3. Историческое место третьего поколения в трансформации школы «Анналов»

Обзором творчества Э. Ле Руа Ладюри я завершаю освещение идейно-методологических взглядов и историографической практики третьего поколения «Анналов», что позволяет подвести некоторые итоги. Признаем, что рассмотренное в лекциях творчество только двух представителей этого поколения, да и то не в полном объёме, далеко не исчерпывает всё богатство идей, подходов и практик, определяющих его место в истории исторической мысли XX в. Но будем учитывать, что Ж. Ле Гофф и Э. Ле Руа Ладюри являются наиболее выдающимися, знаковыми фигурами, формировавшими своей научной, научно-организационной и педагогической деятельностью вершинную планку в деятельности третьего поколения. Вот почему, думается, их творчество достаточно репрезентативно, если не для решения, то, во всяком случае, для постановки вопроса об историческом месте этого поколения в судьбах движения «Анналов», а главное - вопроса о том, сумели ли они сохранить его ведущее положение в мировой исторической науке.

134

Развёрнутую попытку ответа на эти вопросы предпринял самый авторитетный историограф «Анналов» П. Берк. Сразу же замечу, что его ответ не является однозначным. Указывая на выдающиеся научные достижения третьего поколения, связанные с колоссальным расширением «территории историка» и разработкой новых подходов к её изучению, он наряду с этим подчёркивает утрату «Анналами» того уникального положения в мировой историографии, которое они прежде занимали. Это, пишет П. Берк, было поколение более открытое, чем его предшественники, к идеям, шедшим из-за рубежа, в особенности из США. Многие из его представителей по году и более провели в Принстоне и других престижных американских университетах. Париж, резюмирует он, больше не является интеллектуальным центром в историописании ¹.

Едва ли, однако, можно безоговорочно согласиться с его общей оценкой творчества этого поколения как попытки синтеза традиций «Анналов» и американских интеллектуальных течений (психоистории, новой экономической истории, истории народной культуры, символической антропологии и т.п.) ². Действительно, третье поколение испытало заметное влияние зарубежной, прежде всего американской, исторической мысли, способствовавшее значительному обогащению его теоретико-методологического потенциала и историографической практики, что охотно признавали сами «анналисты», в особенности Ле Руа Ладюри. Свидетельством тому служит распространение во французской историографии количественных методов, а также женских и гендерных исследований.

Признаем, однако, что при всей важности этого влияния, в главном третье поколение работало в русле школы «Анналов», что многократно подчёркивали все его выдающиеся представители, обильно ссылавшиеся на своих предшественников. Именно в этом русле шли также их наиболее значительные инновации. «Людовик Святой», к примеру, или «Монтайю» по своему жанру являлись новаторскими произведениями, существенно раздвинувшими исследовательское пространство анналистской традиции за счёт сюжетов, ранее ею пренебрегавшихся (микроисторические исследования) или прямо отвергавшихся как устаревшие (политическая биография). Каждое из этих произведений по-своему отразило связанный с творчеством третьего поколения «антропологический поворот» в изучении истории.

135

Но оба они, как и сам этот поворот, глубоко коренились в анналистской традиции. Я уже не говорю о блоковских «Королях-чудотворцах», находящихся у истоков современной исторической антропологии. Главное состоит в том, что творчество третьего поколения «Анналов» базировалось на основополагающих постулатах школы, сформулированных её создателями. Это, конечно, не было простым «повторением пройденного». Расширение исследовательского пространства сопровождалось методологическими инновациями, которые, в свою очередь, революционизировали историографическую практику.

В итоге появились такие шедевры, как «Монтайю», внешне выбивавшиеся из анналистской традиции, ориентированной на выявление долговременных макроисторических тенденций. Но именно внешне, так как самые радикальные инновации отвечали новаторскому духу школы «Анналов», её стилю. Так же и «Монтайю», населённая десятками конкретных человеческих судеб, являлась дальнейшим развитием гуманистических начал, присущих этой школе. Разве эта книга не может рассматриваться как прекрасная иллюстрация к знаменитому блоковскому уподоблению историка сказочному людоеду («где пахнет человечиной, там, знает он, ждёт его добыча»)? Иллюстрация, добавлю, выполненная средствами и языком современного научного знания.

Некогда Л. Февр в своей восторженной рецензии на книгу Ф. Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» восклицал: «Эта книга - революция в подходе к истории. Это переворот в наших старых привычках. «Историческая мутация» основополагающего значения» ¹. Мутация, подчёркивал Февр, являющаяся реализацией замыслов и идей основоположников «Анналов» ². Такой же «исторической мутацией», носящей революционный характер, является творчество выдающихся представителей третьего поколения школы. Мы могли убедиться в этом на примере трудов Ж. Ле Гоффа и Э. Ле Руа Ладюри.

Ёмкий очерк научных достижений этого поколения принадлежит П. Берку. Тем парадоксальнее выглядит заключительный раздел его книги, подводящий итоги «коллективным достижениям» школы. «Сделать это, — утверждает он, — значит написать некролог … . Не будет преувеличением сказать, что движение переживает закат» ³.

136

Движение «Анналов», поясняет Берк, разложилось отчасти как следствие своего успеха. Признаки этого разложения он усматривает в изменении исследовательской проблематики (обращение к политической и даже событийной истории), а также в появлении многих историков, находящихся за пределами «Анналов», но инспирированных этим движением и продвигающихся в том же направлении в силу собственных причин. Поэтому, полагает он, термины, подобно «школа» или «парадигма», утрачивают применительно к «Анналам» свой смысл.

Действительно, все эти признаки, к которым можно ещё прибавить полицентризм, сопряжены с одновременным существованием различных методологических подходов, исследовательских стратегий и историографических оценок. Но достаточно ли этого для «отходной» по «Анналам»? Весь приведённый в лекциях материал предостерегает против всяких поспешных суждений на этот счёт, во всяком случае, применительно к третьему поколению.

Действительно, сегодня на самом деле среди специалистов из разных стран существует высокая степень согласия относительно того, что понятие исторической школы является чрезмерно узким для обозначения современных «Анналов», не охватывающим всё содержание историографического явления, определяемого этим термином. Заметим, кстати, что поиск новых, более адекватных определений исходит, прежде всего, из среды самих анналистов, принадлежащих к третьему поколению. Но как бы этот связанный с «Анналами» уникальный историографический феномен мы не называли, «школа», «движение», «стиль» или как-то ещё, он, даже утратив своё исключительное положение, продолжает оставаться на авансцене мировой исторической мысли. Ибо, как признаёт сам П. Берк в известном противоречии с тональностью своего «некролога», «ещё сегодня значительная часть самых интересных исторических трудов всё ещё делается в Париже» ¹.

Зададимся поэтому вопросом, не является ли постулируемое английским автором «разложение» движения «Анналов», напротив, показателем его потрясающей научной жизнеспособности, способности пластично приспосабливаться к стремительно изменяющейся в динамике историографической революции ситуации в науке, а в определённом смысле и влиять на нее.

137

С одной стороны, оно обратилось к сюжетам, ранее не вызывавшим научный интерес школы, модифицировав их в свете традиционно новаторского анналистического подхода к изучению истории. С другой же, движение «Анналы», вобрав в себя различные генетически не связанные с ними течения гуманитарной мысли, выступает в роли своеобразного духовного лидера трансформации французской гуманитарии.

Неиссякаемый интерес мирового сообщества историков к историографическому опыту всех поколений «Анналов» свидетельствует о его продолжающейся востребованности, смысл которой удачно выразило название книги материалов международной конференции, посвященной 60-летию «Анналов». И сейчас, в начале XXI в. «споры о главном» в нашей науке немыслимы без обращения к урокам этого движения, включающим как его фундаментальные научные достижения, так и, не в меньшей мере, присущие ему неустанные творческие поиски.

***

Уже отмечалось, что характерной чертой современного состояния исторической науки является полицентризм, отсутствие выраженного лидера в виде какой-либо национальной историографии. Приходится согласиться с П. Берком, что в такой историографической ситуации никто не может претендовать на роль «законодателя научной моды» в бесконечно разросшемся историческом цехе. Приводя своё утверждение, сделанное в начале книги, что во Франции в XX в. было произведено замечательное количество самых новаторских и самых значительных произведений, он в заключение её с грустью констатирует, что «такой дисциплины больше никогда не будет» ².

Едва ли, однако, следует сожалеть об этом, как и о том, что современные «Анналы» не могут претендовать на ранг такой дисциплины. Глобализация мира неизбежно сопровождается интернационализацией его духовной жизни. В области исторического познания её выражением стало повсеместное утверждение принципов «новой научной истории», в обосновании которых столь выдающуюся роль сыграли все три поколения «анналистов». В следующих лекциях, посвященных её судьбам, мы поэтому неоднократно будем находить «французский след».