3.3. Мария Сибилла Мериан. Метаморфозы

Мария Сибилла характеризуется автором как «женщина любознательная, волевая, скрытная, разносторонне одарённая, движимая по жизни со всеми её религиозными и семейными перипетиями страстным желанием познать красоту и взаимосвязь в мире природы» ¹. Она - натуралист и художница, получившая известность своими уникальными трудами о жизни насекомых и воспетая в стихах как искуснейшая женщина, превзошедшая многих великих мужчин, автор «изумительных книг». Жизнь её, насыщенная событиями и приключениями, прошла под сильным влиянием религии. В этом Н.З. Дэвис видит её сходство с Гликль и Мари, но в то же время указывает и на различие между ними, так как, пишет она, «протестантские странствия Марии Сибиллы протекали по собственному, необычному маршруту» ². Последуем за нею, реконструирующей этот маршрут, но сначала отметим ещё одно различие между нашими дамами. В отличие от Гликль и Мари Мария Сибилла не оставила после себя своего жизнеописания. Поэтому Н.З. Дэвис искусно восстанавливает обстоятельства её жизни и творчества, а главное, метаморфозы её «Я» по другим источникам, прежде всего её энтомологическим сочинениям.

341

Как и в первых двух случаях, Н.З. Дэвис начинает повествование с рассказа о родителях своей героини, их происхождении, профессиональных занятиях и т.п. поскольку занятия отца и отчима Марии Сибиллы во многом определили сё собственные увлечения и занятия. Мария Сибилла Мериан родилась в 1647 г. в вольном имперском городе Франкфурте-на-Майне в семье художника и издателя Маттеуса Мериана Старшего, известного в Европе своими гравюрами с изображением городских и сельских пейзажей, научными трудами, а также изданием иллюстрированных выпусков «Великих путешествий» (отчётов об экспедициях в Новый Свет). Когда Марии Сибилле исполнилось всего 3 года, отец умер, и мать вскоре снова вышла замуж за вдовца Якова Марреля, художника-пейзажиста, гравёра и торговца произведениями искусств. Оба они, и отец, и отчим, имели франкфуртское гражданство, были зажиточными людьми и как художники стояли во франкфуртской сословной иерархии значительно выше своих собратьев по ремеслу. Неудивительно поэтому, что в этой семье дети стали художниками, в том числе и Мария Сибилла - наряду со своими братьями. Однако возможности у них не были равными.

В этой связи Н.З. Дэвис обращается к теме гендерной асимметрии в данной специфической профессиональной среде. Отмечая, что почти все художницы начала Нового времени родились в семьях живописцев или других людей искусства, ибо только в такой среде их способности бывали замечены и получали возможности для развития, она пишет, что художниц воспитывали несколько иначе, чем их братьев. Во-первых, женщин традиционно не допускали к писанию крупномасштабных исторических полотен и изображению обнажённой натуры. Но если это для Марии Сибиллы не играло никакой роли, так как она никогда не занималась ничем подобным, то, замечает Дэвис, хуже обстояло дело с другим. Только художников-мужчин посылали образовываться в другие мастерские, города и страны ¹.

Как бы то ни было, Мария Сибилла с детских лет с увлечением занималась живописью. Очень рано определился круг её интересов: сначала шелкопряд, а затем гораздо более красивые бабочки, которые выводились из других видов гусениц. Это, позже писала она, навело её на мысль собирать всех доступных ей гусениц и изучать их превращения, а также совершенствовать своё художественное мастерство, дабы зарисовывать их с натуры.

Так объясняется заголовок этой части книги Н.З Дэвис: метаморфозы, т.е. изучение и художественное воспроизведение метаморфоз (превращений) насекомых, ставшее делом всей жизни Марии Сибиллы.

342

Но, как и в случае с Мари, этот заголовок имеет двойной смысл. Второй, более глубокий, подразумевает метаморфозы самой Марии Сибиллы, не один раз радикально изменявшей образ своей жизни. Эти превращения и привлекают главное внимание Н.З. Дэвис.

Сначала как будто ничто не предвещало никаких метаморфоз. Жизнь Марии Сибиллы спокойно катилась по заданной родительским домом колее. Сравнительно быстро она получила известность как художница, работающая в разных жанрах (живопись, роспись тканей, гравюра). В 18 лет вышла замуж за любимого ученика её отчима Иоганна Андреаса Графа. Молодые супруги 5 лет прожили во Франкфурте, где у них родилась дочь Йоханна Хелена, а затем перебрались на родину мужа, в Нюренберг. Здесь они родили вторую дочь, Доротею. Это были годы дружеского общения с нюрен-бергскими художниками, неустанного творческого труда и роста известности Марии Сибиллы. У неё появляются первые ученицы, с которыми устанавливаются тесные отношения.

Наряду с этим одно за другим выходят её этномологические сочинения, среди которых имевший шумный успех двухтомный труд «Необычное превращение и уникальный цветочный корм гусениц». Детально анализируя научное творчество Марии Сибиллы, Н.З. Дэвис определяет его суть как экологическое видение природы и объясняет его особенностями женского мировосприятия. «Может быть, именно культурные обычаи и опыт женщины XVII в., - задаётся она вопросом, - позволили раскрыться её экологическому видению природы и способствовали выходу её работ за рамки привычного?». Обосновывая утвердительный ответ на этот вопрос, Дэвис отмечает, что в XVII в. интерес к насекомым проявляли многие художницы. Уникальность Марии Сибиллы была в ином. «Она преступала границы своего пола и образования, чтобы, наблюдая, рисуя и записывая, приобретать новые знания о насекомых», - пишет исследовательница и продолжает: Мы имеем дело с «женщиной, стоящей особняком, нашедшей для себя творческую нишу - в данном случае гудяще-жужжащую экосистему - в промежуточном пространстве между домашней мастерской и учёной академией» ¹. Это было маргинальное пространство, которое создала сама Мария Сибилла и которое позволило столь ярко проявиться её женской индивидуальности.

343

Казалось бы, Мария Сибилла вела идеальную для той поры жизнь, не предвещавшую ни бунта, ни метаморфоз. Но не будем забывать время, в котором она жила. XVII век продолжал оставаться столетием напряжённых религиозных поисков. Спасение души по-прежнему занимало умы и сердца европейцев, довлело над всеми их помыслами, как и преклонение перед таинственной силой Бога. Не являлась в этом отношении исключением и Мария Сибилла. В её восторженном отношении к Творцу и всем его творениям, в том числе насекомым, автор усматривает истоки наступившей вскоре первой метаморфозы, крутому повороту в жизни своей героини, выразившемуся в разрыве с мужем и вступлении с дочерьми в радикальную лабадисгскую общину ². Приводя слова Лабади: «Всё, что мы видим и слышим, оповещает нас о Боге или воплощает его... Но мало чьи глаза и уши стараются увидеть или услышать его», Н.З. Дэвис продолжает: «Мария Сибилла принадлежала к тем, кто старался» ¹. Она тщательно прослеживает пребывание Марии Сибиллы в этой общине, характеризуя его как важный этап в её духовной трансформации. Давая общую оценку этому пребыванию, Н.З. Дэвис заключает: оно было «временем, проведённом в коконе, временем познания и скрытого развития женщины, которая не поддавалась насаживанию на булавку» ².

Прокомментируем эту оценку, но сначала обозначим источник, на котором она основывается. Как всегда, это книги Марии Сибиллы, её альбомы и зарисовки. В каких бы обстоятельствах ни развивался духовный мир Марии Сабиллы, подчеркивает Н.З. Дэвис, мы можем лучше всего судить о нём в сфере её профессиональной деятельности, которой она, в отличие от многих новообращённых, продолжала заниматься в секте. Посмотрим, с каким мастерством исследовательница осуществляет такой источниковедческий анализ. Она анализирует предисловие Марии Сибиллы к её альбому этюдов, являющееся её своеобразной автобиографией, которое она сравнивает с духовной исповедью Мари Воплощения и в то же время подчёркивает её принципиальное отличие.

344

Если та наслаждалась свободой раскрытия своего внутреннего Я, то Мария Сибилла предпочитает «свободу осмотрительности и сокрытия». Так же, как она не прерывала полёт насекомых, чтобы описать их внутренности, она не останавливается для того, чтобы распахнуть собственную душу. «Чисто внешнее описание Божьих Тварей, — заключает Н.З. Дэвис, — не мешало их движению и изменению» ³.

И опять многозначительный образ! Речь идёт не только о движениях и изменении насекомых, но и продолжающихся метаморфозах самой Марии Сибиллы. Спустя пять лет она порывает с сектой и покидает общину, хотя и не возвращается к мужу, а вместе с дочерьми оказывается в Амстердаме. Здесь она обзаводится хорошо обставленным домом и другом, тоже художником, на помощь которого всегда могла рассчитывать. Здесь она приобретает европейскую известность как художница и натуралист. Оба тома её «Книги о гусеницах» дошли до научных библиотек Англии. Амстердамские натуралисты и коллекционеры охотно приняли её в свой круг.

Но здесь же Марию Сибиллу ожидала новая метаморфоза: она задумала путешествие в Суринам - голландскую колонию на северо-востоке Южной Америки. Ибо в привозившихся из Нового Света коллекциях растений и насекомых недоставало, по её словам, чего-то важного, а именно, происхождения и последующих превращений насекомых: «...красивые экземпляры были остановлены посреди движения, выхвачены из контекста, они утратили причастность к процессу». Это, по признанию Марии Сибиллы, и подвигло её на то, чтобы предпринять вместе с младшей дочерью Доротеей длительное и дорогостоящее путешествие в Суринам.

По общепринятым нормам, замечает Н.З. Дэвис, это путешествие двух женщин было весьма необычным. Но далее она подчёркивает другое обстоятельство, уже мировоззренческого характера: «Затея Мериан с Новым Светом не воплощала былое религиозное рвение, а означала поворот её устремлений в сторону мирского». Это была ещё одна метаморфоза в бурной, богатой опасными приключениями жизни женщины, подготовленная, однако, её предыдущим жизненным опытом, в том числе и пребыванием в стане ла-бадистов. «Мериан, - продолжает исследовательница, - ни за что не создала бы "Метаморфоза" (своей главной книги "Метаморфоз суринамских насекомых". - Б. М.), если бы осталась среди избранных, но она никогда не отправилась бы в Суринам, если бы прежде не осмелилась стать лабадисткой» ¹.

345

Такая вот диалектика метаморфоз Марии Сибиллы Мериан. Какими бы крутыми они ни были, как бы радикально каждый раз она ни порывала со своим прошлым, оно готовило этот поворот, во всяком случае, объясняло его. При этом во всех своих превращениях Мария Сибилла оставалась художницей и натуралисткой. Именно эта её профессиональная деятельность рассматривается Н.З. Дэвис как доминанта жизни её героини, определяя, в конечном счёте, все её поступки, приключения и путешествия, пиком чего и являлась её поездка в Суринам.

Итогом двухлетнего пребывания Мериан в Суринаме (1699-1701) стал вышедший в 1705 г. в Амстердаме на голландском и латинском языках «Метаморфоз суринамских насекомых», книга, которая, как, впрочем, и «Книга о гусеницах», замечает Н.З. Дэвис, удостоилась внимания великого Линнея, шведского естествоиспытателя, создавшего в XVIII в. систему растительного и животного мира. Обе книги часто упоминаются К. Линнеем, присвоившим в своей классификации одному из видов бабочек название Merianella.

С присущим ей вниманием к деталям Н.З. Дэвис исследует недолгое из-за жары пребывание Марии Сибиллы в Суринаме, где господствовало плантационное рабство. Обзавелась несколькими невольниками и Мериан, одну из которых, индианку, она, возвращаясь в Амстердам, взяла с собою. Отмечает исследовательница и такую деталь: в отличие от своих коллег она признавала помощь африканцев и америндов в поисках и обработке своих материалов.

За всем этим стояло важнейшее событие суринамского периода жизни Мериан - смена её мировоззрения, которую искусно реконструирует Н.З. Дэвис по её работам. Суть этой смены, начавшейся уже в Амстердаме, до поездки в Суринам, она усматривает в изменении отношения к Божественному промыслу. Она замечает, что в «Метаморфозе» имеется всего одно упоминание о Боге - в предисловии, где выражается надежда, что пока Господь дарует ей жизнь и здравие, она сумеет осуществить задуманное. «Но это единственное упоминание Господа во всём тексте: природа Суринама не нуждалась ни в каких подпорках» ¹.

346

Разумеется, признаёт Дэвис, Мериан продолжала верить в Бога как Творца. Но со времени 1-го издания «Книги о гусеницах», настаивает она, божественное присутствие отошло в её грудах на второй план: покончив с былой восторженностью, Мария Сибилла пришла к бесстрастному ощущению божественного присутствия и его власти в мире. «Она сделала это спокойно, постепенно и, видимо, не участвуя напрямую в бурливших вокруг неё в Амстердаме спорах о деизме, атеизме и витализме. Вместо силы, постоянно движущей природными изменениями, Бог стал трансцендентальным Творцом. Былой восторг перед присутствием Господа сменился восхищением перед плодами его творения» ².

Что же пришло на смену божественному присутствию? Ответ на этот вопрос Н.З. Дэвис находит в трудах Мериан. Она указывает на два способа, с чьей помощью Мария Сибилла заполняла «эмоциональное и интеллектуальное пространство, которое занимал в природе Бог». Во-первых, предложениями по практическому использованию находившихся в Суринаме растений и животных. «Во-вторых (и главных), - продолжает она, - это пространство занималось наблюдениями Марии Сибиллы над суринамскими индейцами и неграми» ³. И хотя Мария Сибилла представляла себя в «Метаморфозе» рабовладелицей («мои рабы», «мои индейцы») и признавала законность голландского владычества, в целом, подчёркивает Дэвис, её отношение к порядкам в этой колонии, в особенности к рабовладению, было достаточно критическим.

Дополнительный свет на последнюю метаморфозу Марии Сибиллы проливает мастерски осуществляемый Н.З. Дэвис анализ жанрового своеобразия её книг. Сопоставляя «Метаморфоз» и «Книгу о гусеницах», она находит как сходство между ними, так и отличия. Сходство заключается в том, что композиция описания в обеих книгах чаще всего диктовалась эстетическими соображениями. Но главное внимание она уделяет различию между ними, усматривая значительное совершенствование профессионального мастерства автора «Метаморфоза», рост научной зрелости Мериан. Впервые, замечает Дэвис, она включает свои наблюдения в общеисториографический контекст, связывая их с исследованиями других натуралистов и используя общепринятые в тогдашней науке термины, полемизирует с знаменитым нидерландским натуралистом, одним из основоположников научной микроскопии А. Левенгуком.

347

Н.З. Дэвис указывает ещё на одну особенность жанрового построения «Метаморфоза», выражающего социальный темперамент его автора. В книге, пишет она, научный стиль сочетается с многочисленными беседами автора с аборигенами, позволяющими ей высказать своё мнение по актуальным общественным проблемам, например об отношении к рабству ¹.

И вновь Н.З. Дэвис обращается к сравнению героинь своей книги, в данном случае Марии Сибиллы и Мари Воплощения. Обе они жили в Новом Свете, обе оставили своё восприятие колониальной жизни. Обеим было присуще женское, отличное от мужского, восприятие аборигенов. «Но их тексты, - продолжает она, - также демонстрировали, насколько разными могут быть и взгляды женщин. Мериан предлагала партикуляристское признание непривычных для неё обычаев и информантов, сестра Мари лелеяла универсализирующую мечту о схожести с америндскими женщинами, души которых обратились к Богу» ².

Н.З. Дэвис обстоятельно рассматривает последние прижизненные и посмертные переиздания трудов Мериан, обращая особое внимание на символику их иллюстраций. Этим она завершает дискурс, повествующий о жизненном пути своей героини, не только детально воссоздавая его фактическую канву, но и убедительно для читателя объясняя сопровождавшие жизнь Марии Сибиллы духовные переломы. И вдруг неожиданное заключение, венчающее эту часть книги: «Мария Сибилла Мериан снова ускользает от нас. Мы опять не можем определить, кто она такая» ³. Заключение, заставляющее вспомнить концовку «Возвращение Мартена Герра» («или Пансет опять обманул меня?»). Едва ли можно сомневаться в том, что такое совпадение в структуре двух главных гендерных исследований Н.З. Дэвис не является случайным. В обоих случаях легко просматриваются особенности исторической эпистемологии их автора. К ним я ещё вернусь.

348

Сейчас же обратимся к своеобразному «русскому следу», который Н.З. Дэвис тщательно прослеживает в посмертной судьбе Мэриан. Её акварели были приобретены Петром 1 и его преемниками для коллекции Петербургской Академии наук ⁴. Выставленные в Кунсткамере картины Мериан наряду с полотнами Рембрандта стали фактом культурной жизни высшего офицерства и чиновничества. «Более того, - приводит она интересную деталь, - они стимулировали прошедшую через всю жизнь страсть к собиранию бабочек у Владимира Набокова. Ему было около восьми лет, когда в 1907 г., роясь на чердаке родительского дома в окрестностях Санкт-Петербурга, будущий писатель наткнулся на книги своей бабушки с материнской стороны, которая тоже увлекалась природой. Он сошёл вниз, нагруженный «ворохом совершенно восхитительных фолиантов», главным из которых стала для него книга Марии Сибиллы Мериан о суринамских насекомых» ¹. Так, демонстрируя значимость творчества Мэриан, Дэвис протягивает нить вплоть до XX в.