2. Основные принципы социологической теории интеллигенции

Развитие интеллигенции соответствует завершающей фазе становления социального сознания. Интеллигенция - последняя группа, пришедшая к социологической точке зрения, поскольку место интеллигенции в общественном разделении труда лишает ее непосредственного доступа к какой-либо из значительных и функциональных сфер общества. Уединенность исследователя и его зависимость от публикаций позволяют ему составить лишь вторичное, «не из первых рук» мнение о социальных процессах. Неудивительно, что эта страта долгое время оставалась в неведении относительно социального характера изменений. А тем, что начинали ощущать пульс времени, дойти до социологической оценки своего положения мешала утвердившаяся концепция о роли пролетариата. Это не было случайностью, но и не происходило преднамеренно. Пролетариат уже во всех деталях разработал собственное мировоззрение, когда припозднившаяся интеллигенция появилась на общественной сцене, и мировоззрение пролетариата оказало на нее такое же гипнотическое воздействие, как и прежние идеологии, навязывавшиеся, как правило, доминантными группами подчиненным стратам. Вполне естественно, что пролетариат помещал себя в центр своего мировоззрения. Все группы, нащупывавшие социальную ориентацию, сначала пытаются дать возвышающую их самих интерпретацию общества, выставляющую их в наиболее благоприятном свете. Скорригировать этот «перекос» возможно лишь на более высоком уровне рефлексии, достижимом с помощью социологии знания. Поэтому, прежде чем понять себя, интеллигенция должна была вплотную заняться изучением утвердившейся в обществе идеологии пролетариата. Этот процесс очень схож с ранним периодом эмансипации самого пролетариата от идеологий, препятствовавших развитию его классового самосознания. Когда разрозненные группы интеллигенции начинают поиски своей социологической ориентации, они интерпретируют себя в системе понятий, созданной пролетариатом на его пути к самоидентификации. Этим объясняется резкое снижение самооценки интеллигенции. Ее прежнее самомнение уступает место самоуничижению.

Прежнее самомнение интеллигента частично объясняется тем, что до тех пор, пока интеллигент являлся признанным истолкователем мира, он мог претендовать на значительную роль в нем, пусть даже главным образом обслуживал другие страты. История интеллигенции богата примерами, свидетельствующими о самомнении интеллигенции, - высокомерное духовенство и его соперники - пророки, увенчанные лаврами поэты-гуманисты, провидцы исторического будуще-

102 го эпохи Просвещения и романтические философы, возглашавшие вердикты Weltgeisl, Мы знаем также о развернувшейся в основном еще с эпохи позднего средневековья и Возрождения долгой тяжелой борьбе, в результате которой скульпторы, архитекторы и живописцы из ремесленников и слуг стали художниками, почитаемыми людьми, им удалось пробиться «наверх». Правда, это были исключения. Подобно некоторым живописцам при высокопоставленных патронах, не забывавшим поместить свое изображение где-нибудь в углу аллегорической картины, философы сохраняли для себя привилегированную нишу в своем Weltanschauung. Однако вера ученого мужа в собственную миссию жива до тех пор, пока он сохраняет ключ к секретам вселенной, пока он является органом мышления других страт. Его самонадеянности приходит конец, как только он сталкивается с господствующим мировоззрением другой группы. Раболепие некоторых современных интеллектуалов свободных профессий исходит из ощущения беспомощности, охватывающего их, когда они, волшебники в сфере концепций и короли в сфере идей, сталкиваются с необходимостью установить собственную социальную идентичность. Они обнаруживают, что не обладают ею, и остро осознают это.

Мы должны признать импонирующую последовательность, с которой пролетариат произвел свою переоценку социального мира. С другой стороны, следует поставить вопрос: до какой степени эта новая точка зрения привела к чуждой ее натуре и неадекватной самооценке интеллигенции? Рассмотрим концептуальный аппарат Маркса, приспособленный им к интересам одной страты.

Что является осью пролетарской социологии? Это классовая социология, и она оперирует лишь одной социологической категорией: классом. В данных узких рамках любой феномен является либо классовым, либо неклассовым. Такой метод предвзятого отношения к предмету часто использовался и прежде, чтобы подорвать самоуверенность оппонента, перед которым выдвигалась альтернатива, не позволявшая ему утвердить себя. Аналогичный пример: женщина, видящая для себя лишь альтернативу - быть домашней хозяйкой либо проституткой, не способна представить себя ни в одной из ролей, ставших для нее доступными в результате движения эмансипации.

Это один из наиболее сублимированных и наименее болезненных методов формирования идеологии. Это не тщательно спланированная военная хитрость. Подобная стратегия приводит оппонента в замешательство только потому, что в основе ее - агрессивное и бездумное самоутверждение. Сам пролетариат был когда-то пассивным объектом именно такого метода идеологического контроля. Точно так же и интеллигенции, не искушенной в социологическом мышлении, пришлось столкнуться с альтернативой класс или некласс, чтобы обнаружить свою собственную ничтожность, ибо, поскольку интеллигенция не является классом, она становится чем-то несуществующим, социальной фикцией.

103 Резкая утрата самоуверенности проходила по двум основным направлениям.

Первое направление представлено выбором тех интеллигентов, что присоединялись к партиям рабочего класса. Это был не союз равных, а альянс, продиктованный самоуничижительным стремлением играть роль пролетарских функционеров, осуществленный по тому же принципу, в силу которого некоторые их предшественники боролись за дело прежних правящих классов.

Наиболее ярким примером второго направления является Шеллер. Он без колебаний принял самые радикальные переоценки своего времени и, словно ведомый неким демоном, двигался от религиозной и исторической философии к социологической ориентации. Испытав влияние социальных сил на мышление, он поддался чарам интеллектуального нигилизма и к концу жизни задумал написать книгу «Бессилие духа».

Социологическое мышление отнюдь не всегда толкает интеллигенцию к пораженчеству и самоосмеянию. Человек просто должен быть готов расстаться с навязанными ему интерпретациями и мыслить исходя из своей собственной точки зрения - как в наши дни должна делать любая группа, - чтобы найти свое место в изменяющемся мире; можно заключать политические альянсы, но при этом осознавать свою собственную позицию.

Итак, стало ясно как день, что интеллигенция ни в коем случае не является классом, что она не может создавать партию6 и не способна к согласованным действиям. Такие попытки обречены на поражение, ибо политическое действие зависит прежде всего от общих интересов, которых интеллигенции недостает в большей степени, чем любой другой группе. Ничто не чуждо этой страте более, чем единомыслие и согласие. Правительственный чиновник, политический агитатор или нелояльный писатель радикального толка, священнослужитель и инженер имеют мало общих существенно важных, реальных интересов. Существует большая близость между «пролетарским» писателем и пролетариатом, чем между таким писателем и всеми прочими разновидностями интеллигенции, упомянутыми выше. С другой стороны, общеизвестно, что интеллигенты - выходцы из буржуазии или аристократии, изменившие своему классу, - действуют не так, как другие, социально менее мобильные представители их страты. Помимо собственных разных классовых интересов интеллигенты вносят в свою профессиональную ситуацию особую мотивацию и специфические установки, которые социолог не может не идентифицировать.

Интеллигенция - промежуточная страта, и пролетарская социология, исходящая из концепции класса и партии, не могла не признать за таким внеклассовым образованием лишь роль попутчика тех или иных классов и партий, существующих на данный момент. Эта концепция маскирует специфику мотиваций интеллектуала и способна парализовать его самооценку. Вполне понятно, что политику мало дела до своеобразия таких политически неопределенных элементов, поскольку он

104 оперирует ясными реальностями, объединяющими людей или разобщающими их. Политик может себе позволить мыслить исключительно политическими категориями и игнорировать политически иррелевантные группировки. С другой стороны, социолог - это диагностик социальных феноменов, он занимается их дифференциацией.

Существенные характеристики данной страты поддаются обобщению. Она является образованием, находящимся между классами, а не над ними. Отдельный представитель интеллигенции может иметь и часто имеет определенную классовую ориентацию и в происходящих конфликтах принимает сторону той или иной партии. Более того, его выбор может быть последовательным и выражающим четкую классовую позицию. Но помимо таких связей мотивацией интеллигента бывает и то, что полученное образование вооружило его знаниями, позволяющими рассматривать актуальные проблемы с разных сторон в отличие от большинства участников дискуссий, которые видят проблему только с одной стороны. Мы сказали, что интеллигент «вооружен», чтобы видеть проблемы своего времени не только в одном ракурсе, хотя порой он может действовать и как рьяный приверженец одной из сражающихся сторон, идя в ногу со своим классом. Приобретенные интеллигентом знания делают его потенциально более лабильным. Он легче изменяет свою точку зрения и менее связан односторонней установкой, ибо способен сопоставлять несколько противоречивых подходов к одному и тому же предмету. Иногда эта склонность может противоречить классовым интересам данной личности. Способность схватывать различные стороны одной и той же проблемы и легкость, с какой эта личность принимает иные оценки ситуации, позволяют ей чувствовать себя непринужденно в широкой сфере поляризованного общества. Однако это делает ее менее надежным союзником по сравнению с теми, чьи позиции основаны на более ограниченном выборе из всего многообразного спектра явлений, в котором предстает перед ними действительность. Что касается политической деятельности, то интеллигенты не так часто поддаются соблазну голосовать за списки, выдвигаемые теми или иными партиями, и отстаивать привычные программы и кандидатуры, освященные и собственным опытом, и традициями отцов.

Это мы не сможем объяснить, если согласимся с рационально упрощающей реальное положение дел точкой зрения, на которой стоят партийные функционеры или сторонники классовой социологии, и все же подобные факты, кажущиеся неуловимыми, ускользающими от анализа и объяснения, общеизвестны, о чем свидетельствует привычное разделение людей на «образованных» и «необразованных». Рядовой человек чувствует такую же разницу и социальную дистанцию между этими двумя категориями, как и между богатыми и бедными или предпринимателями и рабочими. То же выражено и в несравненно большем осознании людьми недостатка образования, чем недостатка средств. Такие различия не выявляются в рамках классово обусловленных социологических схем.

105 Еще раз подчеркнем, что интеллигенция не образует особой страты, стоящей над классами, и ни в коей мере не обладает способностью преодолевать собственную классовую принадлежность в большей степени, чем другие группы. В моем прежнем анализе этой страты я употребил термин «относительно свободная интеллигенция» (relativ freischwebende Intelligenz}*, заимствованный мною у Альфреда Вебера. Я не имел в виду группу, полностью свободную от классовых связей. Эпитет «относительно» - не пустое слово. Он просто подразумевает хорошо известный факт, что интеллигенция не реагирует на ту или иную проблему так однозначно, как, например, служащие или рабочие. Даже рабочие время от времени проявляют различия в своих реакциях на те или иные проблемы; в еще большей степени это присуще так называемым средним классам, и наименее унифицировано политическое поведение интеллигенции. Естественная история данного феномена является предметом настоящего очерка и более раннего исследования7. После этого напоминания не следует ожидать, что критика будет снова ради удобства упрощать мой тезис и сводить его к легко опровержимому утверждению, будто интеллигенция является особой стратой, стоящей над всеми классами, или, что ей ведомы тайны откровения. Относительно тайн откровения, могу лишь сказать, что определенные типы интеллигентов обладают максимальными возможностями, чтобы проверять и использовать социально доступные перспективы или на опыте познавать их противоречия. Я вернусь к этому ниже.