Могильницкий Б.Г. История исторической мысли XX века. История исторической мысли XX века: Курс лекций. Вып. III: Историографическая революция. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2008. - 554 с.

УДК 930.01 ББК63.3

М 74

Научный редактор - доцент И.Ю. Николаева

Рецензент - доктор исторических наук Л.П. Репина

Могильницкий Б.Г. История исторической мысли XX века: Курс лекций. Вып. III: Историографическая революция. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2008. - 554 с. ¹

ISBN 978-5-7511-1852-5

Прослеживаются закономерности и ведущие тенденции развития исторической мысли последней трети XX в. - историографической революции, органически связанной с преодолением общего кризиса историзма.

Для историков, философов и всех интересующихся теоретическими историографическими проблемами исторической науки.

УДК 930.01 ББК 63.3

ISBN 978-5-7511-1852-5 © Б.Г. Могильницкий, 2008

СОДЕРЖАНИЕ

ВСТУПЛЕНИЕ 3

ЛЕКЦИЯ I. ИСТОРИОГРАФИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА 9

1. Понятие историографической революции 10

2. Периодизация: основные этапы историографической революции 16

ЛЕКЦИЯ II. ИСТОРИОГРАФИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: МЕТАМОРФОЗЫ «АННАЛОВ» (1970-1980-е гг.)  33

1. Третье поколение «Анналов»: общая характеристика 33

2. «От подвала к чердаку»: традиции и новации 35

ЛЕКЦИЯ III. ЖАК ЛЕ ГОФФ: «АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ» В ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИ 42

1. Творческий путь  42

2. «Цивилизация средневекового Запада» 46

3. У истоков «новой исторической биографии»: «Людовик IX Святой» 71

ЛЕКЦИЯ IV. ЭММАНЮЭЛЬ ЛЕ РУА ЛАДЮРИ: ОПЫТ ТОТАЛЬНОГО МИКРОИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ 82

1. Путь в науке  83

2. «Монтайю»: классика жанра» 90

3. Историческое место третьего поколения в трансформации школы «Анналов» 108

ЛЕКЦИЯ V. «НОВАЯ НАУЧНАЯ ИСТОРИЯ»: ОБЩИЙ АБРИС 113

1. Становление «новой социальной истории» 114

2. История ментальностей 122

3. Психоистория 140

4. Клиометрия 159

5. Количественные исследования в отечественной историографии: И.Д. Ковальченко 167

ЛЕКЦИЯ VI. ПОВОРОТ К СУБЪЕКТИВНОСТИ. ЧЕТВЁРТОЕ ПОКОЛЕНИЕ «АННАЛОВ» 183

1. Хейден Уайт о поэтике историописания 184

2. Четвёртое поколение «Анналов»: Программный манифест 199

3. Эволюция теоретико-методологических представлений четвёртого поколения «Анналов» 209

4. История и память. Пьер Нора 221

ЛЕКЦИЯ VII. ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В СТРУКТУРЕ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 248

1. У истоков гендерных исследований  248

2. Гендерная теория исторического анализа 251

ЛЕКЦИЯ VIII. ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ: ОПЫТ НАТАЛИ ЗЕМОН ДЭВИС 257

1. Жизненный и творческий путь  257

2. «Возвращение Мартена Герра»: гендерный детектив 261

3. «Дамы на обочине» (1995): историко-биографический жанр в гендерном исследовании 274

3.1. Гликль бас Иуда Лейб. В спорах с Богом 276

3.2. Мари Воплощения. Новые миры 278

3.3. Мария Сибилла Мериан. Метаморфозы 281

3.4. «Дамы на обочине»: возможности гендерного анализа 288

ЛЕКЦИЯ IX. ЖЕНСКИЕ И ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ 294

1. Н.Л. Пушкарёва: теория и практика женских и гендерных исследований 297

2. Дальнейшее развитие женских и гендерных исследований в России. Л.П. Репина: гендерные отношения в перспективе «новой социальной истории» 319

3. И.Ю. Николаева: гендерный анализ в контексте методологического синтеза 333

ЛЕКЦИЯ Х. ИСТОРИЧЕСКИЙ СИНТЕЗ В ПЕРСПЕКТИВЕ «ДОЛГОГО ВРЕМЕНИ»: НОВЫЕ ПОДХОДЫ 361

1. Иммануил Валлерстайн: миросистемный анализ 362

2. Глобальная история в цивилизационном ракурсе 378

3. И.Н. Ионов: опыт реконструкции истории российской локальной цивилизации 395

Вступая в XXI век... 432

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 439

Вступление

Вниманию читателей предлагается заключительный выпуск курса, завершающий рассмотрение полной драматизма истории исторической мысли XX в. Приступая к нему, автор отчётливо сознаёт стоящие на его пути едва ли полностью преодолимые трудности в реконструкции целостной картины развития исторической мысли в последней трети прошлого столетия, образующей хронологические рамки этого выпуска. Во-первых, потому что речь идёт практически о современном историографическом процессе, ещё не кристаллизировавшемся, не вылившемся в законченные формы. Составлявшие его радикальные перемены, совершавшиеся в сфере социально-исторического знания и кардинально изменявшие сам облик нашей науки, многочисленными нитями связаны с её современным состоянием, так или иначе, влияют на него. Поэтому, несмотря на появление в последние годы содержательных трудов, освещающих современное состояние исторической науки ¹, в своей существенной интенции оно остаётся недостаточно отрефлексированным.

4

Во-вторых, многоцветность бурно развивающейся современной историографии, её полицентризм в выдвижении новых познавательных принципов и исследовательских стратегий делают особенно трудной проблему отбора историографических фактов для их систематического освещения. Критерии отбора определяются авторским видением ведущих тенденций в развитии исторической мысли и их носителей, наиболее ярко выразивших эти тенденции в своих теоретико-методологических воззрениях и исследовательской практике. Иными словами, речь идёт об идеально-типической картине историографического процесса, носящей по своей природе вероятностный, гипотетический характер.

Опыт создания такой картины - перед глазами читателя. В ней имеются пробелы, подчас значительные. Тем не менее, автор надеется с её помощью достаточно адекватно охарактеризовать динамику развития исторической мысли в последней трети XX в., выделяя в ней две разнонаправленные тенденции, обусловившие неоднозначность историографического процесса, быструю смену его доминант, изначальную непредсказуемость многих составлявших его явлений.

С известной долей условности эти тенденции можно выразить понятиями «сциентизация исторической науки» (от английского слова science - наука) и «субъективный поворот» (или «вызов постмодернизма»). Каждое из них обозначало крутой сдвиг в понимании природы исторического знания и его эпистемологических оснований, как и самого образа истории. С каждым из них было связано переосмысление предмета истории, а также методов и методик его изучения, динамическое расширение «территории историка» и, соответственно, появление новых исторических субдисциплин, существенно раздвигавших исследовательское пространство нашей науки. Наконец, оба эти понятия отразили глубокие перемены, происходившие в общественном сознании, и, следовательно, общественные ожидания, порождённые в первом случае научно-технической революцией с её культом науки и научного знания, а во втором - бурными социально-политическими процессами последних десятилетий XX в., начало которым положил взрыв студенческого движения в 1968 г.

И ещё одно, центральное, понятие присутствует в книге, включая оба, обозначенных выше. Это «историографическая революция», являющаяся ключевым феноменом рассматриваемого периода.

5

В её характеристике автор исходит из броделевской трактовки революции как диалектического единства кратковременных событий-взрывов и длительных латентных процессов, их подготавливавших. «При подходе к революционному процессу, - указывает учёный, - проблемой всегда будет сблизить длительные и краткие сроки, признать их родство и их нерасторжимую зависимость (друг от друга)... Диалектика времени краткого и времени длительного заставляет себя принять, хотим мы того или нет» ¹.

Свою трактовку революции Ф. Бродель обосновывает на примере промышленной революции в Англии. Он отмечает её двоякий характер. Революция в традиционном смысле, заполненная следующими друг за другом краткими периодами, она также была и процессом длительной протяжённости - нарастающим, незаметным, тихим, зачастую едва различимым. Речь, таким образом, идёт о некоем историческом континууме, в котором происходит нарастание критической массы, завершаемое революционным взрывом. Как образно выражается Ф. Бродель, игра шла разом в двух регистрах.

Разумеется, между промышленной и историографической революциями нельзя проводить прямых аналогий. Они имеют разную природу, будучи явлениями, относящимися к разным сферам человеческой деятельности. Но это принципиальное различие не снижает для нас методологического значения броделевской трактовки революции, побуждая рассматривать историографическую революцию в режиме диалектики времени короткого и времени длительного. Мы вправе говорить об «историографическом континууме», в котором происходит нарастание критической массы и совершается череда медленных изменений и внезапных взрывов.

Другими словами, историографическая революция - это и событие, и процесс, имеющий свою предысторию, освещению которой были посвящены предыдущие выпуски книги. Это именно процесс, а не серия спонтанных, дискретных, разнонаправленных взрывов, подготовленный как внутренней логикой развития исторической науки, так и всепроникающим влиянием жизни, многообразными импульсами, исходящими от общества, на которые она всегда чутко реагирует.

6

С этих методологических позиций в книге осуществляется подбор материала и его структурирование. Её центральная тема - историографическая революция последней трети минувшего века, крутые повороты которой рассматриваются в контексте развития исторической мысли, включающем наряду с разрывами также момент преемственности. Так определяется «историографический континуум», составляющий предмет нашего внимания. Вглядываясь в него, мы за быстрой сменой исследовательских приоритетов получаем возможность уловить некоторые устойчивые закономерности, характеризующие состояние исторической науки на рубеже веков.

Достижению этой цели будет способствовать периодизация историографической революции. В её бурном течении выделяются три основных этапа, которые можно в самом общем виде обозначить как объективистский (сциентистский), субъективистский (постмодернистский) и синтезирующий.

Первый из них характеризовался триумфальным маршем «новой научной истории» с её широкими историко-социологическими построениями, обосновывавшими в полемике с неокантианским идиографизмом и старомодным позитивизмом научность истории, её способность давать адекватное (объективное) знание о прошлой действительности с помощью современных научных методик, основанных на междисциплинарном синтезе. Становление «новой научной истории», вершинной точкой которой являлось творчество Ф. Броделя, освещалось во втором выпуске книги. Здесь же будет рассмотрена её дальнейшая трансформация в деятельности третьего поколения школы «Анналов», а также в возникновении таких субдисцинлин, претендовавших на достижение естественнонаучной точности в постижении истории, как клиометрия и психоистория.

Второй этап историографической революции ознаменовался «поворотом к субъективности» и получил наиболее чёткую артикуляцию в известных программных редакционных статьях обновлённых «Анналов» (1988, 1989), возвестивших о выходе на арену их четвёртого поколения ¹. Но, несомненно, он начался раньше.

7

В исследовательской практике этот поворот обнаружился, в частности, в итальянской историографии с её «открытием» микроистории как ведущего жанра в изучении прошлого, сопряжённого с пристальным вниманием к народной культуре и повседневной жизни и мировидению её носителей ².

Сейчас, по-видимому, наступает третий этап историографической революции, синтезирующий достижения двух первых, но отвергающий их крайности. Его выражением стало обращение к методологическому синтезу как главному способу исторического познания, фокусирующемуся вокруг человека в истории, его умонастроений, чувствований, поведения, сознательных и бессознательных мотивов его деятельности. Но, следует обязательно добавить, человека, живущего в определённой, влияющей на его поведенческие установки социальной среде, вследствие чего микроанализ в историческом исследовании необходимо должен сочетаться с макроисторическим подходом.

Соответственно этому выстраивается структура книги. Вслед за определением и характеристикой историографической революции рассматривается развитие исторической мысли на разных её этапах в органическом единстве с исследовательской практикой.

8

Ибо эта последняя особенно наглядно отразила скорость совершавшихся в науке перемен. Я уже не говорю о том, что цель учебного пособия как раз и заключается в основательном знакомстве его читателей с наиболее значительными произведениями, выражающими ведущие тенденции в развитии исторической мысли.

Другое дело, что выбор этих произведений определяется принятой в книге идеально-типической моделью развития исторической мысли последней трети XX в., которая ни в коей мере не исчерпывает всё богатство её теоретико-методологических поисков и, уж тем более, оплодотворённой ими историографической практики. За её пределами остались многие учёные, целые школы и направления, в той или иной мере определяющие нынешний облик нашей науки. Вспомним, однако, известный афоризм о том, что нельзя объять необъятное, и выразим надежду, что, несмотря на неизбежные пробелы, содержащиеся в книге, материалы помогут создать её читателям самое общее представление о динамике трансформации историко-теоретической мысли последней трети прошлого столетия.

Впрочем, эта динамика создаёт свои трудности для её реконструкции. Быстрая смена теоретико-методологических и историографических инноваций, сопряжённая с сосуществованием на разных этапах различных исследовательских стратегий, неизбежно ведёт к некоторому схематизму в изображении общей картины историографической революции. Концентрируясь вокруг доминирующих тенденций, характеризующих каждый из её этапов, оно оставляет в стороне историографические явления, присутствующие на данном этапе, но не определяющие его.

Так, например, хотя история ментальностей плодотворно исследовалась уже на первом этапе историографической революции, в книге она будет рассматриваться в разделах, освещающих становление «новой социальной истории», так как именно с ней связаны её наиболее значительные достижения, вызвавшие «антропологический поворот». С другой стороны, этот поворот не означал прекращения исследований, осуществлявшихся в парадигмальных установках «новой научной истории», являвшейся предметом специального рассмотрения в предыдущем выпуске. Такая «историографическая чересполосица» создаёт в её освещении реальную опасность повторений, чего, по всей видимости, не удалось полностью избежать.

9

Специально остановлюсь на принятом в учебном пособии способе подачи историографического материала. Наряду с освещением ведущих тенденций в трансформации исторической мысли, в этом выпуске в ещё большей мере, чем в предыдущих, будет сделан акцент на характеристике отдельных выдающихся трудов, воплощающих эти тенденции. Сознавая, что она подчас может показаться излишне детализированной, усложняющей архитектонику учебного пособия, автор всё же избрал именно такой способ, поскольку он позволяет разглядеть историографический процесс в его конкретных реалиях как бы изнутри, глазами его творцов. Благодаря этому достигается двухуровневая проекция освещения историографического процесса. Традиционная его реконструкция «сверху» современным автором дополняется, обогащается, а порою и корректируется «снизу», голосами самих его участников.

В мысли о дидактической правомерности такого построения курса автор убедился в общении с его первыми непосредственными потребителями - студентами Томского государственного университета. Многолетний опыт преподавания в какой-то мере способствовал адаптации курса к возможностям студенческой аудитории. В этом смысле многие поколения слушателей могут по праву считаться его соавторами. Им - моя искренняя благодарность.

Первые выпуски учебного пособия встретили благожелательный приём научно-педагогической общественности страны. В ряде университетов они используются в преподавании. Ссылки на них появились в научной печати. Особо выделим статью В.В. Согрина, специально посвященную их развёрнутой оценке, где книга характеризуется как «подлинно новаторский труд», выражающий магистральную линию развития отечественной исторической науки ¹. Эта оценка, принадлежащая перу именитого российского исследователя, утвердила автора в верности избранного пути и стимулировала дальнейшие поиски оптимального структурирования курса.

Трудно переоценить значение для работы над курсом общения с коллегами из разных научно-учебных центров страны, в особенности Института всеобщей истории РАН, и изучения их трудов. И, конечно же, моя признательность многочисленным ученикам и сотрудникам кафедры истории древнего мира, средних веков и методологии истории ТГУ, на которой была создана книга.

10

Сложившийся на кафедре интеллектуальный климат явился для этого необходимым подспорьем.

С особой теплотой я благодарю своего научного редактора Ирину Юрьевну Николаеву, в тесном творческом контакте с которой шла повседневная работа над книгой. Едва ли можно назвать какую-либо ключевую проблему курса, которая не находила совместного обсуждения, и автор не получил взыскуемую помощь. Но ещё важнее другое. Инициировав подготовку курса «История исторической мысли XX в.» к печати, Ирина Юрьевна неизменно, в самые трудные для меня моменты вселяла уверенность в благополучном завершении этого предприятия, казавшегося подчас выше моих сил. Тем, что это всё-таки случилось, я обязан её дружеской поддержке.

И, наконец, благодарю В.М. Мучника и В.Н. Астраханцева за финансовую поддержку издания этого тома.