1 Сакья-панчен Кюнга Гьялцэн опровергал учение dGongs-gcig в своем знаменитом трактате «sDom-gsum rab-dbye».

После него — Кедуб Ринчен Гьялцэн. За ним было до сегодняшнего дня 6 учителей, но имена первых трех не найдены. Затем — Чойгьял Ринчен, Ринчен Лодой и нынешний Ринчен Пэлсан. Сарава Великий был перерожденцем Цан-шига. Гандэн был одним из его трех резиденций. В жизни он был монахом. Была поговорка: «Всякий раз, когда обитатели Юрпэ совершают подношение вина изображению Цаншига, монах Сара из Гандэна пьянеет», ибо считался его перерождением.

Преемственность настоятелей Дихуна

Драгоценный упадхьяя (Кен Ринпоче) Дорже Цултим родился в год Дерева-Собаки (1154). К моменту смерти Дхармасвамина Дихуна ему было 64 года и он стал настоятелем. Умер он в 68 лет в месяце карттика (smin-drug) года Железа-Змеи (1221).

После него — Вён Ринпоче, который был племянником Дхармасвамина Дихуна. Он родился в год Огня-Овцы (1187). В молодости получил наставления в присут­ствии Дхармасвамина Дихуна. Дхармасвамин умер, когда ему был 31 год. С года Воды-Коня (1222) и до года Дерева-Коня (1234) в течение 13 лет он занимал пост настоятеля.

Владыка Чен-а родился в год Дерева-Овцы (1175). Он приехал в Дихун в 60 лет, в год Дерева-Коня (1234), и был настоятелем 22 года. Он умер в 81 год, в год Дерева-Зайчихи (1255).

Чун Ринпоче Дорже-Тагпа, воплощение Тиллипы, родился в год Железа-Овцы (1211). Когда умер Дхармасвамин, ему было семь лет. Когда ему было 24 года, умер Вён. В 45 лет, в год Дерева-Зайчихи (1255), стал настоятелем. Умер в 69 лет, в год Земли-Зайчихи (1279).

Тогхапа Ринчен Сэнгэ родился в год Огня-Свиньи (1227). Ему было 53 года, когда умер Чун. Он занимал пост настоятеля с года Земли-Зайчихи (1279) до года Дерева-Курицы (1285) в течение семи лет. Умер в 59 лет.

Цамчепа Тагпа Гьялцэн Сонам родился в год Железа-Мыши (1240). Ему было 46 лет, когда умер Тогхапа. [906] Умер в 49 лет, в год Мыши (1288).

Ринпоче Чойгова Дорже Еше родился в год Дерева-Овцы (1223). Ему было 66 лет, когда умер Цамчепа. Умер в 71 год, в год Воды-Змеи (1293).

Ринпоче Дорринпа родился в год Земли-Тигра (1278). Ему было 16 лет, когда умер Чойгова. Сам он умер в 38 лет, в год Дерева-Зайчихи (1315).

Дорже Гьялпо родился в год Дерева-Обезьяны (1284). Ему было 32 года, когда умер Дорринпа. Сам он умер в 68 лет, в год Железа-Зайчихи (1351).

Чойкьи Гьялпо родился в год Дерева-Свиньи (1335). Ему было 17 лет, когда умер Дорже Гьялпо. Чже Ринпоче Лобсан-Тагпа (Цзонхава) был его учеником. После него — Тун Шеньенпа, Ванва и Чойчже Тунчен.

Чже Ринпоче (Цзонхава) родился в 1357 г., когда Чойкьи-Гьялпо было 23 года. От рождения Чжигтэна Гёнпо до смерти Дорже Гьялпо прошло 209 лет. До ны­нешнего года Огня-Обезьяны (1476) прошло 334 года.

Таглунпа и его ученики

Великий Таглунтанпа Ташипэл родился в год Воды-Собаки (1142) в Яншо Бонратэне. Отцом его был Бэнлон-барпо, а матерью — Табшиса Гэсум Томо. В следующем году родился Дхармасвамин Дихунпа. Таглунтанпа принадлежал к семье Лугэ, ветви рода Рагси-динпо (среднего). Мать его рано умерла, а вторая жена отца невзлюбила мальчика. Отец взял еще одну жену, которая полюбила этого ребенка. Говорят, что когда ребенок вырос, он сделал несколько попыток уйти в монастырь, но отец препятствовал этому. Когда ему исполнилось 18 лет, он убежал к Лаганпе в Танкья-лхакан и стал послушником в присутствии упад­хьяи Гатон Лаганпы Шераб Дорже и ачарьи Цартон Гоманпы. Когда обряд завер­шился, туда прибыли люди, посланные его отцом вдогонку. Отец сказал: «Я слышал, что у вас, монахов, есть порядок по старшинству посвящения. Все знают, что это мой сын, сын Лугэ-барпо. Не сажайте его в конец ряда!»

Тогда упадхьяя посадил его во главе переднего ряда. У кальянамитры Таггёнпы он слушал «Спхутартху» («'Grel-chung» Харибхадры), «Бодхичарьяватару» (sPyod-'jug), «Шикша-самуччаю», «Бодхипатхапрадипу» («Lam-sgron» Атиши) и «Доха» Сарахи.

В то время он собрался пойти в Индию и услышал, что туда собирается Дэн-ма-лама Шербэл. Они уговорились о дне, но Шербэл не пошел. Затем он решил договориться с Пёнпова-ламой Акьябом, но тот ушел рано утром, и они разми­нулись. Когда он добрался до Данханмара, его догнал посланный и заставил вернуться.

Потом он услышал, что в Индию собирается лама Хэшан, и назначил день ухода, но тот ушел раньше. Тогда Драгоценный погрузил на лошадь два кожаных мешка и ночью пустился в путь. Шел снег, он замерз и мучился жаждой. Когда добрался до Тумура в Табши-сампа, его снова настиг посланный вдогонку и заставил вернуться. В Танкья Лхатэле он увидел много людей, занятых сбором осеннего урожая, и глубокая печаль охватила его. После этого он воспринимал все внешние предметы как лишенные субстанциональности. Однажды ночью во сне он увидел себя на тропе, полной колючек, так что некуда было ступить, и высокую черную женщину, обнимавшую его. Будучи уверен, что она божество уровня утпаннакрама, он подчинил ее, и она сказала:

— Теперь позволь мне уйти! На тебе благословение 13 богов!

А в Танкья одна старуха, которую вернули к жизни, сказала ему:

— Подобное случится с тобою! И много слуг придут к тебе.

Позднее слова Догёна совпали с предсказанием этой женщины. Однажды" по пути из Танкья в Тэнкан он попросил предсказателя узнать его будущее, и тот сказал:

— Ты будешь могущественным человеком и соберешь много золота. Ты пой­дешь к горе желтого цвета и серой равнине. Если не совершишь магический ритуал, твоя голова может быть разбита, ибо камень со склона горы может упасть на тебя.

Одно лето Таглунтанпа провел в Тинсэре. [916]

Когда он жил в Ньел-е, ламе Могу прислали изображение Пагмодупы, и он спросил его:

— Ты можешь почитать это изображение?

Таглунтанпа приготовил светильник и пошел поставить его перед изображени­ем. Увидев его, он почувствовал, что должен пойти и встретиться с этим Учителем. Когда он был готов отправиться в Уй, то увидел во сне, как поднимается по высокой лестнице, и когда был почти у вершины, появился большой белый чело­век, схвативший его за руку, который сказал:

• Если я не вытяну тебя, ты не поднимешься! Позднее Догён Пагмодупа сказал ему:

• Тот белый человек был я.

Затем Таглунтанпа бежал в Чжи и добрался до Тинсэра. После этого он отпра­вился в Тэнчан к ачарье Сангьекьябу и провел там несколько дней. Придя в Дор Лхатэн, он нашел слугу и лошадь и переправился через реку. При этом они пропустили брод и были почти унесены потоком, но его лошадь поставила ноги на клочок сухой почвы, и он смог выбраться из потока. После этого он добрался до северного тракта и присоединился к Тонсэр Чутону, который шел в Ча-юл, чтобы поставить там неугасимый жертвенный светильник. Когда они добрались до Чом-тана, обитатели Чомпэ и Пондо собирали урожай. Врач из Ньенпа сказал ему: «Некоторые из моих родственников в родных местах берут с собой соль, чтобы продать ее в воротах Пагмоду».

Он последовал за ними и через Луншо пришел в Ньен. Затем, присоединившись к нескольким купцам, добрался до Вена. Оттуда в одиночестве он продолжил путь через ущелье Чжан и пришел в Царон. Затем присоединился к паре бонцев, и когда они прошли самую тяжелую часть дороги, увидел побеленные стены мона­стыря Пагмоду. Он направился прямо к воротам и уже был готов войти, как Дог Чунпа преградил дорогу. Затем его принял Синтон, а днем он встретился с самим Ламой. Он преподнес Ламе кусок золота, а Догён Пагмодупа поинтересовался:

— Ты не устал? Он отвечал:

— Меня чуть не унес поток, но моя лошадь уперлась ногами в сухой клочок земли и вытянула меня. [92а]

Пагмодупа сказал:

— Я был там тогда, чтобы ты мог прийти, даже если бы я жил в Ваджрасане. Ибо я твой Учитель не только в этом рождении, я был тем Учителем, который заложил в тебе знание!

Затем во время ритуала жертвоприношения Догён сказал:

— Когда новичок подошел к двери, но еще не вошел внутрь, двойник новопри­бывшего отделился от его тела и вошел в меня! Когда-нибудь ты соберешь вокруг себя много монахов, среди которых будет несколько равных тебе.

Таглунтанпа подумал: «Если так, то будет ли кто-нибудь больше меня в этой стране?»

Догён сказал слуге Бэгому:

— О, Бэгом! Как этот новичок напоминает Чаюлпу! А?

Через три месяца Таглунтанпа подумал, что может излечить себя молитвой, даже если его мозг должен будет вытечь. Он приготовил мандалу с одним золотым шо, преподнес ее Догену и сказал:

— Я прошу только Вашего благословения! Я не прошу наставлений. Догён улыбнулся и принял золото. Возвращая мандалу, он сказал:

— Есть поговорка, что верой можно поправить здоровье! Совершай подношение мандалы и молись! Ты еще многое узнаешь!

Затем как-то он сказал ему:

• Запоминай любое учение, какое услышишь! И не обязательно передача Учения должна исходить от меня. Тебе понадобятся все эти учения.

• В Тибете, — сказал Догён, — не было более неинтересного человека, чем Шуче Ойдуб, но у него была «Lu-yi-ра» (название книги, принадлежащей к Циклу Самвары). В Индии не было более неинтересного, чем Вирупа, но он владел «Аштасахасрикой» (Праджняпарамитой).

А в другой раз он сказал:

— Смысл наставлений в почитании Учителя, а смысл тайных наставлений — в личном опыте.

Таглунтанпа обычно говорил: «С тех пор не было ни одной произнесенной им шлоки, которую бы я не записал».

Однажды Догён даровал ему некоторое наставление, и Таглунтанпа, боясь забыть, записал его на стене и вышел. Снова зайдя внутрь, он увидел надпись и, таким образом, не забыл ее. Через три года его пребывания в Пагмоду Догён сказал ему:

— Если ты даже теперь уйдешь, твой настоятель и Учитель придет, чтобы наставить тебя в Учении.

В другой раз он сказал:

• Ты будешь действовать как наставник в моем Учении! Догён велел ему:

• Стань монахом! Тот ответил:

• Я собираюсь заниматься созерцанием. Умоляю не посвящать меня в мо­нахи! [92б|

• Это не имеет значения, — сказал Догён, — Пэл Гало тоже был монахом и все же семь лет занимался созерцанием в Намцо. — И добавил: — В наше время следует смотреть на пример великих людей!

Однажды, когда Таглунтанпа отдыхал в постели, он неожиданно вспомнил главу о Дхарме, ранее ему неизвестную. И тут вошел Догён с посохом и, указав посохом на его сердце, сказал:

— Этого не знает никто, кроме меня!

Как-то ночью он увидел во сне, как отец дал ему сосуд. Догён сказал:

— Это указывает на то, что у тебя будет неистощимый запас пищи.

После этого он снова увидел во сне, как отец дал ему ключ, и с тех пор ему не нужно было применять никаких усилий в созерцании. Он пришел в Пагмоду во время сбора урожая, когда ему было 24 года, и провел там шесть лет. После смерти Пэл Пагмодупы он провел в Пагмоду еще месяц. Вместе с чиновниками, казначе­ем, милостынедателем Моггомом и другими он отправился в Мэлто и слушал Учение Чехапы. В Луншо он подружился с несколькими кадампинцами и пошел с ними. Они говорили ему:

• Смени свою шапку! Но он ответил:

• Я буду использовать мою шапку как защиту от разбойников в Верхнем Уе. После этого он отправился в Пондо Канчен. Кальянамитра Канченпа как раз

выходил, и они встретились на пороге. Он почувствовал к нему доверие, и Таг­лунтанпа провел одну зиму в монастыре Танго его домашним священнослужите­лем. Весной того года он остался в Сэле. Примерно тогда же он получил пригла­шение и хорошую лошадь из Кама и отправился в Пагмоду. Там провел одно лето, строя чайтьи для реликвий и присматривая за скульпторами. Он поднес подарки, в том числе лошадей и проч. В следующий год после его пребывания в Сэле туда приехал ачарья Гомпа. Поднимаясь по каменным ступеням к его дому, Гомпа отчетливо услышал в доме голос Пагмодупы и, войдя, сказал:

— Я слышал, как Вы говорили точь-в-точь голосом Пагмодупы. Вспоминаю, как Пагмодупа говорил: «Я возьму вас с собой, куда бы ни шел». Вот исполнение его обещания. \93а]

Затем, попросив старейшину из Шана Шомарапу быть упадхьяей, Марпу Чом-танпу — карма-ачарьей, а Шантона Гомигпу — тайным наставником, он принял в Шомаре полное монашеское посвящение. Затем, когда он был в Сэле, из Кама снова прибыл человек с лошадью для него. Когда этот человек прибыл в Цан, Таглунтанпа отправился в Пагмоду передать подарки. Он вскоре вернулся. Тем временем Канченпа, узнав о его намерении отправиться в Кам, собрал крестьян, настаивавших, чтобы он не уезжал туда, и он пообещал остаться. Собралось столько монахов, что монастырь не мог разместить всех, и он подумывал о том, как бы переместить их куда-нибудь в другое место. И тут с небес прозвучал голос: «Через семь лет под твоим управлением будут Дар, Дэ и Рон — все три».

Затем, в поисках уединенной обители он добрался до Тагпочс, но не нашел подходящего места и вернулся. Когда он добрался до Тарды, Гонлуг сказал:

— Место, называющееся Пири Таглун, было резиденцией кальянамитры По-товы. В верхней части этой долины есть хорошая пещера в скалах.

Он пошел в Таглун, благословил это место и провел ночь в пещере. После этого основал уединенную обитель над Дзора в Таглуне и поселился там. В то время их было 18 человек: Учитель и ученики. Когда Драгоценному исполнилось 60 лет, в год Земли-Коровы (1169), он одновременно выявил 12 аспектов своего тела. С помощью одного аспекта он мог превратить своей ногой весь район Таглуна в мантра-глину (благословенную глину), а всю воду Таглуна — в мантра-воду, т.е. святую воду. Драгоценный Догён сказал:

— Там на севере есть район для твоих усердных трудов. Вероятно, тебе все же следует пойти в Кам, и раз так, сходи туда разок. [936 | После этого ты пересечешь место, указанное твоими прежними деяниями. В этом месте все твои труды будут обильны. Кроме того, это очень суровое место, там много злых божеств и демонов во главе с демоном, происходящим от людей. До сих пор никто не мог удержать это место. Я исходил пешком всю эту землю и подавил всех богов и демонов, и обратил их в существа, вершащие труд сострадания. Теперь ты сможешь управлять теми местами.

Сказав это, он предсказал:

— На севере в Земле снегов...

Снова послышался голос с небес: «Пока ты еще не управляешь Таглуном, пусть неприятности, случившиеся там, переменятся».

Затем один из его друзей Ванчугтаг ушел в Пондо, где какой-то нищий из Тэпа разбил ему голову. Так произошел тот самый случай, указанный в предсказании, и Таглунтанпе пришлось переселиться. Он сказал: «Мы проведем семь лет в Сэвалуне». И отправился туда.

Там собралось много монахов. Лхачже-Пёчунва и Пондова наметили большое строительство и за восемь дней заложили фундамент. Он и сказал им: «Мы не останемся здесь! Монахов станет много, и мы не сможем разместить их здесь. Я сделаю Таглун местом, где будет собираться много ослов с грузом ячменя».

Они покинули это место.

После этого обитатели трех монастырей — Дара, Дэ, Рона и Пондо пригласили его в Таглун. В 39 лет, в год Железа-Мыши (1180), его приветствовали в Лавран Нагпо (Черном доме), там он и поселился. Вороны обычно приносили куски дерева и земли, где бы ни находили, и оставляли их на том месте, где ныне расположен Янгён. Тогда он переселился в то место, а через несколько лет из Кама приехал лама Да-вёпа пригласить его. Он настаивал, чтобы он поехал. Затем Учитель с учениками, всего пять-шесть человек, пошли на вершину перевала Ланлинпа. Попробовав воду с той стороны горного перевала, он сказал:

— О, Вансэн! Приготовь крепкий чай и наколи сахар на этом куске льда, который служит нам столом. Я же двинусь в Куюнган.

Он провел там ночь, повернувшись лицом к востоку. Восточная часть неба была облачной, а небо на западе чистым. [94а] Они заинтересовались этим, и он ответил:

— Это признак сильного снегопада в Танкья.

На следующее утро Таглунтанпа провозгласил, что будет трудиться на благо живых существ в восточной стороне, и начал проповедовать три нераздельных предмета памятования (Учитель, смерть и обеты). Вернувшись, он остановился в Кокьиме. Пондова велел посланцам, приехавшим встретить Таглуна, не увозить его в Кам, и они согласились. Затем его пригласили вернуться.

Лето следующего года он провел в Табтине. Примерно в это время был убит Шепа-даррэ, и его пригласили разрешить спор между обитателями Дар-юла и Рона. Они предложили ему голову Даррэ и освободили многих узников, пригово­ренных к смерти. Так он стал управлять и Даром, и Роном. Затем, когда его пригласили обитатели Тэпа, они тоже признали его авторитет.

Вот его повседневная жизнь: каждый месяц с первого до последнего дня он вставал рано утром и умывался. Затем возглашал приветствия, молитвы и подно­сил мандалы. После восхода солнца его слуга менял поставленные перед ним подношения и обращался к нему: «Молю нарушить молчание! В добром ли Вы здравии?» Затем он ел, а слуга сообщал о действиях (приходах и уходах) монахов и о других делах. Ни с кем другим он не виделся. Закончив есть, он хранил молчание до полудня. Когда наступало время еды, слуга менял подношения и говорил: «Молю нарушить молчание». И снова спрашивал о здоровье. Затем пода­вал горячий суп.

Когда важный человек приглашал его, слуга передавал послание. Закончив полуденную еду, он поднимался на место проповедника, принимал посетителей и проповедовал. Когда приходило время пить чай, ему подавали суп. Затем он удалялся в свою комнату и хранил молчание. Когда суп был готов, он снова нарушал молчание. Слуга подавал суп, приглашались другие, и их угощали. Позднее, когда число его учеников выросло, он хранил молчание после полуденной еды, а затем поднимался на место проповедника. Вечером он чая не пил. [946] Совершив подношения, хранил молчание. Слуга подавал ему чай. Когда приходи­ли посетители, их провожали внутрь. После этого он зажигал светильники и менял подношения. Затем съедал немного супа, после чего, если был здоров, долго проповедовал. Во время отхода ко сну ему подавали еду, а затем он хранил молчание. Таковы были его повседневные труды.

Когда ему нездоровилось, он воздерживался от проповеди Учения. В добром же здравии он проповедовал в период нарастающей луны. С 16 дня и до конца месяца он ни с кем не встречался, если о встрече не было договорено заранеее. Вообще же, став монахом, он не употреблял ни мяса, ни вина, никогда не заходил в палатки и дома мирян и никогда не распускал свой пояс. Живя в Пагмоду, он никогда нигде не гулял и никогда не пропускал даже одной шлоки, прочитанной Пагмодупой. Он не допускал в своем доме ни мяса, ни женщин. Там никогда не угощали мясом посетителей из Янгёна и Нагцана. На улицах монастыря вино было запрещено, а женщинам не разрешалось оставаться в пределах монастыря более трех дней. В его резиденцию в Нагцане должны были докладывать обо всех делах, таких как приготовление супа для монашеской общины, о звоне колокола, сигнале к пробуждению трубящей раковины по утрам, об украшении труб серебряной насечкой и другой деятельности монахов.

Вот некоторые чудесные видения монахов: Данрава Човодэпо (Старый) из Тэпа увидел его как Великого Учителя (т.е. Будду), Шерабпэл увидел его как Великого Милосердного (Авалокитешвару); некоторые видели его как Самвара-Сахаджу (двурукая форма с юм), как Ваджраварахи и во множестве других форм. Многие видели его одновременно в нескольких разных телесных формах. Догён (Пагмо­дупа) сказал ему:

— Были три Индрабуддхи, первый и последний был я, а средним был ты, но эти трое были по сути одним!

Когда он сидел на месте проповедника, Гомсам увидел его как Пагмодупу. В момент смерти он сказал:

— Я неотделим от Сугаты, (т.е. от умирающего Пагмодупы)! [95а] Он и я — это один ум!

В своей комнате он сказал племяннику и слугам:

— Я никогда не отделялся от Сугаты.

Но они не поняли смысла его слов, и тогда он добавил:

— Я сам Сугата.

Таглунтанпа родился в год Воды-Собаки (1142). В 18 лет стал послушником. В 24 года пришел в Уй и шесть лет служил Догёну. В 29 лет он пришел в Пондо и провел семь лет там, а также в Салэ и Танго, затем три года в Сэвалуне. Придя в Таглун в год Железа-Мыши (1180), он провел там 30 лет и собрал много монахов. Ко времени его смерти там было более трех тысяч монахов. Он получал многочис­ленные подношения книг, золота и серебра.

Трижды Таглунтанпа посещал Пагмоду и в третий раз сделал обильные подно­шения — золотые и серебряные, 550 книг на синей (рукописи, выполненные золотом и серебром на синей бумаге) и обычной бумаге, 40 кусков золота и бирюзы, 60 плиток чая, 3000 хадаков, сотню дзо (mdzos, помесь яка и коровы) и лошадей, светильники, сделанные из более чем ста санов золота, много одежды и пластин для брони. Всего он преподнес Пагмоду 283 негасимых светильника. Умирая, он пожертвовал 700 книг на синей бумаге и множество томов на обычной серой бумаге, 50 слитков золота и бирюзы, 2500 шелковых хадаков и проч.

В год Земли-Змеи (1209) Таглунтанпа узнал, что Дихунпа увез книги из Пагмоду, и это сильно огорчило его. Даже здоровье пошатнулось. В течение зимы он лишь несколько раз проповедовал Учение и принимал посетителей. Они умо­ляли его совершить ритуалы для его здоровья, но он отказался. Когда ему было 69 лет, весной и осенью года Коня (1210) он проповедовал и принимал посетителей лишь два-три раза. Вечером на 16-й день, который был днем полнолуния месяца мригашира, он поручил ключ от библиотеки ачарье Вёнпо и сказал:

— До сих пор они уважали вас. Оставайтесь на том месте, на которое они вас поставили.

Ачарья Вёнпо попросил:

— Молю, дайте мне ключ своей собственной рукой и пожелайте, чтобы я мог облагодетельствовать живые существа. [956]

Он так и сделал.

17-го он явился перед собранием, проповедовал Учение и провел беседу. 18-го он присутствовал перед общиной, а скончался он во время вечернего чая 19-го. При кремации его останков сердце, язык и глаза не сгорели, а из пепла извлекли много реликвий и изображений.

Последний Куел Ринченгён был приглашен занять место настоятеля на третий день новогоднего месяца. Вскоре после этого скончался Сангье Гомпа, он был учеником Драгоценного Довэ-Гёнпо (Пагмодупы). Он после смерти Догёна пре­бывал с Великим Таглунтанпой. У племянника Великого Таглунтанпы по имени Карпо было прозвище Последний, ибо именно в его облике явился Догён, чтобы завершить труды Таглунтанпы. Подлинное имя его было Ринченгён (Рингён). Его отец был уроженцем Ганьян Шэлуна, что в Кунлунс. Родился он в Бонратэне, ниже средней из трех крепостей Даггана, а родом был из того же клана, что и Таглунтанпа Великий. Его отца звали Бэнлон Гояг, а мать — Чосиса Ташимцо. Когда Драгоценный Куел Ринченгён был в утробе матери, его отец приехал в монастырь Таглун, и, когда он был там, Таглунтанпа Великий сказал:

— Пусть придет сюда Гояг! Когда тот пришел, он сказал ему:

— В твоем имении у тебя родился мальчик! Скажи: «Я подарю его! Я подарю! Я подарю!»

Отец сказал:

— Я подарю его Вам.

Через два или три года скончался Цурпува, и они поинтересовались, кто займет место Цурпувы.

— Я приготовил настоятеля для нас! [96а]

Рингён родился в год Железа-Свиньи (1191). Когда ему было три года, в год Воды-Коровы (1193), умерли Кампа Уйсэ, лама Шан и Ланлунпа. Когда ему было 11 лет, Таглунтанпа прислал ему многочисленные подарки, включая верхнюю детскую одежду и написал:

• Сделай этого ребенка послушником и назови его так-то. Мать сказала:

• Не делай его послушником! Отец сказал:

• Давай спросим его! Ребенок сказал:

— Став послушником, я поеду в Таглун, стану кальянамитрой и изучу Учение! Вам, родители, я пришлю послание с наставлениями.

В тот же год он стал послушником в Танкья в присутствии упадхьяи Чипёнпы и ачарьи Гой Лхахан-Тагпы. Он слушал наставления у ног упадхьяи и ачарьи, а также у Наглунпы. В 13 лет он прибыл в Уй, и жители некоторое время сопро­вождали его. Мать сказала:

— Если бы они говорили, что мой сын изучает Дхарму, мы бы не встретились, и это было бы печально! Изучай Дхарму!

Сказав так, она вернулась домой. На вершине перевала Ланлин он повстречал людей, посланных встретить его из Таглуна. Оттуда он поехал в Урулун. В день его прибытия туда Таглунтанпа сказал:

— Покройте этот путь куском белой ткани (т.е. несите ткань перед ним), а танку несите позади его! В Ритэле же маленькую танку несите перед ним. Община должна встретить его в Ятане!

При встрече с Таглунтанпой он подарил ему хадак — приветственный шарф и спросил о здоровье в самых уважительных выражениях. Таглунтанпа спросил его:

• Уважаемый! Вы не устали?

• Благодаря Вашей милости все в порядке, — ответил он.

В такой манере они обменялись вопросами. Один раз Рингён пришпорил коня, и его отец сказал Драгоценному:

— Умоляю придержать этого послушника! Таглунтанпа ответил:

— Помолчи! Ты не знаешь природы этого послушника. Это бесполезно! После этого Ринченгён затворился в хижине, принадлежащей монастырю, с

дверью, обращенной на восток. Семь лет он занимался созерцанием, не посещая Таглунтанпу, за исключением присутствия на изложении Учения. [966] В то время Таглунтанпа говорил:

— В этом монастыре есть послушник, который сможет облагодетельствовать множество живых существ.

В 19 лет Кусл Ринченгён получил полное монашеское посвящение в присутст­вии упадхьяи Цанпы, карма-ачарьи Сангье Гомпы и ачарьи Сангье, который был -тайным наставником. Он явил много замечательных поступков, например, поднял столб, поддерживавший его хижину, и подложил под него чью-то одежду; измель­чил в пыль семь бобов большим и средним пальцами; он часто играл с плиткой чая, как с яйцом; сидя скрестив ноги, он подбрасывал до потолка тяжелый груз. Всего он служил Таглунтанпе Великому восемь лет. Когда ему исполнилось 20 лет, Таглунтанпа Великий как-то, чувствуя усталость, возложил на Куелву свою ман­тию и шапку и, дав ему в руки посох Пэл Пагмодупы, заставил сесть на свое место, а потом сказал:

• Встань! Повернись! Встряхнись! Когда он сделал так, Таглунтанпа сказал:

• Пусть будет так! В будущем тебя ждет больше, чем то, чего я достиг! Он вручил ему также ключ от библиотеки, сказав:

— Там есть раздел Учения, неизвестный в этом монастыре! Я не проявлял жадности в делах, касающихся этого Учения, но я скрыл его по совету Пагмодупы из-за некоторых знаков. Ты можешь раскрыть его и даровать тем, кто будет просить его.

Чансэну он сказал:

— Бремя сохранения Таглуна поровну поделят Чансэн и Ринченгён. Рингён совершил продолжительные погребальные ритуалы по Таглунтанпе и

Сангье Гомпе. Кенпова сказал ему:

— Теперь, Драгоценный, молю проверить книги! Он ответил:

— О, Кенпова! Учителя нашей линии, должно быть, знали, как проповедовать нужное учение, раз к ним приходили ученики. Нужен ли какой-то кальянамитра, знаток текстов? [97а ]

Тех, кто просил наставлений, Ринченгён учил тому, что могло изменить их. Он выказывал беспристрастие к добродетельным, злым и бездарным. Много раз его видели как Таглунтанпу. Много раз он сам являл разные проявления своего физического тела. Кроме того, его видели как Шакьямуни, Самвару и других божественных существ. Есть также много рассказов о его великом даре предвиде­ния. Много раз он излечивал больных, правильно распознавая знаки, восстанав­ливал зрение слепым и слух глухим, помогал увечным. Он построил чайтьи (sku-'bum) с хранилищами изображений Cbum-khang).

Раскапывая гору на месте одного такого хранилища, он почувствовал боль в ноге. Он расспросил людей, хорошо знавших признаки этой местности, и они сказали ему, что это гора жизни его Учителя, и поэтому раз он раскопал ее, она ему навредила. Тогда он сделал серебряный реликварий размером в локоть и одну пядь, поместил в него изображение Пагмодупы, сидящего на солнечном диске, сделанное из 17 санов золота. В центре солнечного диска он поставил изображение Таглунтанпы Великого под зонтом, сделанное из одной меры (дэ) серебра. Остав­шееся серебро он использовал для большого изображения Таглунтанпы. Затем он пригласил упадхьяю, ачарью и других, кто имел право давать совет, и сказал им:

— Изображений и книг слишком много! Их нельзя поместить в храм. Соберите совет, чтобы обсудить строительство двух малых храмов, и дайте мне знать о решении.

Ачарья Ку сказал:

— Любой храм хорош! Нам следует заниматься созерцанием и толкованием Учения. Один-единственный отшельник лучше сотни Праджняпарамит в 100 ты­сяч стихов («Шатасахасрики»), написанных золотом.

Другие сказали:

— Умоляем, давайте построим храм, а также будем созерцать и тол­ковать Учение.

Когда ему исполнилось 34 года, в год Дерева-Обезьяны (1224), Куел Ринченгён начал строить большую вихару. Они послали людей в Нагшо рубить деревья, но обитатели Дихуна возражали. Тогда они привезли дерево из Бо. Много дерева привезли из До. [976] Примерно в это время он получил ключи от Пондо. После этого племянник Дихунпы попросил его привести древесину из Нагшо, и они привезли ее оттуда. Тэнка изучил знаки местности и сказал:

— Будет хорошо, если мы построим ее как основу главной улицы. Поэтому они построили ее в начале главной улицы. В этом храме они поставили

80 колонн, в верхней галерее было четыре ряда колонн, всего 32. В нижней галерее было 24 колонны в три ряда. В каждой из боковых галерей было шесть колонн, всего 12. В каждом из нефов были две колонны. В первом зале (гохан) были четыре колонны. Веранда за главными воротами имела четыре колонны, всего 80. Было там 13 капителей. В год Мыши (1228) они завершили верхнюю и нижнюю галереи¹.

Затем Ринченгён назначил упадхьяю и ачарью, заставил их посвящать других и таким образом открыл врата религии. Он ввел изучение Дхармы и созерцатель­ную практику, Сам же Куел Ринченгён следовал примеру Таглунтанпы Великого. Он не добавлял новых наставлений и не менял ни одного слова в текстах молитв и торжественных пожеланий. Он постоянно бодрствовал и не склонял голову на подушку. Отправившись в Северное нагорье, он заставил свою свиту воздержи­ваться от мяса. Когда ему преподносили оружие, он велел ломать его в своем присутствии. Священные предметы, преподносимые ему, он принимал собствен­ными руками. Другие подношения собирали его люди. Он не проповедовал жен­щинам и не разговаривал с ними. Он не любил бессмысленные шутки. Когда стал настоятелем, те, что хотели быть его благодетелями, были очень бедны, но затем они разбогатели, и подношения умножились. Множество людей кормилось из его дворца. Каждый месяц они получали по полмеры (дэ) зерна. Он давал гарантии от имени других. Некоторых полностью обеспечивал из своего дворца. Из своего же дворца он поддерживал 82 хозяйства. Глядя на поток вещей, поступающих со стороны, люди думали: «Где они будут все это хранить?» А видя раздаваемое из его дворца, думали: «Сможет ли он выдержать такие затраты?» [98а]

Он заполнил большую вихару тремя видами предметов почитания. Сначала, когда он стал настоятелем, монахи, обещавшие не расходиться, разбрелись, не слушая его. Монашеские кельи лежали в руинах, и оставалось лишь около 700 монахов. Затем число монахов увеличилось и достигло 2800. Оно продолжало расти и, наконец, собралось до 3700 монахов. Число монашеских келий тоже увеличи­лось. К моменту его смерти собралось около пяти тысяч монахов. Заняв место настоятеля, он владел не более чем семью мешками ячменя. Ему нужно было также заплатить долг около пятисот санов золота. Позднее все комнаты его дворца заполнились золотом, серебром, шелками и проч. Загоны монастыря были полны тысячами яков и лошадей. Поговорка «никому не потягаться даже с собакой из Таглуна» зародилась в его время.