1 Старейшины Уя взымали налог с каждого монаха, чтобы собрать деньги для приглашения Учи­теля в Уй.

2. G, KTS, № 45.

3. Эта фраза может также означать: «в 11 лет он носил желтые одежды».

Есть различие во взглядах между двумя учителями в отношении необходимости созерцания Учителя как Будды. Чаюлпе одному приходилось делать всю работу по дому и обычно заготавливать ячменную муку, так что руки его огрубели. Ночью он готовил подношения (мандалы) и молился, поэтому реликвии, которыми обла­дал Чен-а, умножились. Когда учитель и ученик пришли в Ло и строили главное святилище и чайтью, там не осталось ни одного камня или кома земли, которого бы он не коснулся. Он сам говорил:

— Я не могу порадовать моего Учителя своими познаниями и богатством, но мое тело должно послужить этому. Я буду трудиться, пока моя плоть и кровь не превратятся в пузыри.

Чен-а был очень доволен им, поэтому прежние ученики стали завидовать. Потова тоже хвалил его издалека, за его службу Чен-а и за сердечное отношение к другим ученикам.

Чен-а обычно говорил:

• О, твоя мудрость! Почему ты не стал монахом в Ньетане возле Лхасы? И еще:

• Ты, достигший освобождения, не оставляй меня! Однажды Толунпа снова посетил Чен-а и поинтересовался:

• Как Ваш послушник? Чен-а ответил:

• Я скажу вам, когда он выйдет из кельи. [2/6] Когда тот вышел, он сказал:

• Он по характеру своему велик как в вере, так и в мудрости. Чеіі-a часто говорил:

• Тебе следует направлять свое копье в небо.

(Имеется в виду, что он должен направлять свою мудрость на Учение).

Говоря так, он держал его рядом с собой всегда, когда проповедовал другим. В монастыре Ньянпа он даровал посвящение как Манре, так и Чаюлпе. Когда Манра жил у Пучунвы, тот сказал ему:

— Ныне бодхисаттва, что ходит в облике шраваки, созрел для более высокой стадии.

Когда Чен-а был при смерти, Чаюлпа попросил его:

— О, кальянамитра! Молю, вспомните меня, когда придет время! Чен-а ответил:

— Мы не расстанемся, пока не объединимся в виде одного Духовного тела (дхармакаи).

Иные думали:

— Чаюлпа только служит Чен-а, но он не сведущ в Учении.

Однажды утром, когда Чаюлпа вышел вынести золу и ступил на третью ступеньку лестницы, совершенно внезапно весь смысл Священного Писания стал ясен ему. Поэтому он верил в служение Учителю и обычно говорил: «Кальянамитры из Кьимэ не стремятся служить учителю, а устремляются толь­ко к учению. Это их ошибка».

После смерти Чен-а он раздал много подарков Пучунве и Потове, который сказал ему: «Оставайся здесь со мной! Я построю дом, буду давать тебе все необходимое и возможность заниматься созерцанием».

Но Чаюлпа подумал, что это вызовет недовольство Толунпы, и не остался. Потом Чаюлпа жил в Пучуне, Цэлчуне и Тулгьи Рава-карпо. Чан Дарма-ратна пригласил его в Ньер, и он остался там. В это время в Ча-юле жили два тантриста — муж и жена. Они подарили участок земли Шавс, а тот отдал его Ланританпе. Последний осмотрел это место, нашел, что оно опасно, и не принял его. Когда Чаюлпа искал место для строительства вихары, Шава снова предложил его Чаюлпе, чем порадовал последнего. Затем Чаюлпа совершил ритуал изгнания местных духов (sa-bdag) в другое место, но там оставался могучий и злой наг. [22а] Ему пришлось подавить нага, разостлав над ним свой коврик. Поскольку участок был покрыт валунами, часть из них раскололи, а часть закопали. Он много трудился и построил святилище на 12 колоннах и двор с 42 колоннами. Поскольку он был близким другом Шарвапы, учеников последнего также посылали помогать строить вихару. Его слуга Шерсэн возил лес из Ньянпо и Нагшо. Завершив основное святилище, Шерсэн сказал:

— Теперь большое святилище закончено, и вы должны постараться наполнить _его священными изображениями.

На что Чаюлпа ответил:

— Приготовь достаточно места.

Когда верхний двор был закончен, а нижний близок к завершению, стхавира Сзчунва отравил Шерсэна, и когда тот умирал, Чаюлпа сказал ему:

— Не бойся! Я иду с тобой!

Затем он совершил ритуал сосуда (bum-chag)¹ и сказал:

— Теперь он покинул область ада.

Полностью закончив вихару, он заполнил основное святилище предметами почитания, включая семьдесять копий Бума («Шатасахасрика-праджняпарами-та»), ^{и там не} осталось достаточно места для украшений пола и потолка. После этого он провел свой летний период уединения в Ча-юле. Позднее,он объехал многие монастыри в Кьимэ (Нижний Кьи; Лхаса) и повсюду усердно трудился на благо живых существ. Когда он был в Ча-юл Дагпо, Ньигом попросил его:

— О, кальянамитра! Умоляю, расскажите мне, как понимание двух истин (парамартха-сатья и самврити-сатья) укладывается в вашем уме?

Чаюлпа ответил:

— Просветленная мысль относительно феноменального аспекта (kun-rdzob) и просветленная мысль относительно трансцендентального аспекта (don-dam) — обе представлены в моем уме.

Тогда Ньигом спросил:

— Хорошо! Рассматривая собственный ум, следует ли понимать его как несуб­станциональный? Или же, рассматривая внешние объекты, следует их понимать как несубстанциональные?

Чаюлпа ответил:

— Учением, сходным с применением жира к ране, в которой остался кусок стрелы, ничего нельзя достичь; учением, сходным с выслеживанием следов вора в монастыре, когда он бежал в леса и горы, ничего нельзя достичь; поэтому, когда признают свой ум несубстанционалышм по его природе, оковы внешнего мира падут сами собой, поскольку все — шуньята.

После чего Ньигом спросил:

• Когда вы поняли эту теорию? [226] Чаюлпа ответил:

• Я понял ее, когда служил у Чен-а. Ньигом поинтересовался:

— Делаете ли вы различие между самахита-джняной (mnyam-bzhag ye-shes) и приштха-лабдха-джняной (rjes-thob ye-shes)?

Чаюлпа ответил:

— Я не провожу различия между самахитой и приштха-лабдхой. Если бы я проводил такое различие, то как бы я мог исполнять мои обязанности, и что было бы с моими последователями?

Ньигом снова задал вопрос:

• А они не мешают вашему созерцанию? Чаюлпа ответил:

• Не мешают!

Сначала, когда он занимался созерцанием, шум открываемых и закрывае­мых дверей мешал сосредототочению ума, но тогда он положил свой коврик у дверей и созерцал. Позднее, когда он наставлял своих учеников в практике созерцания, он обычно играл на музыкальном инструменте и заставлял их сосредоточиваться. Кто-то считает, что он любил музыку. Когда Чен-а был при смерти, он сказал Чаюлпе:

Разновидность ритуала шраддхи.

— Не принимай полного монашеского посвящения.

Поэтому он долго воздерживался от принятия окончательного посвящения. Позднее, помолившись, он увидел сон, где кто-то сказал, что чайтью не следует возводить дважды, т.е. во втором посвящении нет необходимости. Тогда он снова помолился и увидел во сне, как его Учитель дал ему индийскую монашескую одежду (чивара). Он решил, что ему разрешено стать монахом, и принял посвя­щение. Кальянамитра Ог Чойван был упадхьяей, Манра — ачарьей, Гья Шераб-бар — тайным наставником. Один раз он прослушал «Виная-сутру» у Лантанпы и трижды у Шераб-бара — всего четыре раза. Кое-кто спрашивал у него:

— Делали ли вы записи, когда слушали изложение Учения? Он ответил:

— Делая записи, ничего не достигнешь! Следует мгновенно постигать "Учение полностью и сразу.

Он как-то сказал обитателям Ча-юла:

— Если ваша цель достигнута, то потребности отпадают. За год до своей кончины он сказал:

— Во время поминальной службы по Чен-а следует раздать монахам неочищен­ный сахар, дав каждому столько, сколько он может взять в руку. Позднее у вас не будет уверенности, что вы сможете это сделать.

Говоря это, он имел в виду, что скоро уйдет в нирвану, но обитатели Ча-юла не поняли его. Поэтому он много трудился на благо Учения. В 64 года на 18-й день месяца карттика (smin-drug) года Земли-Коня (1138) он принял позу парьянка и созерцал, потом улыбнулся аскету Чанла и сказал:

— Теперь я лягу в позе льва. [23а ]

Струйка пара поднялась от его макушки, покрывшейся каплями пота, и он ушел в нирвану. Тогда старейшины потребовали его тело, и еще две тысячи монахов заявили о своих правах на тело Чаюлпы. Помпопа сказал:

— Если вы позволите останкам этого великого бодхисаттвы разложиться, то те, кто почувствует запах разложения, пойдут в ад, поэтому лучше будет кремировать тело.

Поэтому они кремировали тело на крыше главного храма. Осталось много реликвий, таких как изображения и проч., и каждый из учеников получил свою долю. Везде, куда попадал дым погребального костра, возникали реликвии. Пять­сот из двух тысяч монахов достигли состояния сосредоточения.

Среди ста десяти ученых кальянамитр было девять Великих внешних, восемь Великих средних и трое Внутренних духовных сынов.

Девять Великих внешних: Рабхава Ченпо из Кама; Шапа Линпа Ченпо, Отанпа

Ньягамова Великий, Та Великий, Нампарва Великий, именуемый также Анцанпа Великий, — все из Цана.

Восемь Великих средних: Ген Великий, Чагмэлпа Великий, Таши Ганпа Вели­кий, Гьергом Великий, Томшер Великий, Бюлвапа Великий, Банрава Великий и Кучолпа Великий, именуемый также Думпурипа Великий.

Трое Внутренних духовных сынов: Цанпа Ринпоче Дорже Микьо, Гья из Ри-мочен и Нубчонэ из Чагчже — трое.

Кроме них, Ньелпа Ратон, Барил из Цана, Кэру из Цана, Таши Ганпа из Лхо, Урпа Юнше, Пацанпа из Таба, Намова из Шога, Балампа-лама, Ламова, Балэ из Верхнего Ньяна, Гьорпо Кэту, Шакшон из Дола, Юлунпа и многие другие. Они приняли также на себя обязанности в разных монастырях и много трудились на благо живых существ. [236]

После этого настоятелем Ча-юла стал Цанпа Ринпоче. Он родился в Нуб-юл Роне, в Цане, в год Огня-Змеи (1077), когда Чаюлпе исполнилось два года. Он был сыном великого тантриста (sngags-pa chen-po) по имени Нуб Алала и его жены Рэлгьягса-чаммы. Из-за своих прежних поступков он, кладя ячменную муку в чаїнку и заливая ее водой, обычно закрывал глаза, как будто совершал подношение воды (chu-gtor). И вспоминали, что, когда отец забирал чашку, он обычно плакал.

У него было видение дакинь, наполняющих все небо. Так, он видел дакиню рарма, одетую в голубые одежды, гневную ликом, которая вручила ему сияющий _меч; он взял его и устремился в небеса, но не смог этого сделать. Он говорил, что _это было из-за отсутствия руководства учителя. В 12 лет он постиг природу видимых предметов как иллюзорную, но не понял, что это было благодаря преж­нему созерцанию, и, бывало, говорил:

— Если бы я встретил тогда таких людей, как Чен-а, в роли учителя, я бы преуспел в этой жизни.

На что Ланлунпа заметил:

— Нет нужды в дальнейшем развитии процесса созерцания и мудрости. Ты собираешься достичь обители видьядхар в этой жизни, как сделал ачарья Бхавья?

Да, это так, — ответил он.

Примерно в то время он получил посвящение от одного тантриста, и его представление об иллюзорной природе видимых предметов исчезло, и он решил, что эти представления были, должно быть, вредными и были устранены благосло­вением, полученным при посвящении. Не было ни одной тантры или сутры, которую бы он не изучил. Среди его учителей упомянем только переводчиков: Ог-лоцава, Ньенло, Бари-лоцава, Рало, Цэн Кавоче — всего пять. С Цэном Кавоче он изучал «Сутраламкару»¹ и усвоил ее, прослушав лишь один раз. Он читал также текст по Махамайе². Он понял смысл всех терминов, но думал, что ему не ясна одна шлока. Позднее он учился у Ньелчунвы, и его объяснения других шлок совпало с его прежним пониманием, Ньелчунва обычно говорил, что эта шлока пропущена в санскритском оригинале, и поэтому не комментировал ее. [24а] Он перешел к комментарию на первую половину «Таттвасамграхи»³ и поверил в глубокий смысл этой книги. Несколько дней он был наполнен представлением ясного неба, хотя прежде не созерцал его. С неба он услышал голос, сказавший: «Можно постичь все элементы бытия пониманием света трансцендентальной при­роды (дхарматы)».

Он тогда страдал от боли в верхней части тела, и ему явилось видение белого человека с волосами, завязанными в _узел, льющего на него нектар из кувшина, так что все его тело наполнилось, и боль прошла. Тогда он подумал, что ему следует пойти в Индию и встретиться там с одним-двумя пандитами, чтобы срав­нить их учения с тибетскими и посмотреть, нельзя ли улучшить их. Он пошел и в Динри, встретил Дампу Сангье, который усердно занимался после многодневного отдыха, а люди говорили:

— Этот человек очень удачливый!

У кальянамитры был кусок черной ткани, который Дампа повязал ему на голову. Дампа дал ему цаккали (чаккала) Махабодхи. Потом он заставил его собрать цветы одуванчика (khur-mangs) и бросать их в воду, а затем заставил его бросать камни на восток. При этом некоторые люди заметили:

— Это хорошо для человека! Повязывание ткани вам на голову означает, что вас будут почитать боги и люди. Вручение вам цаккали Махабодхи означает, что вы станете наставником в Учении. Бросание цветов в воду означает, что вы не будете привязаны к мирским удовольствиям. Бросание камней на восток означает, что вам следует идти на восток, и вы, должно быть, встретите хорошего учителя. Таков был смысл этих знаков!

Позднее, когда он жил в Ло, он обычно говорил:

— Кажется, они были правы.