Александр Николаевич Витмер

Прадед А.Н. Витмера приехал в Россию из Дании в XVIII в., мать происходила из древнего рода Барановых, представители которого с середины XVI в. жили на тихвинской земле. Род Барановых происходил от крымского мурзы Барана или Барына, в 1490 г. переселившегося из Крымского ханства в Россию. Мурза принял христианство и в святом крещении получил имя Даниил. Его потомки участвовали в походе Ивана Грозного на Казань в 1552 г. и за это получили вотчины в Обонежской пятине Новгородской земли, недалеко от Тихвина. В XVIII в., когда Тихвин получил статус города, поместья Барановых вошли в состав Тихвинского уезда Новгородской губернии.

Деду А.Н. Витмера по матери Егору Васильевичу Баранову принадлежали два поместья в Тихвинском уезде: Климово в 70 верстах к востоку от Тихвина и Гора — в 22 верстах к востоку от Тихвина. У Егора Васильевича было 29 детей от двух жен: от первой жены 18 детей и от второй 11. До зрелого возраста дожили только трое детей от второй жены Александры Макаровны: Петр Егорович, Екатерина Егоровна и мать Александра Николаевича Наталья Егоровна. После смерти деда А.Н. Витмера Егора Васильевича деревня Климово перешла по наследству Екатерине Егоровне, а имение Гора досталось дяде Александра Николаевича Петру Егоровичу, старшему в роде. В начале XIX в. он учился в Морском корпусе, где в то время царили чрезвычайно жестокие нравы: «Была, например, в морском корпусе игра в разбойники, отличавшаяся такой жестокостью избиений, что мальчики прыгали из окон второго этажа, лишь бы не попасться в руки разбойников. Что же касается воспитательного метода, то дядя уверял, что в первый же день поступления в корпус его высекли за шалости два раза. На следующий день опять высекли. Это показалось ему так оригинально, что мальчик стал на листе бумаги отмечать черточками каждое сечение. Оказалось, что за шалости в первые два месяца его высекли пятьдесят два раза».¹ После окончания Морского корпуса во флоте он служил недолго, вышел в отставку по болезни, и до конца своих дней жил в имении Гора Тихвинского уезда. Он не был женат, отличался крайней нелюдимостью, бодрствовал ночью и спал днем, поэтому и крестьяне и соседи помещики считали его колдуном и очень боялись. К своему племяннику Александру он относился хорошо и даже хотел передать ему свою фамилию, но не успел оформить документы. После его смерти имение Гора перешло к матери А.Н. Витмера Наталье Егоровне.

Александр Николаевич Витмер родился 26 марта 1839 г., и детство свое провел в Тихвине. Мать А.Н. Витмера и тетушка Екатерина Егоровна Баранова (в замужестве Шамшева) с дочерьми многие годы снимали комнаты в Тихвине, на улице Богоявленской (ныне улица Римского-Корсакова 11, так называемый «зеленый дом»), и были ближайшими соседями Римских-Корсаковых. Правда, в Тихвине они жили только зимой, а лето проводили в деревне Климово, в 70 верстах к востоку от Тихвина.

Когда Александр Николаевич учился в корпусе в Петербурге (1851-1857), он ежегодно (начиная с 1852 г.) приезжал в Климово: «Страстно любя деревню, матушку, тетку, кузин, верховую езду и охоту, я каждую осень, после лагерей, отпрашивался в отпуск и отправлялся в имение тетки, где матушка проводила лето».² Дорога из Петербурга в Климово была сложной и долгой: сначала на пароходе до Шлиссельбурга, затем по Ладожскому каналу на «трешкоте» (по словам А.Н. Витмера, «ужасной посудине») до Ладоги, затем от Ладоги до Тихвина на телеге (на почтовых нельзя было ехать, потому что подорожная кадетам не выдавалась), от Тихвина до Горы на телеге и от Горы до Климова на бричке. Путешествие продолжалось не менее трех суток. В 1857 г. Александр Николаевич окончил корпус первым учеником и на следующий год, уже в звании поручика, опять приехал в Климово.

А.Н. Витмер начал свою службу в Гренадерском полку эрц-герцога Франца-Карла, затем служил в лейб-драгунском Московском Его Величества полку. В 1859-1861 гг. учился в Николаевской Академии Генерального штаба, по окончании Академии продолжил службу в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку. Во время польского восстания 1863 г., в «деле при Сендзиовицах» (14 августа), 42 гродненских гусара более 3 часов отбивали атаки 1600 польских повстанцев. Из русского отряда уцелело только 3 человека, среди них А.Н. Витмер, под которым была убита лошадь.

В 1864 г. Александр Николаевич защитил диссертацию и получил должность адъюнкт-профессора Николаевской Академии Генерального штаба, где преподавал военную историю. В 1869 г. командирован за границу для знакомства с прусской и французской армиями, после чего опубликовал ряд статей, в которых вопреки распространенному мнению доказывал, что Франция потерпит поражение в будущей войне с Пруссией. В 1873 г. А.Н. Витмер серьезно повредил колено и едва не остался инвалидом. В 1876 г. он оставил Академию и был назначен начальником штаба Второго корпуса. В конце русско-турецкой войны, в связи с угрозой военного конфликта с Англией, занимался укреплением обороны береговой линии Финского залива. В 1878 г. генерал-майор Витмер подал в отставку по состоянию здоровья.

На протяжении всей своей жизни А.Н. Витмер написал и опубликовал много работ по военным вопросам, среди них «Французские военные учреждения конца прошлого столетия и компании 1800 г.»; «Задачи русского флота» (СПб., 1910); «Военные порты Финского побережья и Черного моря (Стратегический обзор)» (СПб., 1913); «Флоты — минный, подводный и воздушный» («Ревельские известия», 1914). В 1890-х гг. Александр Николаевич начал работу над мемуарами «Что видел, слышал, кого знал». Витмер был знаком со многими известными людьми, например, Н. Пироговым, А. Бутлеровым, Н. Ге. В своих воспоминаниях часто отзывается о них критически, не скрывая их слабых сторон. Рассказывая о знаменитом хирурге Пирогове, Витмер подчеркивает его скупость и говорит об антисанитарных условиях, царивших в его имении «Вишня». В воспоминаниях о М.Д. Скобелеве, который был его учеником в Академии Генерального штаба, А.Н. Витмер высказал парадоксальную мысль, что безвременная смерть этого чрезвычайно талантливого и популярного генерала была благом для России, так как его подстрекательские славянофильские выступления могли спровоцировать общеевропейскую войну.

После отставки Александр Николаевич, у которого были больные легкие, уехал в Крым, поселился в Ялте и занялся предпринимательством. Он скупал земельные участки, а затем, в период строительного бума, продавал их с высокой прибылью. С успехом занимался виноградарством и табаководством, доказал возможность производства в Крыму высоких сортов табака (дюбека), за что получил золотую медаль. На ялтинской набережной он строил и покупал гостиницы и рестораны, ему принадлежали типография и кинотеатр, в Севастополе он основал первый в России устричный завод. Под псевдонимом Аэнвэ писал для сцены, одна из его пьес «Акростих» была поставлена в Александринском театре и имела выдающийся успех. Витмер любил живопись, скульптуру, литературу, увлекался охотой, плаванием, гимнастикой, верховой ездой и, по его словам, «увлекался всем на свете, кроме карточной игры и пьянства».³

В начале военной карьеры он серьезно изучал медицину, долго практиковался в анатомических театрах, даже хотел сменить профессию и стать медиком. Для своего больного колена изобрел специальное устройство, изготовленное по его чертежам за границей.

В Ялте Александр Николаевич организовал художественный кружок, занимался подготовкой выставок. Он собрал довольно большую коллекцию западноевропейской и русской живописи, значительная ее часть находится сейчас в Художественном музее города Севастополя. Витмер не жалел средств на благотворительность, помогал школам, на его деньги построены здания городской управы и дом для престарелых актеров в Балаклаве.

Из всех работ А.Н. Витмера наибольшей известностью пользуется книга «1812 год в "Войне и мире"» (СПб., 1869). Витмер критикует Толстого прежде всего как историк, тем более что война 1812 г. была сферой его профессиональных интересов. Лев Николаевич, желая подчеркнуть отличие Бородинского сражения от всех других, пишет: "...Прежде, после двух-трех распоряжений, двух-трех фраз, скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, и пушки и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом, и так далее, и так далее. Теперь же что-то странное происходило с его войсками".⁴

Профессиональный историк Витмер позволил себе не согласиться с таким утверждением: "Под Иеной и Аустерлицем, действительно, почти так было; но так не было ни под Лоди, ни под Маренго, ни под Арколе, ни под Ваграмом. Под Лоди дело ограничилось простым форсированием переправы во время преследования армии Болье, не имевшим никаких решительных результатов. <...> Под Ваграмом так же, ни множества трофеев, ни корпусов пленных взято не было. <...> Что же касается до Маренго и Арколе, то под Маренго Наполеон с самого начала даже потерпел поражение, то есть после упорного боя принужден был начать отступление. <...> Наконец, сражение при Арколе было одним из самых неудачных в продолжение всей военной карьеры Бонапарте. Генерал Бонапарте совершил здесь подвиг личной храбрости — не более; но подвиг этот, сам по себе, служит доказательством, насколько затруднительно было его положение при Арколе. После сказанного нельзя не сделать предположения, что автор составил себе понятие о сражении при Арколе по банальным гравюрам, а о Лоди, Ваграме и Маренго по историческим романам французских борзописцев. Мы далеки от того, чтобы упрекать в этом художника; но зачем же с такими познаниями напускать на себя вид человека в деле компетентного, судьи — непогрешимого?".⁵

Но предметом критики были не только исторические неточности в романе, Витмер оспаривает и философию истории Толстого (например, отсутствие земных причин у исторических событий), роль личности, мотивы поведения солдат и офицеров в бою и.т.д. Очень важной причиной расхождений писателя и историка было отношение к Наполеону и Кутузову. Витмер восхищался Наполеоном и скептически оценивал роль Кутузова в войне 1812 г., Толстой придерживался прямо противоположного мнения. Может быть, не случайно Толстой, использовавший в своей работе сравнительно небольшое количество источников (всего 47), в значительной степени опирался на весьма спорную работу Михайловского-Данилевского «Описание Отечественной войны 1812 года». Дело в том, что Михайловский-Данилевский, как и Толстой, отрицательно относился к Наполеону и не видел в нем великого человека, а Витмер, не разделявший таких взглядов, критиковал Толстого за выбор такого недостоверного источника, как Михайловский-Данилевский.

Наполеон изображен в романе Толстого резко сатирически: «желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом»,⁶ «маленький Наполеон, с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастья других взглядом».⁷ В 4 томе романа Толстой описывает утренний туалет Наполеона: камердинер растирает одеколоном «толстую спину» и «жирную грудь»⁸ императора. Витмера возмутила эта сцена: «Мы воздержимся от каких бы то ни было замечаний по поводу жирной спины, ее вспрыскивания одеколоном и других интересностей XXVI главы, отвечая на все это весьма мудрой французской поговоркой: “Il n’y a pas de grand homme pour son valet de chambre”, — то есть “Для лакея нет великого человека”».⁹

Подобная критика была настолько оскорбительной, что Толстой не счел нужным ответить на нее в периодической печати, как он это делал иногда в других случаях. Например, в ответ на критику П. Вяземского, который считал недостоверной и не согласующейся с характером Александра I сцену “кидания бисквитов в народ”, Лев Николаевич написал Бартеневу, в журнале которого "Русский архив" была напечатана статья Вяземского, и попросил его дать опровержение и ссылку на источник (Сергей Глинка, Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника московского ополчения, СПБ., 1836). Правда, опровержения не последовало, так как в указанном источнике никакой «сцены с бисквитами» не было. Витмеру Толстой не ответил и даже не попытался этого сделать, более того, в 90-томном собрании сочинений Толстого нет не одного упоминания имени Витмера. Но Толстой ответил своему критику в самом тексте романа в редакции 1873 года: «Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии».¹⁰

Другой наиболее известной работой Витмера является его статья «Памяти Н.А. Римского-Корсакова», опубликованная в журнале «Нива» за 1912 г., № 21. В этой статье Витмер рассказывает не только о семье Римских-Корсаковых, но и о жизни города Тихвина в середине XIX в., когда Тихвинская водная система еще являлась одной из главнейших артерий страны: «…Эта тихая езда на лодках делала Тихвин городом совсем не тихим. Жили там, напротив, бойкой, широкой жизнью. Строились лодки, нагружались и перегружались суда, торговали в постоялых дворах и лавках. Все жители имели крупные заработки, жили бойко, весело, нарядно и у всякого мещанина была резвая лошадка-шведка, которыми тихвинцы щеголяли и в праздники ездили на перегонки по главным улицам города. Пьянство, впрочем, было не в особенном фаворе, и тихвинцы занимались преимущественно чаем, которого выпивали неимоверное количество, за что получили от бойких новгородцев прозвание «водохлебов». Еще более бойкой жизнью жили, конечно, помещики. Судоходные и красивые реки Тихвинка и Сясь, при близком их расстоянии от Петербурга, послужили к водворению на них целого ряда дворянских гнезд старинных фамилий, гордившихся записью своей в 6-й книге древних дворянских родов. И если в 120 верстах от Петербурга решил поселится в Грузине такой туз, как Аракчеев, то по берегам Сяси и Тихвинки, в 220-270 верстах от столицы, издавна поселились Апрелевы, Кобылины, Барановы, Шамшевы, Унковские, Путятины».¹¹

Это описание жизни Тихвина важно не только для краеведов, которые очень часто цитируют А.Н. Витмера, но и для исследователей жизни и творчества Н.А. Римского-Корсакова. Первый биограф композитора Н. Финдейзен называет город Тихвин «захолустным» и голословно утверждает, что тихвинское детство не оказало на композитора никакого влияния. Последующие биографы Римского-Корсакова благодаря знакомству с работой А.Н. Витмера уже не повторяли таких ошибок.

К семье Римских-Корсаковых А.Н. Витмер относился с большой симпатией. Нику он помнил плохо, Александр был старше его на пять лет и товарищами они быть не могли, но зато о матери будущего композитора Софье Васильевне он пишет с нескрываемым восхищением: «Это была в полном смысле слова красавица, которая оставалась такою несмотря на седые волосы до 60-ти лет. При том это была женщина несомненно умная, образованная, воспитанная, тактичная — настоящая покорительница сердец от мала до велика. Она владела тайной очаровывать даже дам, и я хорошо помню отзывы моей матушки и тетки, с гордостью рассказывавших, между прочим о том, как приехал по какому-то случаю в Тихвин флигель-адъютант государя, красавец Реад, влюбился по уши в Софью Васильевну, но за целый месяц самого настойчивого ухаживания ничего не добился, так с носом и отъехал».¹²

Очень интересен рассказ А.Н. Витмера о том, как Софья Васильевна вылечила заикание Ники, заставляя его говорить нараспев. Александр Николаевич утверждает также, что «своим музыкальным развитием, помимо природной даровитости, Николай Андреевич несомненно был обязан матери своей Софье Васильевне».¹³ Это довольно спорно, сам композитор свидетельствует, что на его памяти мать «никогда и ничего не играла»¹⁴, а первой его учительницей музыки была соседка Екатерина Николаевна Унковская.

Об отце композитора Андрее Петровиче А.Н. Витмер отзывается более сдержанно, так как значительно хуже знал и помнил его: «Это был невысокого роста, пожалуй, некрасивый, всегда чисто одетый, с прекрасными манерами, всегда вежливый господин, которого все признавали за человека высокообразованного, очень умного и по тому времени либерального. Он избегал близкого общения с местными дворянами, жил скромно и вел дружбу только с казначеем Александром Максимовичем Горностаевым, одним из членов тогдашней художественной семьи — человеком, бесспорно очень умным и образованным, которого тихвинцы с гордостью (как природного тихвинца) ставили в этом отношении даже выше Андрея Петровича».¹⁵

Природными тихвинцами, видимо, считали только тех, кто родился и жил в самом городе, а Андрей Петрович провел свое детство в селе Никольском Тихвинского уезда, поэтому природным тихвинцем не считался. Витмер утверждает, что Андрей Петрович приехал в Тихвин только после отставки в 1830-е годы, на самом деле он жил в Тихвине и в 1820-х гг., когда получил бессрочный отпуск.

Менее известна статья Витмера «Дяденька Петр Егорович», опубликованная в «Историческом вестнике» за 1916 г., хотя эта работа представляет для краеведов исключительный интерес. Здесь Витмер высказывает не слишком широко распространенное мнение, что крепостное право, по крайней мере в Тихвинском уезде, не только не было обременительно, а было, в сущности, благом для крестьян: «Помещики, не очень богатые, управляли имениями либо сами, либо через старост. Не было «кровопийц» управляющих, не было и богатых, властных самодуров-помещиков… На крепостного помещики смотрели как на человека. Это были отношения чисто патриархальные, и помещики стояли горой за своего крестьянина — перед капитан-исправником, например, который выбирался из дворян дворянами же; а становые — не только обидеть мужика, но и вообще перед помещиком пикнуть не смели, не то, что теперь, когда даже урядник может из мужика «и дров и лучины нащипать». Личная польза обязывала также помещика заботиться о благосостояние крестьянина, чтобы у него была лошадь, корова, овцы (для полушубков и шерстяной пряжи), и в неурожайный год крестьянин не боялся голодухи: «барин накормит, барин не даст в обиду, за барином, как за каменной стеной».¹⁶

Возможно, Витмер несколько преувеличивает прелести крепостного права в Тихвинском уезде, но здесь сказывается его всегдашняя любовь к Тихвину, где он провел свое детство и где постоянно жила его мать Наталья Егоровна, соседка Римских-Корсаковых. После смерти отца композитора Римские-Корсаковы переехали в Петербург, дом в Тихвине им был больше не нужен и 10 декабря 1872 г. Николай Андреевич подал рапорт в Тихвинскую Дворянскую опеку с просьбой «означенный дом продать или же назначить в опеке торги и продать его».¹⁷ Со своей стороны, мать Витмера давно просила сына «купить дом Корсаковых, благодаря своему местоположению составлявший давнюю мечту ее».¹⁸

Дом был куплен Витмером для своей матери Натальи Егоровны с публичного торга, вероятно, в начале 1873 г., так как согласно Журналу Тихвинской Дворянской опеки после рапорта от 10 декабря 1872 г. Николай Андреевич подал еще прошение о продаже дома от 23 декабря 1872 г.¹⁹ и только после этого могли быть назначены торги. Наталья Егоровна «поправила и отделала»²⁰ дом и прожила в нем до своей смерти в 1886 г. Дом унаследовал А.Н. Витмер и в 1910 г. он «предпринял его капитальный ремонт, причем старался по возможности оставить дом в том виде, в каком застало его рождение Николая Андреевича».²¹ Но полностью сохранить все, как было, не удалось. Обшивка дома устарела, и Витмер заменил гладкие доски на новые с «калевкой», так называемые «в рустик». При этом он сохранил подлинные наличники и часть подлинной обшивки со стороны двора. Были заменены полы в нескольких комнатах и оконные рамы, но рамы были сделаны по образцу прежних и в них даже вставили часть старых помутневших стекол, напоминавших слюду. Благодаря такому бережному отношению к дому его удалось сохранить до наших дней.

Умер Александр Николаевич Витмер 25 ноября 1916 г., похоронен в Ялте на Аутском кладбище, уничтоженном в 1950-е гг.

Титова А.А.