Ильенков Э.В. Философия и культура. – М.: Республика, 1991.

ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ЛИЧНОСТЬ!

Так что же такое «личность» и откуда она берется? Вновь задать себе этот старый вопрос, обратиться к анализу понятия «личность» (именно поня­тия, т. е. понимания существа дела, а не термина) побуждают отнюдь не схоластические соображения. Дело в том, что ответ на этот вопрос непо­средственно связан с проблемой формирования в массовом масштабе лич­ности нового, коммунистического типа, которое стало ныне практической задачей и прямой целью общественных преобразований в странах социа­лизма. {387}

В мире довольно широко, и притом среди людей весьма образованных, бытует мнение, которое, если обрисовать его схематично, сводится пример­но к следующему. Марксистское учение, блестяще оправдавшее себя там, где речь идет о событиях всемирно-исторического значения и масштаба, т. е. о судьбах миллионных масс, классов, партий, народов и государств — короче говоря, о совокупной судьбе человеческого рода, ничего (или почти ничего) не дало и, больше того, якобы не может дать для рационального уразумения внутреннего строя личности, индивидуальности, «Я»—этой своего рода молярной единицы исторического процесса. Тут-де кончаются его полномочия, его теоретические возможности и начинается область за­бот какого-то иного научного ведомства, сфера, внутри которой оказы­ваются малопригодными те методы мышления, которые характерны для научного исследования общественно-исторического процесса в целом.

Наиболее отчетливо и последовательно такое представление вырази­лось в требовании «дополнить» марксизм некоторой особой, относительно автономной этической теорией, ставящей в центр своего внимания лич­ность, как таковую, интересы и счастье индивидуального «Я», проблему свободы и достоинства личности и подобные этим сюжеты. От таких сю­жетов классический марксизм якобы сознательно и намеренно абстраги­руется именно для того, чтобы выявить общие закономерности суммарных исторических процессов, т. е. строго научно очертить те объективные «рам­ки», внутри которых — хотят они того или не хотят, нравится им это или не нравится — вынуждены действовать живые участники истории — ин­дивиды.

На основе такого представления кое-кто предлагает марксизму своего рода разделение труда: объективные условия и закономерности, не завися­щие от воли и сознания человека и задаваемые ему природой и историей,— это-де монополия и забота марксистской теории, а вот уж о субъектив­ном мире человека, о том, что и как ему внутри этих условий делать, позво­льте судить специалистам по человеческой «душе», теоретикам экзистен­циальной ориентации.

Человеческая личность, по старинке называемая иногда «душой», той самой «душой», которую каждый человек знает как свое «Я», как нечто уникально-неповторимое, неразложимое на какие-либо общие составля­ющие и, стало быть, принципиально ускользающее от научно-теорети­ческих определений и даже невыразимое в словах (ведь слово выражает только «общее»), тем самым объявляется своего рода запретной зоной не только для марксистского учения о человеке, но и для объективного изу­чения вообще, для научного мышления.

Вот почему экзистенциалисты предпочитают писать на эту деликат­ную тему не на языке науки, а в эссеистско-беллетристическом жанре, а то и вообще в виде романов, повестей и пьес. И это далеко не случайная деталь, а выражение существа их позиции — принципиального отрица­ния самой возможности создать материалистическую концепцию (теорию) личности, т. е. материалистическую психологию как науку. Ведь психо­логия и есть наука «о душе», о человеческом «Я», а не о чем-либо ином.

А возможна ли вообще, в принципе материалистически ориентирован­ная психология? Если да, то она обязана прежде всего определить свой предмет, т. е. объяснить, что же такое личность. {388}

Две логики — два подхода

...Сущность человека не есть абстракт, при­сущий отдельному индивиду. В своей дейст­вительности она есть совокупность всех об­щественных отношений.

К. Маркс

О том, что «личность» — уникальное, невоспроизводимо индивидуальное образование, одним словом, нечто единичное, спорить не приходится. «Единичное» в философии понимается как абсолютно неповторимое, суще­ствующее именно в данной точке пространства и времени и отличающееся от любого другого «единичного», а потому и внутри себя столь же беско­нечное, как и сами пространство и время. Полное описание единичной ин­дивидуальности равнозначно поэтому «полному» описанию всей беско­нечной совокупности единичных тел и «душ» в космосе. Это понимали и Декарт, и Спиноза, и Гегель, и Фейербах, все грамотные философы, неза­висимо от их принадлежности к тому или иному лагерю в противоборстве материализма и идеализма.

По этой причине наука о «единичном», как таковом, действительно невозможна и немыслима. Раскрытие тайн «единичного» запредельно науке именно потому, что любая частная цепочка причинно-следственных зависимостей уводит исследователя в «дурную» бесконечность всего прошлого бесконечной Вселенной.

Гегель не случайно назвал тем же словом «дурная» (и не в осуждение, а в логическом смысле) и человеческую индивидуальность, поскольку под ней как раз и подразумевают абсолютную неповторимость, уникальность, неисчерпаемость деталей и невоспроизводимость их данного сочетания, невозможность предсказать заранее с математической точностью ее сос­тояния и поведение в заданных обстоятельствах. Неповторимость свойст­венна каждой отдельной личности настолько органически, что если ее от­нять, то исчезнет и сама личность. Но эта неповторимость свойственна личности не в силу того, что она — человеческая личность, а постольку, поскольку она нечто единичное вообще, «индивид вообще», нечто «неде­лимое».

В мире нельзя найти не только двух абсолютно одинаковых личностей. Не найдете вы и два совершенно тождественных листка на дереве и даже в целом лесу: чем-нибудь они все-таки будут друг от друга отличаться. Не уловит этих отличий глаз — зафиксирует микроскоп, не простой, так электронный. Даже и две песчинки на морском пляже всегда будут хоть чуть-чуть, да разными. Даже две капли воды. Известно, что современная физика исключает самую возможность существования в мире двух аб­солютно тождественных микрочастиц (электронов, фотонов, протонов и т. п.). Единичное есть единичное, и тут уж ничего не поделаешь.

Но человеческую личность при всей присущей ей «неповторимости» нельзя превращать в простой синоним чисто логической категории «еди­ничного вообще». В этом случае понятие «личность» обессмысливается в самой сути.

Экзистенциалистские «защитники личности», ополчаясь на Гегеля за его якобы «высокомерное» отношение к «дурной индивидуальности», сами воспроизводят «первородный грех» гегельянщины. Растворяя конкретную проблему определения своеобразия человеческой индивидуальности (лич­ности) в абстрактно-логической проблеме отношения «общего и единич­ного», они сводят ее к вопросу о соотношении «одинаковости и неодинаковости». {389} Солидаризируясь с Гегелем в том, что составляет как раз его по­рок (манеру всякую конкретную проблему сводить к ее абстрактно-логическому выражению и в нем видеть ответ, «абсолютное реше­ние»), они отвергают то, что есть умного, диалектического в его подходе,— понимание того факта, что «всеобщее» не есть «одинаковое», не есть приз­нак, свойственный каждому порознь взятому индивиду. Поэтому и бес­плодна любая попытка определить «сущность человека» путем отыскания «общего признака», которым обладает каждый порознь рассматриваемый человеческий индивид.

Всеобщее с точки зрения диалектической логики — синоним закона, управляющего массой индивидов и реализующегося в движении каждого из них, несмотря на их неодинаковость и даже благодаря ей; синоним конкретной взаимосвязи, объединяющей в одно целое, в одну конкрет­ность (К. Маркс обозначил это как «единство во многообразии») беско­нечное множество бесконечно разнящихся между собой индивидов (без­различно, каких именно — людей или листьев на дереве, товаров на рынке или микрочастиц в «ансамбле»). Так понимаемое всеобщее и составляет сущность каждого их них, конкретный закон их существования. А оди­наковость их лишь предпосылка, лишь предварительное условие их «кон­кретной всеобщности», т. е. объединения в конкретное целое, многообра­зно расчлененное внутри себя.

Руководствуясь именно такой логикой, К. Маркс ставил и решал воп­рос о «сущности человека» — о конкретно-всеобщем определении челове­ческого индивида, личности как совокупности всех общественных отноше­ний ¹. В оригинале сказано еще выразительнее — ансамбль, т. е. не меха­ническая сумма одинаковых единиц, а представленное в единстве много­образие всех социальных отношений.

«Сущность» каждого индивида, относящегося к данному «роду», заключается, согласно логике мышления К. Маркса, в той совершенно конкретной системе взаимодействующих между собой индивидов, которая только и делает каждого из них тем, что он есть. В данном случае это при­надлежность к роду человеческому, понимаемому не как естественно-природная, биологически заданная «немая связь», а как исторически возникшая и исторически же развивающаяся социальная система, т. е. общественно-исторический организм как расчлененное целое.

Биологическая же связь, выражающаяся в тождестве морфофизиологической организации особей вида «homo sapiens», составляет лишь пред­посылку (хотя и абсолютно необходимую, и даже ближайшую), лишь ус­ловие человеческого, «родового» в человеке, но никак не «сущность», не внутреннее условие, не конкретную общность, не общность социально-человеческую, не общность личности и личностей.

Непонимание этого марксистского положения в лучшем случае приво­дит к разговорам о двойственной, «биосоциальной» сущности человека, человеческой индивидуальности, личности. Если же продолжить дальше логическое путешествие по этому пути, то можно дойти до его плюра­листического конца, включив в понимание «сущности человека» и все ос­тальные — а не только ближайшие — предпосылки возникновения «родо­вого», человеческого в человеке.

Социально-биологический дуализм в понимании сущности человечес­кой индивидуальности (личности) —только начало этого плюралистичес­кого конца, то бишь могилы мышления, руководствующегося логикой редукции, уводящей все дальше и дальше от той конкретной «сущности», {390} которую хотели понять, логикой разложения конкретности на неспеци­фичные для нее составляющие части. В конечном итоге эта логика с не­избежностью приведет к «социо-био-химически-электро-физически-микро-физически-квантово-механическому» пониманию сущности человека.

И совсем не по праву представители подобной механистической логи­ки мнят себя материалистами. Проблема человеческой индивидуальности (личности) как раз та проблема, где механистический материализм сам собой выворачивается в свою собственную противоположность, в самую плоскую форму идеализма — в физиологический идеализм, в позицию, где архаические представления о «душе» пересказываются на грубо-физикальном языке, переводятся в терминологию физиологии мозга или био­химии, кибернетики или теории информации, не меняясь от этого ни на йоту по существу.

Действительно научно решить проблему личности, проблему индиви­дуальной психики можно лишь в рамках материалистически ориентиро­ванной психологии — науки «о душе», о тайне ее рождения и о законах ее развития. И ни в коем случае не в области физиологии мозга и нервной системы. Сведение проблемы психики вообще и индивидуальной психики в частности (т. е. проблемы личности) к проблеме исследования морфоло­гии мозга и его функций — это не материализм, каковым такое сведе­ние некоторым представляется, а только его неуклюжий эрзац, псевдо­материализм, под маской которого скрывается физиологический идеа­лизм.

При последовательном развертывании подобной позиции конфликт между Моцартом и Сальери должен получить свое «научное» объясне­ние как следствие тончайших — и непременно врожденных — морфофизиологических различий между мозгом гения и мозгом злодея. В тех же са­мых различиях пришлось бы усмотреть истоки противоположности систем Демокрита и Платона, творческих методов Рафаэля и Гойи. А ход рассуж­дения должен выглядеть примерно так: Рафаэль иначе воспринимал ок­ружающий мир, чем Гойя, значит, зрительная система и мозг у них были устроены уже при рождении по-разному.

Вместо материалистически ориентированной науки в подобных рас­суждениях проглядывает наивная иллюзия, подобная той, в которую впал бы химик, который, отколупнув кусочек мрамора от статуи Ники Само­фракийской, произвел бы химический анализ его состава и решил, что в виде результата такого анализа он получил научное понимание «сущ­ности» бессмертного образа... Смешно? Но ведь не менее смешно и стрем­ление усмотреть «научное» понимание существа человеческой психики и личности в результатах анатомо-физиологического исследования челове­ческого мозга, его структур и их функциональных зависимостей друг от друга. Безразлично при этом, идет ли речь об особенностях человеческого мозга вообще (о его родовых особенностях, отличающих его от мозга лю­бого другого млекопитающего) или же об индивидуальных вариациях его общевидовой морфологии, об особенностях мозга данного индивида.

В самых полных результатах такого изучения можно получить зна­ние (понимание) всего-навсего одной из материальных предпосылок воз­никновения личности и ее психики, одного из необходимых внешних .ус­ловий ее рождения и существования. Никакой личности как единицы пси­хической жизни в этих результатах нельзя обнаружить даже в намеке. По той же самой причине, по какой нельзя раскрыть тайну «стоимости» на пути физико-химического исследования золотой монеты или бумажной ас­сигнации. Ведь и золото и бумага лишь вещественный материал, в ко­тором выражено нечто совершенно иное, принципиально другая «сущность», {391} абсолютно непохожая на него, хотя и не менее реальная, конкрет­ная действительность, а именно система конкретно-исторических взаимо­отношений между людьми, опосредствованных вещами.

Точно так же знание особенностей мозга человека не раскроет нам тайны его личности. Наличие медицински нормального мозга — это одна из материальных предпосылок (повторим это еще раз) личности, но никак не сама личность. Ведь личность и мозг — это принципиально различные по своей «сущности» «вещи», хотя непосредственно, в их фактическом существовании, они и связаны друг с другом столь же неразрывно, сколь неразрывно слиты в некое единство образ «Сикстинской мадонны» и те краски, которыми он написан на куске холста Рафаэлем, троллейбус и те материалы, из которых он сделан на заводе. Попробуйте отделить одно от другого. Что у вас останется? Железо и краски. «Сикстинская мадонна» и «троллейбус» исчезнут без следа. А железо и краски останутся именно по­тому, что они лишь предпосылки, лишь внешние (а потому безразличные) условия существования данной конкретной вещи, а никак не сама вещь в ее конкретности.

То же самое и с отношением личности к мозгу. То, что мозг ни в коем случае не есть личность, доказывается уже тем простым фактом, что лич­ности без мозга быть не может, а мозг без намека на личность (т. е. на ка­кие бы то ни было психические функции) бывает (он существует в этом случае в чисто биологическом смысле, как биологическая реальность).

Из всего этого следует, что научно (материалистически) познать, по­нять личность, выявить законы ее возникновения и развития можно лишь в том случае, если предоставить изучение мозга физиологам и обратиться к исследованию совсем иной системы фактов, совсем иной конкретности, иного единства в многообразии, нежели то единство, которое обозначается словом «мозг».