Вторые мордвиновские краеведческие уездные чтения

20 Ноября 2005 года

Кусей Елена Евгеньевна, главный специалист по истории и этнографии природного парка «Вепсский лес».

В гости к оятским вепсам

Глава 1. «Охотный промысел».

Природный парк «Вепсский лес» расположен в восточной части Ленинградской области на территории четырех административных районов – Тихвинского, Подпорожского, Лодейнопольского и Бокситогорского. 43,5 % территории парка приходится на Подпорожский район, где проживают оятские вепсы – самая большая подгруппа средних вепсов. Знакомство с традициями, жизненным укладом и самобытной культурой оятских вепсов и было целью этнографической экспедиции, которая проводилась в конце августа этого года сотрудниками научного отдела.

П рирода Подпорожского края уникальна, и поражает своей величественной красотой. Холмисто-грядовый рельеф чередуется с болотными массивами, глубокими и чистыми озерами, множеством быстрых речушек и обилием холодных родников. Но главное богатство – это, конечно же, лес. Здесь преобладают еловые леса с примесью березы, осины, сосны. На возвышенных местах нередко встречаются боры из мачтовых сосен. Леса изобилуют грибами и ягодами, полны птичьего гомона и звона ручьев. Водятся в них лоси-великаны, кабаны, зайцы, медведи. В дремучих уголках леса можно встретить глухаря, рябчика или тетерева. Обилие озер и болот – раздолье для водоплавающих птиц. Такие природные богатства издавна привлекали к себе людей, и не случайно берега Ояти были заселены ещё в первом тысячелетии. Об этом мы узнаем из различных исторических источников. Охота и рыболовство – самые древние из промыслов оятских жителей, и до сих пор почти в каждом деревенском доме можно найти рыбацкие сети с берестяными поплавками, самодельные крючки и хитроумные ловушки. А шкурки пушного зверя, в изобилии водившегося в девственных лесах, долгое время были самой устойчивой валютой для местных охотников.

В беседах с деревенскими жителями тема «охоты» вызывает живой интерес, не только мужчины, но и женщины рассказывают «жизненные» истории, связанные с этим промыслом. В них, подлинные ситуации причудливо переплетаются с фольклорными и религиозными представлениями вепсов о непреложных законах природы, о необходимости гармоничного существования человека в естественных условиях, и об ответственности людей за сохранение и рациональное использование природных богатств.

Так, в селе Винницы, довелось мне слышать рассказ о «сороковом» медведе. Надо сказать, что вепсы всех групп с почтением относились к этому животному, существовали свои ритуалы и обряды, связанные с правилами «медвежьей охоты». Самой опасной считалась - сороковая. Так же как и русские, вепсы были уверены, «что сороковой медведь охотника калечит», и «что сороковой – роковой». Рассказ винницкой жительницы – яркое тому подтверждение.

«Жили мы тогда в деревне Мягозеро. Отец мой, Николай Егорович Гришин, был потомственным охотником-медвежатником. Это был промысел – за это и жили. Очень хороший меткий стрелок. Взял 39 медведей. Охотился так: ставил капкан, потом медведя добивал. 21 мая 1949 года очередной сороковой медведь попал в капкан. Медведь был большой, сильный, сорвал капкан и ушел. Отец позвал сына Ивана, и отправились по следу. Других людей не взяли, чтобы не показывать свой промысел. Возле чащи, куда ушел медведь, отец отослал Ивана вкруговую, а сам пошел на медведя. Ружье дало осечку, и медведь замял охотника. Пока сын прибежал, зверь нанес смертельные раны когтями и зубами. Порвал кожу на голове и теле. Иван добил медведя. А отец с такими ранами еще шел самостоятельно почти 5 км. Ни врачи, ни «знающие» люди помочь не смогли, через пять дней отец умер. Это был сороковой медведь. Интересно, что когда отец был на войне, цыганка нагадала ему, что погибнет он не на фронте, а от медведя. После возвращения домой, он всем рассказывал об этом предсказании, и смеялся, что этого не может быть – ведь он хороший, опытный охотник». Рассказывая этот случай и смахивая слезу, моя собеседница долго вздыхала: «Ведь говорили ему люди – «сороковой - опасный». А он не верил».

В почете была и охота на зайца. Еще во времена крепостной зависимости значительную часть оброка составляли продукты охоты. Так, в документах XVIII века говорится, что «…в деревне Чичино Пелдушского погоста крестьяне Нестеренко и Октронов уплачивали оброк в количестве одной деньги или шкурки зайца». Промысел зайца ведется и в настоящее время. В деревне Чурручей наш добровольный провожатый Лукьянов Г.М. подробно рассказывал, как он охотится на зайца с помощью силков («А ружья-то у меня век не бывало!»). На мой вопрос о количестве добытого трофея, простодушно заметил: «Да за зиму штук пяток возьму, а больше мне и не нужно».

Главной причиной широкого распространения ловушек и капканов всегда было недостаточное количество огнестрельного оружия. Это ощущалось вплоть до конца XIX столетия. Только вначале XX века среди местных охотников получило распространение оружие системы Бердана. До этого использовались ружья местного изготовления, в основном работы мастеров северных уездов. Охотничьи ружья переходили из поколения в поколение, и свидетельствовали о материальном благосостоянии семьи.

Говоря об охоте нельзя не упомянуть и о собаках. Практически в каждой деревне я обращала внимание на то, что собаки в крестьянских домах одной породы – лайки. Спрашиваю у жителей, почему не видно ну хотя бы обычной дворняжки. Ответ прост – «Так другие и не нужны, а эта и сторожит и охотница».

Зато в исторических документах ответ найти можно. «Охотники использовали местную породу собак – карельскую лайку. Знатоки сообщали: «Эта замечательная собака сама добывает пищу и без какой-либо дрессировки годна к охоте. К сожалению, эта порода, при столь отличных качествах, не имеет достаточной известности…». Впрочем, последнее утверждение было не совсем верным. Карельскую лайку заметили и уже в середине XIX века через Управление государственных имуществ собаки этой породы ежегодно поставлялись в Петербург для «царевой охоты». К началу XX века чистопородных карельских лаек осталось мало, и стоили они очень дорого – около 100 рублей».

Название «карельская» я так ни разу и не услышала, хотя честно и добросовестно пыталась навести бывалых охотников на эту мысль. Видимо, действительно не сохранилась порода. А жаль…