Правильный учитель и правильный ученик

Главная трудность понимания идеи пути, по Гурджиеву, заключается в том, что очень трудно понять, что «путь начинается на значительно более высоком уровне, чем жизнь»¹, ибо там, где начинается путь, кончается царство случая и вступает в силу закон судьбы. «Учитель, — говорил Гурджиев, —

1 Успенский П. Д. В поисках чудесного. М., 1999, с 264.

всегда соответствует уровню ученика: чем выше ученик, тем выше оказывается учитель»¹. Чтобы быть учеником Иисуса Христа, напоминал он своим слушателям азбучные духовные истины, надо находиться на уровне апостолов. Но в жизни, констатирует он, человек, «не стоящий и медного гроша», желает иметь учителем самого Иисуса Христа, не понимая, что не может возникнуть резонанса между таким человеком, как он, и таким высоким учителем, как Иисус.

Гурджиев напоминал, что «закон восхождения человека»² основан на соблюдении нескольких законов в отношениях «учитель—ученик»:

а) ученик не может знать уровня своего учителя, ибо никто не в состоянии видеть выше своего уровня; б) ученик не слишком высокого уровня не может рассчитывать на учителя очень высокого уровня; в) если расхождения в уровнях учителя и ученика превосходят определенную границу, трудности на пути ученика становятся непреодолимыми; г) учитель необходим для ученика, и ученик необходим для учителя; д) ученик не может идти вперед без учителя, и учитель не может идти вперед без ученика; е) нравственный парадокс учительства: отдай то, что получил, и обретешь больше, — иначе лишишься того, что тебе уже дано; и, наконец, ё) кто выше — тот и учитель.

Гурджиев разъяснял, что достижение «первого порога», или встреча ученика — человека, который «ищет путь»³, — с учителем — человеком, стоящим на пути, — возможна только после создания в ученике магнитного центра. На этом этапе важна правильность кристаллизации магнитного центра, формирование которого зависит от таких факторов, как: а) условия жизни ищущего, б) складывающиеся обстоятельства, в) силы его магнитного центра, г) силы его внутреннего тяготения к поискам пути.

Чтобы магнитный центр работал полноценно, необходимо, чтобы он а) получал достаточно питания, б) не встречал сильного противодействия со стороны других аспектов личности человека ив) оказывал правильное влияние на ориентацию человека. Иначе, предупреждал Гурджиев, поиски пути могут занять много времени и ни к чему не приведут.

1 Успенский П. Д. В поисках чудесного, с. 270. 2 Там же, с. 271. 3 Там же.

При правильной работе магнитного центра и при серьезности намерений со стороны ищущего, уточнял Гурджиев, даже если его поиски и не очень активны, но он «правильно чувствует», тот, кто «ищет путь», может встретить человека, «который знает путь и готов ему помочь»^1.

Именно на этом этапе и произошла знаменательная встреча Успенского с Гурджиевым, после которой Успенскому хотелось смеяться и прыгать, как ученику, удравшему с уроков. Гурджиев определял этот этап в работе как выход ищущего из-под власти закона случая и превращение его в человека, жизнь которого начинает определяться законами судьбы. Восприятие ищущим сознательного влияния третьего рода (влияния «работы») Гурджиев сравнивал с прохождением по лестнице, которая отделяет жизнь от «пути»: «Человек может вступить на путь лишь пройдя по "лестнице"»^2.

На этом этапе он не может обойтись без помощи руководителя. Сами его достижения неустойчивы, «даже если он поднялся по лестнице достаточно высоко»³ — он может оступиться и оказаться в позиции, с которой он начал свое движение и в одно мгновение утратить все плоды своей работы. Несмотря на любого рода сомнения в руководителе, на этом этапе ученик не может обойтись без него, без его знаний и силы.

Период ученичества Успенского у Гурджева был, используя понятия последнего, временем преодоления разрыва между жизнью и «путем». Словно читая сомнения Успенского на этом и последующем этапах его жизни, Гурджиев заранее определил для него весь спектр мучивших его вопросов и сомнений по поводу учения и учителя.

1 Успенский П. Д. В поисках чудесного, с. 266. 2 Там же, с. 267. 3 Там же, с. 268.

На вопросы о правильном и ложном пути, правильном и сомнительном учителе, словно бы дразня Успенского, Гурджиев отвечал в свойственной ему парадоксальной манере: «Распознать ложный путь, не зная правильного, невозможно. А это значит, что не стоит беспокоиться по поводу того, как распознать ложный путь. Нужно думать о том, как найти правильный путь: именно об этом мы все время и говорим»^1.

По поводу рассуждений о качестве учителя и о характере его связи с эзотерическим центром Гурджиев с самого порога отвергал способность ученика судить об этом, поскольку в большинстве своем, объяснял он, люди начинают свои поиски с того пункта, «когда им известна только одна ступень выше их уровня. И только по мере собственного развития они начинают видеть дальше и узнавать, откуда пришло то, что они знают»^2.

Человек, «принявший на себя роль учителя», — продолжал развивать эту тему Гурджиев, — может знать путь прямо или косвенно, он может быть связан с «центром, из которого исходят создавшие магнитный центр идеи»^3, или получать их от человека, владеющего этими знаниями. Главное не в том, откуда пришло знание, а в том, чтобы идеи, с которыми работает учитель, действительно — Успенский выделил курсивом слово, которое Гурджиев выделил интонационно, — исходили от эзотерического центра и чтобы учитель умел различать формирующие магнитный центр эзотерические идеи от просто философских и научных.

1 Успенский П. Д. В поисках чудесного, с. 270. 2 Там же, с. 267. 3 Там же, с. 269.

Словно ведя прямой разговор с Успенским и адресуясь непосредственно к его пока не высказанным сомнениям, Гурджиев говорил о случаях неправильного формирования магнитного центра, при которых в нем оказываются непреодоленными противоречия или когда в него включены искаженные влияния второго рода (влияния от философии, религии, искусства) или даже — первого рода (влияния от «сырого» потока жизни) под маской влияний второго рода. «Такой неправильно сформированный центр не способен дать правильной ориентации»^1, — предупреждал Гурджиев одного из самых любимых своих учеников, имея в виду его пристрастие к логическим спекуляциям. Не случайно именно Успенского попросил он повторить идеи о связи магнитного центра и пути. И не случайно именно Успенский рисовал ему диаграмму, в которой рядом с истинным учителем, сознательно передающим влияния третьего рода и связанным с эзотерическим центром, как призрак, возникает «человек, обманывающий себя или других и не имеющий прямой или через посредника связи с эзотерическим центром»², — тема следующего драматического этапа их отношений. Ведь не секрет, что полнотой и последовательностью раскрытия основных головокружительных концепций Гурджиева мы обязаны именно Успенскому. Здесь, как нигде в другом случае, наглядной оказалась мысль Гурджиева о прямой связи и взамозависимости между человеком пути и искателем — «учитель всегда соответствует ученику: чем выше ученик, тем выше оказывается учитель»³. И не случайно именно на московский период — период сближения Успенского с Гурджиевым пришлась вся интеллектуальная нагрузка и полнота выражения идеи «четвертого пути».

1 Успенский П. Д. В поисках чудесного, с. 269. 2 Там же, с. 272. 3 Там же, с. 270

Подводя итог сказанному, можно перечислить рассмотренные различными авторами причины разрыва Успенского и Гурджиева. Среди них называют:

а) разрушительное влияние на Успенского созданной Гурджиевым атмосферы, отсутствие пространства рядом с Гурджиевым для его самостоятельной работы; б) нежелание Гурджиева, которого Успенский называл «загрязненным источником», терпеть рядом с собой сильного человека с устойчивыми нравственными критериями; в) неспособность Успенского подвергнуться трансформационным процессам и подняться по «лестнице» к пути; г) разрыв был спровоцирован Гурджиевым для развития самостоятельности Успенского; д) столкновение или сговор «двух магов».

Наиболее вероятной причиной разрыва некоторые исследователи называют толчок, данный Гурджиевым Успенскому в сторону самостоятельной инициативы для «реализации своего бытия». Гурджиев, естественно, различал среди своих учеников людей зрелых и духовно одаренных, или, как говорил Беннет, потенциальных посвященных, самым любимым и обещающим среди которых был Успенский, и людей заурядных, к которым у Гурджиева были совсем другие требования.

Этим, по-видимому, объяснялось то пристрастие, с которым относился учитель к своему любимому ученику, и то утрирование различий между «путем позора», которым шел учитель, и путем высокого интеллектуализма и нравственной ответственности, которому следовал ученик. Гурджиев доводил это различие до разрушительной степени и потому в качестве одной из наиболее вероятных причин разрыва многие исследователи усматривали нежелание Гурджиева видеть рядом с собой человека со строгими принципами и правилами, которые Успенский распространял также и на Гурджиева и которые неизбежно ограничивали свободу проявлений последнего; стремление Гурджиева подчинить все стороны жизни и «работы» своему единоличному контролю и отсутствие рядом с ним места для самостоятельной работы. Другие, беря сторону Гурджиева, видели причину разрыва в неспособности и нежелании Успенского идти по пути, который предлагал ему Гурджиев и который означал полную отдачу себя учителю. Третьи полагали, что разрыв был спровоцирован Гурджиевым, который извлек из него для себя двойную пользу, ибо Успенский, не мешая ему, продолжал издали искренне служить Гурджиеву.

Интересно, что разрыв между учеником и учителем, столь драматично воспринимавшийся Успенским, оказался плодотворным для обоих — он сделал Успенского самостоятельным духовным учителем, а Гурджиев, оказавшись без поддержки Успенского и обвиняя его в желании уйти от своих обязанностей, был вынужден стать писателем.