55 Наука как феномен культуры. Наука и техника. Научно-технические перспективы европейской цивилизации.

Философия и наука – являются самостоятельными, но очень тесно связанными между собой формами человеческого познания мира.

Вопрос о соотношении и взаимосвязи философии и науки имеет два аспекта: определение сходства и различия между философией и наукой, и определение научной ценности философии. Оба этих аспекта вызывают споры.

С одной стороны, философия, в отличие от науки, изучает не конкретные объекты, включая человека, но то, как эти объекты осознаются человеком и складываются в его бытие. Философия пытается ответить на мировоззренческие вопросы, т.е. самые общие вопросы бытия и возможности его познания, ценности бытия для человека. Наука же всегда конкретна и имеет четко определенный объект исследования, будь то физика, химия, психология или социология.

Философия не имеет математического аппарата, не ставит опыты и эксперименты. Философские проблемы не имеют однозначного и окончательного решения. Споры по ним продолжаются столетия. А сами ответы на философские вопросы формулируются не однозначно утвердительно, а только гипотетично, через предположение. Аксиом и доказанных теорем в философии нет.

Наконец, для любой науки обязательным требованием при иследовании является объективность, понимаемая в том смысле, что на процесс исследования не должны влиять переживания, личные убеждения ученого, представление о ценности результата для человека. Наоборот, философия всегда озабочена аксиологическими вопросами, т.е. вопросами о значимости (ценности) достигнутого знания для человека.

Философия и наука всегда взаимно обогощяли друг друга. Многие открытия, подтвержденные впоследствие точными науками, первоначально являлись именно философскими озарениями. Самый известный пример этого – атомы Демокрита, реальность которых была подтверждена только через 2,5 тысячи лет, уже в 20 веке. Нельзя также не упомянуть о том, что представители точных наук с неизбежностью приходят к необходимости философских обощений достигнутых ими результатов. Исключительно философично учение Дарвина, широко известны философские работы физиков Ньютона, Эйнштейна, Луи де Бройля, Нильса Бора.

Философию и науку роднит наличие у них познавательных функций. Однако, философия пытается познать «познаваем ли мир» и «каков он в целом», а наука изучает конкретные объекты и явления живой и неживой природы.

Подобно научным дисциплинам, философия имеет свой язык, понятий аппарат. Ядром философии, как и теоретических (фундаментальных) наук, является теоретизирование, т.е. выстраивание умозаключений на заданную тему с целью достижения истинного утверждения (вывода).

Наличие собственного понятийного аппарата, предмета исследования и логического теоретизирования как основы исследовательского процесса, являются теми основными признаками, которые позволяют называть философию наукой или, точнее, особой областью научного знания, специфической научной дисциплиной.

В заключение можно привести точку зрения выдающегося немецкого философа начала 20 века Эдмунда Гуссерля, одна из работ которого так и называется «Философия как строгая наука». В ней Гуссерль указал, что с самого момента своего возникновения филосояи выступила с притязанием являться строгой наукой, однако, это притязание не осуществилось до настоящего времени. Философия не стала строгой наукой, поскольку даже самый смысл философских проблем бытия и сознания еще не приобрел научной ясности. По своей задаче философия – высшая и самая строгая из наук. Она представляет собой общую претензию человечества на абсолютное знание. Но философия лишена элемента учительства. Она ничему не учит и ее саму невозможно учить. Еще Кант говорил, что можно научиться только философствованию, а не философии. Философии нельзя учиться потому, что в ней нет объективно понятых и обоснованных идей, и потому, что ей недостает еще логически прочно установленных и, по своему смыслу, вполне ясных проблем, методов и теорий. Иными словами, философия – это всегда спор и всегда предположение об истине, но не сама истина.

56-58 Нигилизм и проблема переоценки ценностей в европейской философии. Феномен обесценивания мира, жизни и человека. (по работе М. Хайдеггера «Европейский нигилизм»).

Пять главных рубрик в мысли Ницше

Первое философское применение слова “нигилизм”, по мнению Хайдеггера, находится в открытом письме Фр. Г. Якоби к Фихте. Позже его Тургенев обозначил как воззрение, что единственное существующее на самом деле - это то, что доступно чувственному восприятию, т. е. собственному опыту. Хайдеггер считает, что для этого больше подходит понятие "позитивизм". Также слово "нигилизм" применил Жан-Поль в его "Подготовительной школе эстетики" для обозначения романтической поэзии как поэтического нигилизма. Кроме того, Хайдеггер упоминает “Объяснительное слово” Достоевского к его пушкинской речи, в которой говорится, что великий поэт отметил и поставил перед нами отрицательный тип наш, человека беспокоящегося и не примиряющегося, ни во что не верующего, все отрицающего, делать с другими не желающего и искренно страдающего (тот же Онегин).

Для Ницше, говорит Хайдеггер, значение слова “нигилизм” существенно “шире”. Ницше говорит о “европейском нигилизме”, “западном".

“Нигилизм” употребляется Ницше как название исторического движения, истолкование сути которого он сводит к короткому тезису: “Бог умер”, то есть утратил свою власть над сущим и над предназначением человека. Это то событие, от которого меняется истина о сущем в целом, тяготея к обусловленному ею концу. Истина о сущем в целом - “метафизика”. Конец метафизики – упадок идеалов, но он не прекращает истории. В ходе этого процесса исчезновение прежних целей и обесценение прежних ценностей уже приветствуется как освобождение, поощряется как решительное приобретение и понимается как завершение.

С изменением прежнего отношения к ведущим ценностям нигилизм становится свободной и чистой задачей установления новых ценностей. Это Ницше называет “классическим нигилизмом”, то есть его собственная “метафизика”. Если раньше все воспринимали нигилизм только как обесценивание прежних ценностей, то Ницше его понимает как процесс установления новых ценностей, переход на другой уровень, скажем так. «Классический нигилизм» - первая рубрика в мысли Ницше.

Из того, что существо “нигилизма” мы обязательно должны продумывать в связи с “переоценкой всех ценностей”, с “волей к власти”, с “вечным возвращением того же”, со “сверхчеловеком”, уже можно догадаться, что существо нигилизма в себе многозначно, многостепенно и многообразно. Имя “нигилизм” допускает поэтому разнообразное применение. Можно швыряться термином “нигилизм” как бессодержательным громким модным словом, призванным одновременно сразу и отпугнуть и ославить, и обмануть злоупотребляющего им насчет его собственного безмыслия. Мы можем и другое: ощутить полную тяжеловесность того, что этот термин говорит в смысле Ницше. Это будет тогда означать: помыслить историю западной метафизики как основание нашей собственной истории и, таким образом, будущих решений. Мы можем, наконец, осмыслить то, что мыслил в этом имени Ницше, еще существеннее, поняв “классический нигилизм” Ницше как тотнигилизм, чья “классичность” состоит в том, что он вынужден, не зная того, занимать позицию отчаянной обороны против знания своего внутреннейшего существа. Классический нигилизм тогда раскрывается как завершение нигилизма, когда этот последний считает себя изъятым из необходимости осмысливать как раз то, что составляет его существо: nihil, ничто — как завесу истины бытия сущего.

Переоценка.

“Нигилизм”, классически понятый, означает теперь, наоборот, освобождение от прежних ценностей как освобождение для некой переоценки всех (этих) ценностей. Выражение “переоценка всех прежних ценностей” наряду с ведущим словом “нигилизм” служит Ницше в качестве второй главной рубрики в мысли Ницше.

Под этой рубрикой “переоценки ценностей” мы представляем себе выдвижение видоизмененных ценностей на место всех прежних ценностей. Для Ницше “переоценка”: исчезает именно “место” для прежних ценностей, а не так, что просто расшатываются они сами. Этой переоценкой бытие впервые осмысливается как ценность. Тем самым метафизика становится мышлением в ценностях. В эту перемену входит то, что не просто все прежние ценности падают жертвой обесценения, но что прежде всего лишается корней сама потребность в ценностях прежнего рода на их прежнем месте, а именно в сверхчувственном. Искоренение прежних потребностей всего надежнее произойдет путем воспитания растущей нечувствительности к прежним ценностям, путем изглаживания из памяти прежней истории посредством переписывания ее основных моментов. “Переоценка прежних ценностей” есть прежде всего перемена в прежнем полагают ценностей и “взращивание” новых ценностных потребностей.

Если такая переоценка всех прежних ценностей должна быть не только предпринята, но и обоснована, то для этого требуется какой-то “новый принцип”, т. е. такой подход, при котором сущее в целом было бы подвергнуто принципиально новому определению. Само сущее в таком случае нуждается в каком-то новом истолковании, чтобы его принципиальные черты получили определение, делающее его "пригодным служить в качестве “принципа” составления новой таблицы ценностей и в качестве масштаба для них соответствующего упорядочения по рангу.

Нигилизм как “обесценка высших ценностей”

Запись Ницше (XV, 145) гласит: “Что означает нигилизм? — Что верховные ценности обесцениваются. Пропала цель; пропал ответ на „зачем?"”

В ответе есть решающее для понимания нигилизма обстоятельство: нигилизм процесс, процесс обесценки, утраты ценности верховными ценностями. Когда ценности теряют цену, они приходят в упадок. Для понимания нигилизма нужно заранее знать, что такое вообще “есть” такая вещь, как “ценность”, на каком основании имеются “верховные” (“высшие”) ценности и какие это высшие ценности.

Ницше дает пояснение, пишет Хайдеггер. Нигилизм состоит в том, что пропала “цель”. Хайдеггер идет дальше: Какая внутренняя взаимосвязь существует между ценностью и целью? Пояснение говорит: “пропал ответ на „зачем?"”. Ответом определяется то, что мы называем “основанием”. Вопрос повторяется: какая есть внутренняя связь между основанием и ценностью?

Ценность это значимое, стоящее; только что значимо — ценность. Значимо то что играет важную роль. Вопросом остается: значима ли ценность, потому что она весома, или всякий вес может быть измерен только значимостью? Если последнее верно, то спросим снова: что значит: ценность значима? Значимость все же не ничто, отвечает Хайдеггер, она скорее род и способ, каким ценность, а именно в качествеценности, “есть”. Значимость есть род бытия. Ценность имеет место только в том или ином ценностном бытии.

Вопрос о ценности и ее существе коренится в вопросе о бытии. Ценности только там открыты для доступа и пригодны служить мерилом. Ценить что-то, т. е. считать ценностью, значит одновременно: с этим считаться. Это “считаться с”заранее уже включает в себя какую-то “цель”. Поэтому существо ценности стоит во внутренней связи с существом цели. Опять мы касаемся коварного вопроса: является ли что-то целью потому, что оно ценность, или что-то становится ценностью лишь поскольку оно положено как цель? Хайдеггер не дает нам ответа.

Те же соображения напрашиваются в том, что касается соотношения ценности и основания, и мы вновь не получаем ответа. Или-или (ведь сущностные очертания “ценности” и “основания” не могут быть размещены в одной и той же плоскости определения)

Как бы ни разрешились эти вопросы, по крайней мере в общих чертах вырисовывается внутренняя связь ценности, цели и основания.