Совесть

Понятие «совести» воспринимается современным человеком как изначально присущее ему. Гурджиев делает малоутешительные выводы: современный человек не обладает ни сознанием, ни совестью. Если «сознание», по Гурджиеву, — это состояние, в котором человек способен одновременно знать то, что он знает, и видеть, как мало он в действительности знает и как много противоречий в том, что он знает, то «совесть» — это состояние, в котором человек чувствует все, что он обычно чувствует или может почувствовать. Совесть, по Гурджиеву, — это острое ощущение человеком своих внутренних противоречий одновременно с ощущением стыда и ужаса от своего положения. Гурджиев указывает на то, что состояние совести у спящего человека, или человека-машины возникает очень редко. Человек не в состоянии ни уничтожить эти противоречия, ни разрушить совесть. Но он может усыпить совесть, отделить преградами конфликтующие состояния и ощущения, не видеть их вместе, не чувствовать их несовместимости, не замечать абсурдности их сосуществования.

Успенский, следуя Гурджиеву, описывает механизм борьбы с совестью, называя, в первую очередь, процесс разрушения «буферов», которые с раннего детства начинают расти и укрепляться в человеке, лишая его возможности увидеть свои внутренние противоречия и тем самым лишая его даже самой малой надежды на внезапное пробуждение. Пробуждение возможно только у тех, кто ищет его, кто готов, преодолевая себя, работать над собой с большой настойчивостью долго и упорно. Для этого необходимо разрушить «буферы» и тем самым пойти навстречу внутренним страданиям, связанным с ощущением противоречий. Кроме того, разрушение «буферов» само по себе требует напряженных усилий, и человек должен согласиться на это, понимая, что результатом будут всевозможные неудобства и страдания от пробуждения совести.

Совесть пробуждается в человеке при отсутствии «буферов». Совесть человека, свободного от противоречий, — это радость совершенно нового характера, в то время, как у человека, в котором противоборствуют различные «я», даже мгновенное пробуждение совести неизбежно связано со страданием. И если человек не страшится коротких мгновений пробужденной совести, а стремится удержать их и сделать более длительными, то в эти моменты в нем возникает особый элемент тонкой радости и предвкушение будущего «ясного сознания». Совесть, как и сознание, способствует созданию единства в человеке в эмоциональном плане.

Гурджиев всячески разделял понятие «совести» и понятие «морали». Если одна совесть не противоречит другой, то одна мораль очень легко вступает в противоречие с другой моралью или полностью ее отрицает. Мораль, в отличие от совести, состоит преимущественно из «буферов», разных «табу», требований к себе и другим, иногда разумных, а иногда утративших первоначальный смысл и возникших на почве суеверия и ложных страхов. Моральное в одной стране, в одном классе общества может быть аморальным в других и наоборот. Мораль везде и всюду представляет собой исторически детерминированное явление, поскольку в разных странах в разные эпохи у разных классов общества образуются «буферы» разных видов. Потому и созданные ими виды морали не похожи друг на друга, и не существует общей для всех морали. В разгар мировой и в преддверии гражданской войны в России Гурджиев не видел оснований утверждать, что в Европе существует общая для всех «христианская мораль», имея в виду и различные толкования «христианской морали», и то, что воюющая Европа и революционная Россия демонстрируют качества, имеющие очень мало общего с «христианской моралью».

В рассуждениях Гурджиева о морали, можно услышать отголоски рассуждений на эту тему его детского наставника священника Богачевского, которые в своей книге «Встречи с замечательными людьми» Гурджиев назовет «неординарными взглядами на мораль»¹ и в которых понятия морали и совести были разведены: «Он говорил мне, — вспоминает Гурджиев в главе о Богачевском, — что на земле есть две морали: одна объективная, установленная жизнью в ходе тысячелетий, а другая.., порой преходящая, относящаяся к индивидуумам, так же, как к целым нациям, государствам, семьям, группам людей. Объективная мораль — говорил он — установлена жизнью и заповедями, данными нам самим Господом Богом через его пророков, она становится основанием для формирования в человеке того, что называется совестью. И этой совестью объективная мораль, в свою очередь, поддерживается.

Объективная мораль никогда не изменяется — она может только расширяться с течением времени. Что касается субъективной морали, она изобретена человеком и поэтому является относительным понятием, различаясь для разных людей и разных мест и находясь в зависимости от субъективного понимания добра и зла, господствующего в данный период»^2. Как мы видим здесь, — и это характеризует Гур-

1 Гурджиев Г. Встречи с замечательными людьми. М., 1994, с. 72. 2 Там же, с 73.

джиева и в большом, и в малом, — даже созвучные ему идеи проходили обработку в поле его понимания и знания, и он не уступал ни на йоту в своем контексте, даже когда обращался к мнению дорогого ему наставника, который, по словам Гурджиева, сумел прожить жизнь «согласно Истине»¹ и оказал большое влияние на Гурджиева, дав ему понятия «подлинной совести», «неоспоримой совести», «истинной совести», научил его стремиться «знать не то, что... ближайшее окружение считает хорошим или плохим, а действовать в жизни, как... совесть приказывает».

«Мораль и совесть — явления разного порядка», — утверждает Гурджиев в своих лекциях, отказываясь от понятия объективной морали и настаивая на несовместимости этих понятий, в то время как Богачинский в контексте западной традиции видит их связь: «Из условностей, которым подчиняется каждый, образуется субъективная мораль, но для правильной жизни необходима объективная мораль, которая зиждется только на совести. Совесть всюду одна и та же... Если у вас есть подлинная совесть и вы живете согласно ей, она всегда будет с вами, где бы вы ни находились... Неоспоримая совесть всегда будет знать больше, чем все книги и учителя вместе взятые». Может быть, именно его наставник выработал в Гурджиеве ту высоту требований и творческую смелость, которые столь привлекательны в его учении. Богачинский поставил перед Гурджиевым высокую задачу: «сформировать свою собственную совесть», дав ему различение уровней бытия, общей и индивидуальной морали и заронив в его душе тягу к преодолению своего уровня бытия и самореализации — задача, решению которой Гурджиев посвятил всю свою жизнь: «пока, до того, как сформируется ваша собственная совесть, живите согласно заповеди нашего учителя Иисуса Христа: "Не делайте другим того, чего вы не хотели, чтобы они делали вам"»^2.

1 Гурджиев Г. Встречи с замечательными людьми, с 76. 2 Там же.

Для Гурджиева мораль не могла быть объективной — человек с «буферами» может быть очень моральным; а сами «буферы» могут оказаться разными, так что два очень моральных человека могут считать друг друга глубоко аморальными, и это, как правило, почти неизбежно. Чем «моральнее» человек, тем более «аморальными» считает он других. Идея морали связана с идеей хорошего и дурного поведения. Но идея добра и зла в системе Гурджиева открыта только бодрствующему человеку, а у человека номер один, два и три она всегда субъективна и слепа, яркий пример чему наглядно являет нам история человечества.