что ж, сказал я себе, кто-то позаботился обо мне, с колозом на голове мне легче будет вернуться к Черному мосту. Повертел я в руках подарок — колоз, напялил его себе на голову и огляделся. На вершине горы был снег. Я дошел до снежной черты и остановился. Глазам моим открылся весь Бингёл. Благословенная, с сочной луговой травой, сказочная страна. Под ногами моими — снег и птицы, над головой — синее небо и райские птицы. «Ну, раз колоз мне дали, наверное, и осел где-нибудь меня дожидается — лед с горы свезти». Только я это подумал, смотрю — маленький караван медленно спускается по склону горы. Один из верблюдов опустился на колени и ни за что не хотел вставать. «Пожалуй, с этим караваном я и спущусь с Бингёла». Я быстренько отломил большой кусок льда с фиалкой на краю и побежал к каравану. Я положил лед на упрямого верблюда, погладил его горб, и вдруг он вытянул шею и разом встал, а я очутился у него на горбу. Медленно покачиваясь на своем верблюде, я пристроился в хвост каравану. Погонщик каравана был армянин из Мжнкерта и вез лед для жителей Хнус-Берда. Он обрадовался, что я пригнал его верблюда, и дал мне опилок, обложить лед, чтобы тот не растаял по дороге. Вот так, с чужим колозом на голове, сидя на чужом верблюде, под звон колокольцев спустился я с Бингёла. В Хнус-Берде стояла немыслимая жара. Мжнкертцы и хнусцы мигом раскупили весь лед. — Лед из Бингёла? — спросил какой-то мужчина, подбегая к нам. — Из Бингёла, но уже весь, — ответил хозяин каравана. — Больной у меня, просит льда бингёльского. Хотя бы несколько кусочков. Я отдал ему весь свой лед. — Где ваш больной? — спросил я у него. — В Шапатине. Мжнкертский погонщик каравана двинулся в обратный путь, а я, поблагодарив его, направился с моим новым знакомым к Шапатину. Мы прошли села Арос и Эльпис. Харамик с его каменными грядами остался где-то выше. — Вчера мы видели в этих краях тысячи черных змей, куда они все подевались? — Они показываются раз в год, в ночь на Вознесенье. А сейчас они все попрятались, — ответил мой попутчик. — Вы не знаете, в вашем селении стоят войска? — поинтересовался я. — Нет, никого нет. — Что, и эти у вас в год раз показываются? — Нет, эти чаще приходят — раз в месяц. Вчера их двадцать пять человек у Черного моста было. Этой ночью убрались; говорят, в Вардовские горы. Поздно вечером, пройдя Шапатин, я добрался до Черного моста. Мушец Тигран и Аладин Мисак ждали меня в том же сарае. Рыжий Давид спал, растянувшись на соломе. От моих шагов он тут же проснулся. Все они чрезвычайно были удивлены, увидев меня в чужом колозе, вдобавок в руках я держал фиалку. — Где тебя носило? — спросил мушец Тигран сердито. — С Бингёла иду, — сказал я. — Мне не дал подняться на Масис, а сам дошел до Бингёла! — закричал он. — Так вышло. — Что это за цветок у тебя? Не брабиона ли? — Я дошел до самой высокой вершины в Бингёле, но цветка брабиона не нашел. А это горная фиалка. Из Хнус-Берда в Муш вел большак. Рыжий Давид сказал, что по большаку идти опасно. Он повел нас мимо озера Назик, привел к склонам Гургуры, а сам вернулся в Хнус. От пастухов мы узнали, что село Шамирам окружено большим войском, а дорога перекрыта. У подножья Гургуры есть пещера — про нее только местные жители знают. Мы спрятали туда наш груз и, взяв у пастухов хлеба, поднялись на Немрут. Две ночи провели мы на вершине Немрута. Я нашел ту скалу, возле которой увидел впервые Родника Сероба. Я вспомнил Родника Сероба и, вытащив из-за пазухи табакерку Арабо, свернул первую в своей жизни цигарку. На рассвете третьего дня мы извлекли из пещеры ящики с боеприпасами и двинулись в Мушскую долину. Вдали виднелись Цирнкатар и Свекольный Нос с Медовыми Скалами. Где-то в той стороне была и гора Бердак. Там ждал нас Геворг Чауш со своими гайдуками. Только мы приготовились взойти на склоны Тавроса, началась снежная вьюга.