Учение, которое принес учитель

Вопрос о том, какое же учение принес своим последователям Гурджиев, вовсе не прост, и относительно него до сих пор не достигнуто единодушия. Вопрос осложняется прежде всего тем, что учение это помимо хорошо разработанной концептуальной стороны включало в себя и не менее разработанную систему практической работы, основанную на «движениях», танцах, музыке, психологических упражнениях и многом другом, что в разных странах, в разное время и разными людьми понималось и истолковывалось по-разному. Можно сказать, что это была не просто система идей, а целостное явление, части которого были соединены столь глубоко и согласованно, что подвергать его концептуальному анализу означало насильственное вторжение в его органику, что неизбежно приводило к искажению всей картины. «Четвертый путь» — так называлась эта система — не был учением, сфокусированным в одном только интеллектуальном центре и предназначенным для академической аудитории. Это был особый путь, который вел к осознанию степени несвободы человека, его погруженности в сон и отождествления и как результат этого — к освобождению от несвободы, сна и отождествления. Идти по нему можно было только под наблюдением и руководством опытного наставника. Образ этого наставника и являл собой Гурджиев.

 

 

Письменные источники

Гурджиев был талантливым писателем, убедительно представившим и развившим свои идеи. Он написал целый ряд книг, раскрывавших загадку как его самого, так и его учения. Однако при этом весьма значительными оставались элементы недоговоренности, аллегории и вымысла. Стиль его изложения был неровным и зачастую непреодолимо тяжеловесным. Его громоздкая гротескно-ироническая первая книга под названием «Объективно-беспристрастная критика жизни человека, или Рассказы Вельзевула своему внуку», которую он к тому же советовал своему читателю читать три раза кряду, по замыслу автора должна была содержать в себе критику всех человеческих понятий, а заодно и расшифровку таких важных концепций его системы, как «кундабуфер», «хаснамусса» и пр., к разговору о которых мы еще вернемся.

«Встречи с замечательными людьми», его вторая значительно более с гармонизованная книга, написанная в классической манере мемуаров, рассказывает о его детстве и юности; в ней также описаны различные эпизоды его странствий и созданы аллегорические портреты людей, оказавших влияние на его судьбу и духовное становление.

«Жизнь реальна только когда "Я есть"» — не законченная им третья и последняя его книга — непосредственно представляет ряд его идей и методов в их зрелом выражении. К этому списку надо добавить также небольшую работу Гурджиева «Вестник грядущего добра», рассказывающую о его становлении и раскрывающую важные стороны его учения, а также включающую несколько его бесед.

Как это нередко бывает, учение Гурджиева лучше всего было представлено его учеником Успенским, который в своей книге «В поисках чудесного» добросовестно воссоздал и содержание бесед Гурджиева с группой московских и петербургских интеллектуалов, и конкретную обстановку своего вхождения в язык и символику «четвертого пути» вначале на трагическом фоне распада Российской империи, а потом — эмиграции в период между 1915 и 1923 годами. Многие — и прежде всего сам Гурджиев — упрекали Успенского за его рассудочность, или интеллектуализм, а также за то, что для него остались закрытыми более глубокие стороны гурджиевского учения. Тем не менее, ни один из строгих критиков Успенского, в большинстве случаев сам получивший первоначальное представление об учении Гурджиева от Успенского и благодаря Успенскому, так и не сумел сформулировать, в чем же состоят эти «более глубокие стороны учения», якобы оказавшиеся закрытыми для Успенского.

Помимо книг самого Гурджиева и Успенского существует ряд других достоверных источников. Это довольно яркие и значительные работы учеников Гурджиева и Успенского, таких как А. Р. Ораж, Морис Николл, Джон Тумер, Родни Колин, Дж. Г. Беннетт, Кеннет Уолкер и др.

Всячески избегая чисто концептуальной интерпретации своего учения, Гурджиев даже в российский, т. е. наиболее «теоретический», период своей работы изобретал всевозможные способы, ведущие человека от поверхностного «головного» охватывания его идей к их глубокому постижению, связанному с изменением системы ценностей и ориентиров человека, т. е. к тому обновлению жизни, которое и было главным смыслом и целью его работы.

Как уже отмечалось, весьма характерным для Гурджиева было то, что учение это постоянно приспосабливалось им к конкретной культурно-исторической обстановке, а также к уровню понимания и ожидания его учеников. В бурно меняющихся условиях первой половины XX века оно постоянно принимало новые обличья. Однако основной блок идей, с которыми Гурджиев прибыл в Россию в 1911—1912 годах и которые произвели столь ошеломляющее впечатление как на самого Успенского, так и на его друзей, остался в принципе неизменным. Об этом можно судить по опубликованным гурджиевским беседам 1920—1930 годов, а также по воспоминаниям свидетелей его бесед в 1940-х годах.