5. Количественные исследования в отечественной историографии: и.Д. Ковальченко

К количественным исследованиям советские историки обратились почти одновременно с американскими. Правда, в нашей стране они никогда не принимали столь масштабного характера, как в США, никогда не сопрягались, за незначительными исключениями, со столь широковещательными претензиями на радикальный пересмотр самой природы исторического познания. Очень рано они обнаружили свою специфику, позволяющую говорить о сложившемся в отечественной историографии особом формате количественных исследований, что побуждает выделить их освещение в отдельный раздел. Сосредоточимся на трудах И.Д. Ковальченко, в наиболее концентрированном виде отразивших этот формат.

Обращение И.Д. Ковальченко к количественным исследованиям закономерно вытекало из главного направления его научных интересов и может быть понято лишь в свете его общих теоретико-методологических представлений. Кратко охарактеризуем эти последние на фоне жизненного и творческого пути учёного.

Выдающийся советский историк и организатор науки Иван Дмитриевич Ковальченко (1923-1995) прожил яркую и плодотворную жизнь, отразившую характерные черты своей эпохи. Родившийся и окончивший школу в сельской глубинке на Брянщине, он поднялся к вершинам научного знания, приобрёл широкое международное признание исторического сообщества. Но сначала была Великая Отечественная война, солдатская служба в десантных войсках, многочисленные ранения, не раз дававшие о себе знать впоследствии, уже в мирной жизни. Боевой путь Ивана Дмитриевича был увенчан правительственными наградами, в том числе орденом Красного Знамени. Здесь же, на фронте он вступил в Коммунистическую партию.

Вся дальнейшая жизнь И.Д. Ковальченко была связана с Московским университетом, после окончания исторического факультета, а затем аспирантуры которого он прошёл путь от ассистента до заслуженного профессора МГУ. Особенно плодотворной была его деятельность в качестве заведующего кафедрой источниковедения (1966-1995), одним из основателей которой он являлся. Признанием научных заслуг и организаторского дара И.Д. Ковальченко стало избрание его членом-корреспондентом, а затем действительным членом Академии наук СССР (с 1991 г. - РАН), где он в 1988-1995 гг. исполнял обязанности академика-секретаря Отделения истории, т.е. по существу возглавлял всю историческую науку в стране в один из самых сложных и драматических периодов в её развитии.

205

Как учёный И.Д. Ковальченко сформировался в рамках марксистской парадигмы истории. Он был убеждённым историком-марксистом. Многочисленные ссылки в его трудах на произведения основоположников марксизма-ленинизма являлись не просто данью времени. Они составляли органический концептуальный каркас всех построений учёного, основывающихся на уверенности в превосходстве марксистской исторической науки над всеми иными направлениями исторической мысли.

Эта позиция, конечно, сегодня легко уязвима для критики. Но я попытаюсь показать, что методологические взгляды И.Д. Ковальченко далеко выходили за пределы того «склеротического марксизма», который господствовал в советской идеологии. Марксистская методология истории не была для него «интеллектуальным ошейником», душившим его творческую активность и догматизировавшим мышление. Напротив, именно ей он был во многом обязан своими научными достижениями. Моей целью не может быть их всестороннее освещение. Я лишь напомню, что Ковальченко стяжал громкое имя в науке своими исследованиями аграрных отношений в дореволюционной России, и сконцентрируюсь на его методологических поисках, получивших законченное выражение в концепции количественного анализа в истории. Ибо, писал учёный, «усложнение исследовательских задач и вовлечение в научный оборот разного рода массовых данных требуют от учёных-обществоведов, и в частности от историков, наряду с повышением идейно-теоретического и научно-методологического уровня работ, обогащения исследовательского арсенала».

Очерченная здесь взаимосвязь теории, методологии и исследовательской практики получила разностороннее обоснование в книге «Методы исторического исследования» (1987), за которую автор был удостоен Государственной премии. Содержание книги значительно шире её названия.

206

Место истории в системе общественных наук, её предмет, объективное и субъективное в историческом познании, диалектика действительного и возможного в истории и вытекающая из неё проблема альтернативности, значение и функции научной теории, исторический источник и исторический факт, структура и уровни исторического исследования, системный подход и системный анализ, социальные функции исторической науки и, конечно же, методы, в особенности количественные, исторического исследования - таковы лишь некоторые проблемы, детально, с привлечением широкого круга отечественной и зарубежной исторической и философской литературы, обсуждавшиеся в книге.

Эти проблемы и сегодня находятся в фокусе исторической мысли, определяя во многом направленность её теоретико-методологических поисков в ситуации «постмодернистского вызова». В частности, сохраняет свою актуальность обоснование в книге марксистского положения о теории как высшей форме научного знания и, следовательно, её ведущей роли в научном познании. «Теория, - пояснял И.Д. Ковальченко, - это конкретное сущностно-содержательное знание об объекте познания, которое может быть использовано в предметно-практической и познавательной деятельности». Отмечая, что по своей сути теория является обобщённым номологическим знанием, объясняющим факты на основе фундаментальных идей, принципов и законов и сводящим всю их совокупность в единую систему, он далее подчёркивал: «Вне системности нет теории» ¹.

Вместе с тем И.Д. Ковальченко отвергал жёсткую детерминистскую интерпретацию категориального аппарата исторической теории. Сошлюсь на его трактовку законов истории. В отличие от своих коллег, разделявших законы на исторические и социологические, он полагал, что все общественные законы являются историческими, различаясь между собой лишь своей пространственной и временной протяжённостью, а также степенью воздействия на функционирование и развитие жизни общества. Соответственно этому учёный выделял два типа законов. Первый из них составляют законы однозначной детерминации. Это наиболее общие законы социально-исторического развития, характеризующие определяющую роль способа производства в историческом процессе. Как видим, в их трактовке И.Д. Ковальченко стоял на позиции классического марксизма.

207

Значительно более гибкой была его характеристика законов второго типа, с какими, собственно, имеют дело историки. Это законы с вероятностной детерминацией, присущие стохастическим, т.е. случайным, процессам. Они проявляются как законы-тенденции, имеющие вероятностную природу. «Ход общественно-исторического развития в его альтернативных вариантах, - подчёркивал И.Д. Ковальченко, - и регулируется вероятностными законами» ¹. Тем самым выдвигалась задача первоочередного изучения деятельности субъективного фактора исторического процесса, разрывающего жёсткие узы экономической детерминации, а с ней вместе и проблема свободы исторического выбора.

С другой стороны, в книге обосновывалась настоятельная необходимость для историков тщательного изучения субъективной стороны самого познавательного процесса, воплощённой в деятельности познающего субъекта. Автор выделяет два аспекта субъективности: субъективно-социальное и субъективно-индивидуальное в историческом исследовании. Первый из них рассматривается достаточно традиционно, сквозь призму партийности исследователя, обусловленной его социальным происхождением. Однако, отдавая дань господствовавшим в советской науке представлениям об определяющем влиянии партийности на объективность исторического познания, И.Д. Ковальченко формулирует взгляд, существенно уточняющий это фундаментальное для марксистской методологии положение. Предостерегая против недооценки значения субъективно-индивидуальных факторов в познавательном процессе, он указывал, что само формирование партийной позиции отдельной личности в очень большой мере происходит под воздействием этих факторов, и заключал, отмечая многочисленные факты перехода выходцев из одного класса на позицию другого: «Очевидно, что такое расхождение в социальном происхождении и положении с партийно-классовой позицией обусловливается совокупностью субъективно-индивидуальных черт личности и спецификой её жизненных условий» ².

Таким образом, в его концепции исторического познания в большей мере учитываются субъективно-индивидуальные качества исследователя.

208

В их числе он особенно большое внимание уделяет интуиции, определяя её как сложный процесс переработки активного (выраженного) знания и знания, скрытого от самого историка, направленный на решение определённой исследовательской задачи. Отсюда проистекают необходимые для исследовательской работы качества, такие, прежде всего, подчёркивает Иван Дмитриевич, как способность историка к ассоциативному и синтетическому восприятию и мышлению, поскольку они «выступают средством подсознательного поиска необходимых образов, сопоставлений, синтеза разрозненных явлений, иного взгляда на объект познания и т.д.» ³. Остаётся только добавить, что воспитание такой способности является одной из важнейших задач университетского образования и, конечно, самоподготовки студентов, избравших для себя увлекательную, но трудную стезю историка-исследователя.

Завершая общую характеристику теоретико-методологических взглядов И.Д. Ковальченко, развитых им в книге «Методы исторического исследования», приведу её оценку немецким исследователем истории советской исторической науки Й. Хёслером. Он определяет книгу как этапную для перестроечного времени монографию, представлявшую «первое систематическое исследование и обсуждение не только основополагающих методологических проблем и методов изучения истории, но и возможностей и границ применения количественных методов в исторической науке» ¹.

И.Д. Ковальченко был одним из первых, кто обратился к использованию количественных методов в исторических исследованиях. Уже в 1962 г. он выступал с докладом по использованию ЭВМ и математических методов в истории в лаборатории по применению математических методов в гуманитарных науках при Институте математики Сибирского отделения АН СССР в Новосибирске. Это обращение к количественному анализу имело очевидную прикладную мотивацию, непосредственно вытекавшую из главного русла тогдашних научных занятий Ивана Дмитриевича. Исследуя механизм крестьянского расслоения в предреформенный период, он использовал неоднократно проводившиеся подворные описания крестьянских хозяйств за первую половину XIX в. В архивах отложился огромный статистический материал, который мог быть эффективно обработан только с помощью электронно-вычислительной техники.

209

Собственно для этого Ковальченко и поехал в Новосибирск, так как в Москве тогда такой возможности не было ².

Спустя два года И.Д. Ковальченко публикует программную статью, сыгравшую роль катализатора в широком распространении количественных исследований в советской историографии ³. В 1968 г. он инициирует создание Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории АН СССР, бессменным председателем которой он оставался до конца своей жизни. Важной составной частью его деятельности на этом посту явилась организация плодотворного сотрудничества советских и зарубежных специалистов, быстро снискавшая ему широкое международное признание ⁴.

Тем временем у Ивана Дмитриевича постепенно трансформируется, представление о месте и значении количественного анализа в исторической науке. На смену его оценки как вспомогательного метода в исторических исследованиях пришло осознание квантификации в истории как важной методологической проблемы, требующей системного подхода к её решению. Суть его заключается в обосновании необходимости синтеза количественного и качественного моделирования как предпосылки эффективности использования количественного анализа в исторических исследованиях.

Указывая, что «любая научная модель представляет собой абстрагированное выражение сущности исследуемых явлений и процессов», И.Д. Ковальченко в полемике со своими американскими коллегами настаивал, что «никакая количественная модель не может быть построена без модели качественной. Поэтому любое научное моделирование состоит из двух этапов - сущностно-содержательного и формально-количественного. С этой точки зрения можно говорить о том, что моделирование включает построение моделей качественных и количественных».

210

Так обозначается фундаментальное значение теории в количественных исследованиях. Ибо, заключал советский учёный, «сущностно-содержательная модель является результатом теоретического анализа конкретно-научных представлений об объекте моделирования и в обобщённом виде выражает основные черты, закономерности и особенности функционирования исследуемых явлений и процессов... Этим обусловлена определяющая роль качественной, сущностно-содержательной стороны в процессе моделирования» ¹.

Ревностный поборник применения количественных методов в истории, основоположник отечественной школы квантитативной истории, базирующейся на их использовании, И.Д. Ковальченко не абсолютизировал их значения. Напротив, ратуя за необходимость синтеза количественного и качественного анализа, он безусловно первенствующее значение отводил последнему, что, в свою очередь, требовало осмысления изучаемого материала на уровне исторической теории. Так определялась принципиальная новизна подхода к количественным исследованиям в отечественной историографии.

Эти мысли получили дальнейшее развитие и обоснование в книге «Методы исторического исследования», вся обширная вторая часть которой была посвящена количественным методам в изучении истории. Они рассматривались в широкой теоретико-методологической, историографической и конкретно-исторической перспективе, что придавало авторской концепции особую убедительность и взвешенность. Отвергая противопоставление количественного и качественного анализа, И.Д. Ковальченко указывал на диалектическое единство двух сторон познавательного процесса. Отмечая, что главная задача научного познания состоит в выявлении сущностно-содержательной, качественной определённости объекта познания, он подчёркивал: «Эта определённость раскрывается в результате теоретического сущностно-содержательного анализа, который и является качественным анализом». Но процесс познания объекта, продолжал учёный, нельзя считать полным, пока не будет выявлено соотношение количества и качества, т.е. установлена мера, раскрывающая их единство, что можно сделать лишь с помощью количественных методов, «разумеется, - добавлял он, - если оказывается возможным их применение» ¹.

211

По существу здесь была обозначена проблематика всей второй части книги, воплощавшаяся как в теоретико-методологических построениях её автора, так и, не в меньшей мере, в анализе конкретно-исторических работ зарубежных и отечественных исследователей, в том числе и его собственных. Книга была далека от барабанного оптимизма, присущего апологетам квантитативной истории. И.Д. Ковальченко трезво оценивал реальные трудности, стоящие на пути построения математических моделей в исторической науке, предостерегал от возлагавшихся на математическое моделирование исторических явлений и процессов преувеличенных надежд, критически оценивал достигнутые результаты.

Исходя из своих общих теоретико-методологических представлений, И.Д. Ковальченко был убеждён, что оптимальным способом математического моделирования в истории является создание так называемых отражательно-измерительных моделей, как наиболее адекватных задачам исторического исследования. Речь идёт о таких моделях, поясняет он, которые предполагают содержательную (теоретическую) интерпретацию результатов количественного анализа. Их научное значение состоит в том, что они могут использоваться для раскрытия тех явлений и процессов прошлого, которые не удавалось выявить с помощью традиционных (не количественных методов), т.е. они могут давать новое существенное знание о прошлом, какое было бы невозможно получить каким-либо иным путём. Удачным примером эффективного использования такого типа модели в историческом исследовании служат труды самого Ивана Дмитриевича и его учеников, посвященные изучению процесса формирования аграрного рынка в России.

Признаем, что полученные при этом результаты не являются столь впечатляющими, как при контрфактическом моделировании. Построенная И.Д. Ковальченко модель формирования аграрного рынка не влекла за собою радикального переворота устоявшихся в отечественной историографии представлений о характере аграрной эволюции в России второй половины XIX-XX в. Но она давала им строгое математическое обоснование и благодаря этому существенно конкретизировала и развивала их.

Прислушаемся к мнению ближайшего сотрудника Ивана Дмитриевича Л.В. Милова, характеризующего особенности этой модели. В её основу легли огромные массивы данных в виде так называемых случайных колебаний цен. Их исследование являлось многоплановым, включавшем изучение товарных рынков как на сельскохозяйственную продукцию, так и на рабочие руки, на рабочий скот и землю.

212

«Исследование это было очень интересным с той точки зрения, - пишет Л.В. Милов, - что итоги и результаты математической обработки сухих цифр, взятых из разных источников, оказались очень тесно сопряжёнными с той реальной исторической действительностью, которую более или менее историки знали». Построенная И.Д. Ковальченко модель позволила не только уточнить и математически верифицировать это знание, но и обнаружить «фундаментальную закономерность, которая, по выражению Л.В. Милова, так сказать, функционировала по нарастающей и, так сказать, «заполняла собой» территорию государства в течение почти двух столетий» ¹.

Итак, отражательно-измерительная модель, тесно сопряжённая с реальной исторической действительностью, нацелена на познание её объективных закономерностей. Она раскрывает количественную меру изучаемых исторических явлений и процессов, даёт более точное и строгое выражение их существующих в объективной действительности качеств. С этих принципиальных позиций И.Д. Ковальченко критикует контрфактическое, имитационное моделирование в том виде, как оно сложилось в американской клиометрии, в особенности в трудах Р. Фогеля. В таких контрфактических, имитационных моделях, пишет он, «отличительной чертой являются субъективизм, произвольность и необоснованность всех его (такого моделирования. - Б. М.) аспектов. Объективная историческая действительность перекраивается по усмотрению историка» ².

Столь же категорично И.Д. Ковальченко отвергает и другую разновидность имитационной модели исторических явлений, созданную группой советских исследователей (историков и математиков) для изучения социально-экономического развития античного мира в период Пелопоннесской войны с целью восполнения недостающих для его характеристики данных. Ибо, пишет он, имитационное моделирование «ставит на место исторической реальности произвольные представления исследователей о ней» ³.

Важно, однако, подчеркнуть, что И.Д. Ковальченко не являлся принципиальным противником имитационного моделирования вообще. Он отвергал лишь те его формы, которые основывались на произвольном перекраивании реальной исторической действительности, что вовсе не означало, замечал учёный, «невозможности применения имитационного моделирования в исторических исследованиях».

213

Напротив, писал Иван Дмитриевич, оно «может быть эффективным средством изучения альтернативных исторических ситуаций. Здесь имитация того или иного из возможных исходов позволит более глубоко понять реальный ход исторического развития и объективный смысл и значение борьбы общественных сил за тот или иной вариант этого развития» ¹.

Замечу, что эта оценка возможностей контрфактического, имитационного моделирования не осталась на уровне теоретических рассуждений. Спустя несколько лет И.Д. Ковальченко предпринял удачный опыт построения контрфактической модели для осмысления последствий столыпинской аграрной реформы, математически убедительно доказавшей научную несостоятельность наметившейся в отечественной литературе на рубеже 1980-1990-х гг. её апологетазации ². Согласимся с Л.И. Бородкиным, когда он на этом примере усматривает основной позитивный смысл контрфактического моделирования «в получении количественных оценок результатов двух вариантов развития (реализовавшегося и потенциально возможного), а вовсе не в упражнениях на тему «что было бы, если бы… ³.»

Отношение И.Д. Ковальченко к возможностям контрфактическогб, имитационного моделирования служит показателем методологической культуры учёного, его способности вести конструктивный диалог по широкому спектру теоретико-методологических проблем исторической науки. Отмечая эту особенность Ивана Дмитриевича, близко знавший его известный шведский историк Р. Торстендаль свидетельствует: «В дискуссиях, которые мы с ним вели или в которых мы участвовали по вопросам о государстве и национальном развитии в жанре компаративистского исследования, он безусловно никогда не выдвигал никаких ограничений в отношении тех концепций, которые могли бы использоваться в исследовательской стратегии и которые были бы предпочтительны. Единственно, что он всегда подчёркивал, - это значимость сравнительно-исторического анализа во всех поддержанных им совместных проектах и исследованиях» ⁴.

214

Эта способность И.Д. Ковальченко к конструктивному диалогу особенно ярко проявилась в организации плодотворного сотрудничества советских и американских специалистов в области количественных исследований. Одной из его форм было проведение советско-американских коллоквиумов в Балтиморе (1979) и Таллине (1981), материалы которых опубликованы в уже цитировавшейся книге «Количественные методы в советской и американской историографии», вышедшей под редакцией Ивана Дмитриевича.

Надо полагать, что позиция, ориентированная на взаимовыгодное, плодотворное сотрудничество советских и американских учёных, давалась ему непросто: её на дух не принимали выросшие в атмосфере «холодной войны» догматики-ортодоксы, доставляя Ивану Дмитриевичу немало неприятных минут ¹. Отстаивание её требовало гражданского мужества учёного, сопряжённого с незашоренностью его мышления, присущим ему стремлением к конструктивному диалогу.

Эти качества сыграли свою роль в самый драматический период творчества И.Д. Ковальченко, пришедшийся на последние годы его жизни (1989-1995), когда в одночасье рухнули общественный строй, который он защищал с оружием в руках, и государственная идеология, в рамках которой он сформировался как учёный и гражданин. Начинаются трудные поиски своего места в радикально изменившихся социокультурных реалиях. Они были тем более мучительными потому, что Иван Дмитриевич не принадлежал к тому, увы, многочисленному племени конъюнктурщиков, кто с лёгкостью необыкновенной меняет свои убеждения, сжигая, как говорил поэт, то, чему ещё совсем недавно поклонялись, и поклоняясь тому, что раньше сжигали. Конечно, убеждения Ковальченко в эти годы не оставались неизменными.

215

Под влиянием новых реалий в стране и мире (крах мировой социалистической системы), а также в самой исторической науке они трансформировались и, подчас, весьма существенно. Но это не было шараханьем из одной крайности в другую. Это был путь поиска соответствующей этим реалиям новой парадигмы истории, предполагающей не только разрыв, но и преемственность в развитии исторической мысли ².

В русле этого поиска получили дальнейшее развитие взгляды И.Д. Ковальченко на место количественных методов в изучении истории. По-прежнему это место оценивается весьма высоко. С ними учёный связывает наиболее значительные успехи, достигнутые как в зарубежной, так и в советской историографии. «Их широкое внедрение на основе обновления теоретико-методологических подходов (выделено мной. - Б. М.), — убеждён И.Д. Ковальченко, - будет содействовать преодолению кризиса исторической науки и её дальнейшему развитию» ³.

Вспомним, однако, настойчиво проводившееся И.Д. Ковальченко положение о первенствующем значении в математическом моделировании теории и свяжем его с выделенными словами из только что процитированной статьи. Эта, оказавшаяся последней в научном творчестве выдающегося отечественного историка большая программная статья включала количественные методы в существенно обновлённую систему теоретико-методологических координат. Вопреки голословному утверждению недобросовестного критика будто «И.Д. Ковальченко полагает, что для обновления теоретико-методологических подходов и осуществления «теоретического прорыва» в сфере исторического знания необходимо в первую очередь обратиться к количественным методам и компьютерной технике» ¹, дело обстояло как раз наоборот.

Именно теоретический прорыв в трансформации взглядов самого И.Д. Ковальченко обусловил переоценку им места количественных методов в общей перспективе развития современного исторического знания.

216

Это не означало уменьшения их значения в научном познании, так как, пояснял учёный, без широкого применения этих методов и компьютерной техники «невозможно развитие ни одной науки» ². Новое заключалось в обращении И.Д. Ковальченко к другим методам, ранее не привлекавшим его особого внимания, таким как история ментальностей.

Историческая ментальность рассматривается Ковальченко в контексте проблемы соотношения сознательного и стихийного как двух форм общественного сознания, рационально-идеологического и ментально-психологического. Признавая, что в советской историографии (прежде всего по отечественной истории) внимание акцентировалось на изучении в первую очередь сознательного, рационально-идеологического, он продолжает: «Между тем социально-психологическое, ментальное оказывало огромное воздействие на позиции и деятельность всех слоев общества, и без его учёта невозможно понять и правильно объяснить явления и процессы» ³.

Точными штрихами на ряде примеров И.Д. Ковальченко показывает его роль в истории России. Будучи результатом влияния на сознание и поведение людей различного рода природно-естественных, историко-культурных, этнических, религиозных и других факторов, социально-психологическое само является мощным фактором исторического действия. «Короче говоря, - заключает И.Д. Ковальченко, - ментальность, социально-психологическое восприятие действительности и обусловленные этими мотивами деятельность и поведение - важнейшие компоненты и движущая сила исторического развития, которые требуют самого пристального внимания историков». Более того, добавляет он, «можно даже сказать, что в настоящее время это едва ли не самая актуальная задача» ¹.

Такой вывод, сделанный автором капитальных исследований по социально-экономической истории России, может на первый взгляд показаться несколько неожиданным для него. Но за ним стояли напряжённые поиски новой парадигмы истории, в основе которой, по его твёрдому убеждению, должен лежать синтез теорий, подходов, методов и конкретно-научных концепций.

217

Это, по его определению, «теоретико-методологический синтез», достижение которого рассматривалось им как непременное, безусловно необходимое условие преодоления современного кризиса исторической науки ².

Мысль, конечно, сама по себе не новая. Мы неоднократно встречались с ней, рассматривая идеи школы «Анналов». Кстати, на её опыт в этом плане ссылается и И.Д. Ковальченко. Но показательно, в каком направлении шли его размышления, как он представлял пути достижения этого синтеза. «Задача историков, как и других обществоведов, - писал он, - состоит в том, чтобы на основании тщательного анализа выделить из совокупности имеющихся философско-исторических теорий и подходов всё то, что позволяет углубить изучение и мирового, и российского исторического процесса. Нужен синтез идей и методов, а не механическое отбрасывание одних из них (что сейчас наиболее активно проявляется по отношению к марксизму) и замена их другими (чаще всего субъективно-идеалистическими)» ³.

Высшим выражением этого синтеза в размышлениях И.Д. Ковальченко выступает синтез формационного и цивилизационного подходов, осуществляемый на цивилизационной основе. Ибо, подчёркивал учёный, «цивилизация - это всеобщее целостное выражение человеческой истории, представляющая собою «единую и целостную совокупность всех проявлений общественно-исторического развития на всех его этапах, включая и эпоху первобытного общества». Отсюда проистекало значение цивилизационного подхода в изучении истории: он, «интегрируя в себе другие подходы и методы исторического исследования, открывает широкие возможности для их углубления» ⁴.

Но тем самым в системе ценностных ориентации в изучении истории на передний план выдвигаются цивилизационные ценности, связанные в первую очередь с человеком, с мотивацией его поведения. Вот почему в качестве самой актуальной задачи исторической науки И.Д. Ковальченко указывает на необходимость изучения ментальности, социально-психологического восприятия людьми исторической действительности и обусловленного этим их поведения.

218

Поэтому в постулируемой им системе ценностных предпочтений в изучении прошлого количественным исследованиям принадлежит важная, необходимая, но вспомогательная роль.

Не противоречит ли это суждение его прежним оценкам значения количественных методов в историческом познании? Не будем, однако, торопиться с окончательными выводами. Правда, прежде положение о вспомогательной роли количественных методов в историческом познании так определённо не вытекало из всего хода рассуждений И.Д. Ковальченко об их научном значении. Но вспомним об их концептуальной основе, утверждавшей приоритет теоретического знания в математическом моделировании исторических явлений и процессов и одновременно предостерегавшей от связанных с ним преувеличенных надежд парадигмального характера: математизация истории никак не могла превратить её в историческую математику.

Эта была позиция всей созданной И.Д. Ковальченко школы количественных исследований. Поэтому её в такой мере не затронул кризис, поразивший в 1980-е гг. западную клиометрию, когда на смену преувеличенным надеждам пришло неизбежное разочарование. Это была взвешенная позиция, по сути своей предвосхищавшая современную оценку возможностей количественного анализа в историческом исследовании, в чём мы могли убедиться, рассматривая представления на этот счёт Дж. Тоша.

Тем не менее, кризис, который переживает в настоящее время «история в цифрах» (Дж. Тош), не мог не сказаться также на отечественной историографии, являющейся органической частью мирового историографического процесса. Правда, он проявился не столько на уровне принципиального пересмотра познавательных возможностей квантитативной истории, сколько в сфере её исследовательской практики. Приходится признать падение исследовательского интереса к использованию количественных методов в изучении истории, особенно отчётливо обнаружившееся в последнее десятилетие. За эти годы было опубликовано мало сопоставимого по своей научной значимости с тем, что было создано школой Ковальченко в 1960-1980-е гг., и, может быть самое тревожное, не появилось ни одного нового громкого  имени в этой отрасли исторического знания ¹.

219

И вновь напрашивается параллель между количественными исследованиями (клиометрией) и психоисторией. Практически одновременно вслед за краткосрочным бумом количественных и психоисторических исследований, сопровождавшимся связанными с ними преувеличенными ожиданиями сциентизации истории, пришло разочарование в их познавательных возможностях, усугублявшееся пришествием постмодернистского гиперкритицизма с его отрицанием существования не зависимой от исследователя объективной действительности.

Тем не менее, как и в случае психоистории, количественные исследования сохраняют значительный эвристический потенциал. Думается, наиболее перспективным путём его реализации является возможный синтез двух главных способов квантификации истории, представленных соответственно школами Р. Фогеля и И.Д. Ковальченко. Очищенное от субъективистского произвола в определении факторов исторического действия и обогащенное жёсткими требованиями качественного анализа на основе общей исторической теории контрафактическое моделирование способно открыть принципиально новые возможности для исторического познания. При соблюдении означенных условий контрафактическая модель, исследующая альтернативный действительно имевшему место вариант социально-исторического развития, предоставляет в распоряжение историка столь взыскуемый им мощный инструмент научного познания, каким в естествознании является эксперимент.

Отсюда следует, что клиометрия ещё далеко не достигла кульминации в своём развитии. Необратимым стал сам процесс математизации истории, неуклонно возрастает точность многих фактических оценок прошлого, особенно касающихся образа жизни и поведения больших масс людей, количественные исследования захватывают всё новые области исторического знания. Наконец, клиометрия открывает возможности действительно научного изучения «несостоявшейся истории», что позволит углубить понимание прошлой реальности во всём её многообразии, не сводимой к какой-либо единственной детерминанте, а в теоретическом плане - вдохнуть новую жизнь в изучение проблемы исторической альтернативности, придав ей весьма перспективный аспект.

Одним из важнейших итогов деятельности И.Д. Ковальченко стало создание отечественного сообщества клиометристов.

220

Это сообщество начало формироваться на основе издания сборников статей, посвященных использованию математических методов в исторических исследованиях ¹. Тематика статей в этих сборниках хорошо демонстрирует три основных предметных направления в клиометрии: 1) моделирование на основе экономической и демографической статистики прошлого; 2) использование контент-анализа для деконструкции текстов исторических источников, 3) сравнительно-типологические измерения при изучении материальных археологических источников. В конце 1980-х - начале 1990-х годов традицию издания сборников по клиометрическим исследованиям продолжил Ю.П. Бокарёв, возглавлявший в то время лабораторию по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях ¹. Параллельно с московской клиометрической научной школой, проблемой использования математических методов занимались также ленинградские историки, в особенности Б.Н. Миронов ². С начала 1990-х годов ученики и последователи И.Д. Ковальченко объединились в ассоциацию «История и компьютер» ³, которую возглавил Л.И. Бородкин. Важнейшим направлением деятельности ассоциации является развитие исторической информатики как научной дисциплины.

221

***

Клиометрия особенно рельефно выразила одну из самых примечательных черт фазы историографической революции, развёртывавшейся в 1960-1980-е гг. и заключавшейся в сциентизации исторической науки. С ней были связаны огромное расширение исследовательского поля истории и впечатляющие успехи, достигнутые при его возделывании. В век НТР историописание, отвечая духу времени, из понимающей дисциплины становится объясняющей, широко обращаясь к методологии смежных общественных, гуманитарных и даже естественных наук. Если сциентизацию истории можно обозначить как результат первого этапа (фазы) историографической революции, то междисциплинарный подход явился важнейшим способом его достижения. В различных дисциплинах, составлявших в своей совокупности «новую научную историю», он, естественно, принимал разные формы. Общим являлось убеждение, что использование выработанных в смежных науках исследовательских стратегий обладает значительной объясняющей силой, сциентизирующей сам процесс познания прошлого и, разумеется, его результаты.

Так преодолевалось постулировавшееся на протяжении XX в. коренное эпистемологическое различие между «понимающей» историей и «объясняющим» естествознанием. Объяснение, однако, не замещало понимания. Обе эти исследовательские стратегии, дополняя друг друга, сливались в единый познавательный процесс, что вело к существенному обогащению осмысления природы исторического познания.

В бурном развитии количественных исследований особенно ярко выразился стремительный марш «новой научной историй», сопровождавшийся её возрастающими претензиями на создание образа прошлого, раскрывающего с естественнонаучной точностью закономерности исторического развития ¹. По своей сути это была сопоставимая с революцией в естествознании «революция в историографическом сознании» (Ф. Фюре).

222

Однако, как уже отмечалось, за чрезмерными ожиданиями, порождёнными такими амбициями, неминуемо следовало разочарование в предлагаемых способах обновления исторической дисциплины. Не будем говорить о языке клиометрических исследований, делающем их практически недоступными для непосвящённых, о проблеме верификации математического аппарата, на котором они базируются и т.п., вызывающей язвительную критику противников клиометрии ². Подчеркнём главное. Увлечение количественными измерениями и основывавшимся на них структурным анализом имело своей оборотной стороной недооценку значения отдельного исторического события и, в особенности, субъективного фактора исторического процесса. Ориентация на генерализацию в историческом познании оставляла в тени другую, не менее важную его сторону - индивидуализацию, связанную с изучением человеческой личности, вносящей в движение истории элементы уникального и непредсказуемого, без учёта которых невозможно понять её реальное многообразие. Между тем в 1980-е гг. в общей интерпретации природы исторического познания, ровно как и в историографической практике, именно эта сторона всё явственнее выступала на передний план, знаменуя наступление нового этапа историографической революции. Вектором его стало движение от объективного к субъективному в историческом познании.

Своего рода «фарсовым» воплощением идей клиометристов явилась «история», воплощенная в трудах ак. А.Т. Фоменко.