Отсутствие перманентного «я»

Успенский пишет, что очень часто, почти в каждой беседе, Гурджиев возвращался к вопросу об отсутствии в человеке единства.

«Одна из главных ошибок человека, — говорил он, — это его иллюзия относительно своего "я". Человек, каким мы его знаем, "человек-машина", который не в состоянии что-либо "делать", с которым и через которого все «случается», лишен постоянного и единого "я". Его "я" меняется так же быстро, как его мысли, чувства и настроения, и он совершает большую ошибку, считая себя всегда одним и тем же лицом; в действительности, он — всегда другая личность, не та, какой он был мгновение назад»^1.

1 Успенский П. Д. В поисках чудесного, с. 81.

Согласно Гурджиеву, человек не имеет постоянного и неизменного «я». Каждая мысль, каждое настроение, каждое желание, каждое ощущение называют себя: «я». Мы считаем, что это «я» принадлежит целому человеку, что наши мысль, желание или нежелание выражены этим целым. На самом же деле всякая мысль, всякое желание появляются и живут совершенно отдельно и независимо от целого человека, и целое никогда не выражает себя по той причине, что оно, как таковое, существует только как физическое тело или как объект воображения.

У человека нет единого большого «Я» — вместо него существуют сотни отдельных маленьких «я», часто совершен но неизвестных друг другу, взаимоисключающих и несовместимых. Каждую минуту человек говорит или думает: «я», и всякий раз это «я» другое. Только что это было одно чувство или мысль, через мгновение это другое чувство или стремление, другое желание или ощущение, — и так до бесконечности.

Смена этих бесчисленных «я», их борьба друг с другом зависит от случайностей. Хорошая погода, солнце, тепло вызывают одну группу «я»; холод, туман, дождь — другую группу «я», иные ассоциации, чувства и действия. Человек не способен контролировать эту смену «я» потому, что он ее не осознает — он живет в своем последнем «я». Некоторые «я» бывают сильнее, другие слабее, но это тоже дело случая. Случайные влияния, идеологии или моды создают в человеке сильные «я», которые господствуют над целыми группами других более слабых «я». Их сила — это сила не убеждения, а слепой работы машины. И все «я» — это результаты внешних влияний и порождения внешних воздействий.

Каждое маленькое «я» может называть себя именем целого, действовать во имя целого, давать обещания и принимать решения, с которыми придется иметь дело другому «я» или всему целому. Этим объясняется, почему люди так часто принимают решения и так редко их выполняют. Человек решает бросить курить. Это решение принимает одна группа «я», а отказ от курения есть дело другого «я», которое может не согласиться с таким решением или даже ничего о нем не знает. В некоторых случаях это имеет очень неприятные для человека последствия. Одно «я» может в какой-то момент, например, подписать крупный чек, а другое «я» или группа других «я» вынуждены расплачиваться за него. Нередко вся жизнь человека и состоит в том, чтобы оплачивать векселя случайных «я».

Восточные учения, говорил Гурджиев, приводят различные аллегорические картины, в которых изображают природу человека с этой точки зрения. Так, человека сравнивают с имением, где находится толпа слуг, но нет ни хозяина, ни управляющего. Все слуги позабыли о своих обязанностях, никто не хочет делать то, что он должен, каждый хочет занять место хозяина хотя бы на мгновение. В этом состоянии дому угрожает серьезная опасность. Единственная возможность спасения для совестливых слуг заключается в том, чтобы собраться вместе и выбрать временного управляющего, то есть заместителя управляющего. Этот заместитель управляющего сможет расставить слуг на их места и заставить каждого выполнять определенную работу: повара он отправит на кухню, кучера — на конюшню, садовника — в сад и т. д. Таким образом можно приготовить дом к приходу настоящего управляющего, который, в свою очередь, подготовит дом к прибытию хозяина.

Сравнение человека с домом, ожидающим прибытия хозяина, часто встречается в восточных учениях, сохранивших следы древнего знания; оно же, как известно, имеется в некоторых евангельских притчах. И там тоже идет речь о совестливом или нерадивом слуге или управляющем, и о господине, который, придя, вершит суд над своими слугами.