Трагедия как жанр литературы

А.П. Сумароков. Наставление хотящим быти писателями:

...По сем рассмотрим мы свойство и силу драм,

Как должен представлять творец пороки нам

И как должна цвести святая добродетель.

Посадский, дворянин, маркиз, граф, князь, владетель

Восходят на театр: творец находит путь

Смотрителей своих чрез действо ум тронуть.

Коль ток потребен слез, введи меня ты в жалость,

Для смеху предо мной представь мирскую шалость.

Не представляй двух действ моих на смеси дум:

Смотритель к оному тогда направит ум,

Ругается, смотря, единого он страстью

И беспокойствует единого напастью.

Афины и Париж, зря красну царску дщерь,

Котору умерщвлял отец, как лютый зверь,

В стенании своем единогласны были

И только лишь о ней потоки слезны лили.

Не тщись мои глаза различием прельстить

И бытие трех лет во три часа вместить:

Старайся мне в игре часы часами мерить,

Чтоб я, забывшися, возмог тебе поверить,

Что будто не игра то действие твое,

Но самое тогда случившесь бытие.

И не греми в стихах, летя под небесами;

Скажи мне только то, что страсти скажут сами.

Не сделай трудности и местом мне своим,

Чтоб я, зря, твой театр имеючи за Рим,

В Москву не полетел, а из Москвы к Пекину:

Всмотряся в Рим, я Рим так скоро не покину...

(Сумароков А.П. Избранные произведения. Л.,

1957. С. 137—138 («Библиотека поэта». Большая сер.)

В.А. Жуковский. Рассуждение о трагедии: «Удовольствие, которое во время представления хорошей трагедии зритель находит в ощущениях ужаса, горести, сострадания, по натуре своей неприятных, можете первого взгляда показаться неизъяснимым. Чем более сердце наше растрогано, тем привлекательнее для нас и самое зрелище; конец пиесы есть та минута, в которую перестают в нас действовать сии неприятные страсти. В трагедии может быть одна только сцена полной радости, счастья, безопасности, и эта сцена обыкновенно бывает последняя; если ж такая сцена встречается в середине пиесы, то это единственно для разнообразия, для противоположности, дабы минутным ощущением радости усилить то чувство печали, которое должно произвести изображение следующих несчастий. Единственная цель стихотворца — возбудить и беспрестанно усиливать в сердце зрите­лей жалость, негодование, ненависть и ужас; чем живее сии чувства, тем живее и самое наслаждение; мы счастливы в ту минуту, когда слезами, рыданиями или воплями можем облегчить сердце свое, исполненное сострадания и нежной скорби... Душа, приведенная в волнение страстию и в то же время пленяемая красноречием, наполнена сме­шанным чувством, которое в целости своей для нее восхитительно... Для совершенного удовлетворения зрителей надлежит вооружить добродетель силою отчаяния, а преступления наказать или унизить». (Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985. С. 272—278)

А.С. Пушкин. О трагедии (черновой набросок, написанный в период работы над «Борисом Годуновым»): «Изо всех родов сочинений самые неправдоподобные сочинения драматические, а из сочинений драматических — трагедии, ибо зритель должен забыть, по большей части, время, место, язык; должен усилием воображения согласиться в известном наречии — к стихам, к вымыслам. Французские писатели это чувствовали и сделали свои своенравные правила: действие, место, время. Занимательность, будучи первым законом драматического искусства, единство действия должно быть соблюдаемо. Но место и время слишком своенравны... Заговоры, изъяснения любовные, государственные совещания, празднества — все происходит в одной комнате! — Непомерная быстрота и стесненность происшествий, наперсники... столь же несообразны с рассудком... Не короче ли следовать школе романтической, которая есть отсутствие всяких правил, но не всякого искусства?..

Смешение родов комического и трагического, напряжение, изысканность необходимых иногда простонародных выражений.» (Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М., 1964. Т. 7. С. 37—38)