1. Не упоминайте о расе, поле и физических качествах человека, если это не принципиально важно для статьи.

2. Не практикуйте разные стандарты письма в материалах о разных группах общества.

Не надо, например, описывать прическу и одежду женщины-политика, если эти сведения не важны для статьи или не обладают информационной ценностью сами по себе. Проверяйте себя так: стали бы вы в такой же ситуации описывать внешний вид мужчины-политика?

3. Будьте точны и не пользуйтесь эвфемизмами.

В некоторых странах сейчас завелась мода писать о слепых: “люди с ослабленным зрением”. У них вовсе не ослаблено зрение, они слепые. Человек с ослабленным зрением – это тот, кто видит очень плохо, и его правильнее называть “слабовидящим”. Лучше всего не использовать туманных фраз вовсе; будьте точны. Вместо “недееспособности”, против чего возражают многие, напишите прямо, в чем состоит эта недееспособность – если, конечно, это имеет отношение к статье.

Анализ

Во всяком информационном сообщении и серьезном очерке должна содержаться некоторая доля анализа, вплетенного в основную ткань повествования или выписанного отдельно. Но иногда масштаб или важность события таковы, что для них требуются сугубо аналитические статьи. Это такие статьи, которые буквально анатомируют события, темы, вопросы и развитие событий в попытке объяснить, что происходит или будет происходить дальше. Эти статьи должны также попытаться объяснить значимость событий и их контекст.

Они не должны быть просто набором суждений. Точно так же нельзя, чтобы это были старые новости, подогретые и поданные под соусом из нескольких мнений. Они должны содержать свежие сведения и свежий взгляд на событие. Мнения могут быть либо вашими, либо, что предпочтительнее, мнением представителей властей и специалистов (с указанием имен). Акцент следует делать на интерпретации и разъяснении. Этот подход применим и к другим типам статей. Биографические статьи о выдающихся политических деятелях, например, зачастую могут быть весьма поверхностным пересказом общеизвестного, но могут быть и серьезной попыткой поместить жизнь этих людей в некий контекст, с подробным исследованием их прошлого и их деятельности. Чтобы придать полноту картине, можно собрать и изложить мнение тех, кто сталкивался с героем вашего материала.

Потребность в статьях-интерпретациях возросла особенно в последнее время, когда люди сначала узнают новости по радио или по телевидению. Помимо того, что пишущие журналисты вообще копают глубже, чем радио- и телерепортеры, газетам следует также разъяснять значение событий и явлений. И совсем не обязательно, чтобы все это делалось в тихой заводи газеты, где комментаторы задумчиво посасывают палец и, по словам американского журналиста Дж. Либлинга, “пишут, как им видится то, чего они в глаза не видели”. Комментарий должен сообщать о новых толкованиях и взглядах – придавать новый смысл значению вещей. В этой роли ему следует быть частью рубрики новостей. Именно это Вилли Гутман, журналист-библиограф, бежавший из гитлеровской Германии, называл “сенсацией интерпретации”.

Газеты должны играть важную роль в процессе свободного обмена мнений, особенно в представлении новых, спорных мнений. Они должны предоставлять авторам – и штатным, и со стороны – платформу для высказывания этих идей. Некоторые из наиболее влиятельных концепций современного мира родились на газетных страницах. В конце концов, если газеты не предоставляют места для развития новых идей, кто же его предоставит?

Передовицы

Очень нелегко написать серьезный комментарий, который было бы интересно читать, – хорошо написанный и оказывающий определенное влияние. Слишком часто серьезность оборачивается торжественностью, влиятельность – напыщенностью, а тема предсказуема, как завтрашнее число. Свежести в таких комментариях не больше, чем в засохшей горбушке.

Едва ли не во всем мире существует мнение, что в каждом номере газеты должна быть колонка, где излагается позиция газеты на животрепещущую тему. В странах, где ущемлены основные свободы, газетные передовицы могут стать набатом в защиту прав человека. Они открыто предупреждают режим, что за ним наблюдают и противостоят ему. Они поддерживают и вдохновляют тех, кто борется за свободу и справедливость.

В других странах, где условия получше, ежедневные передовицы – вопрос достаточно спорный. Мне не раз доводилось присутствовать на заседаниях в различных редакциях, где лучшие умы, собравшиеся вместе, перебирали недавние события в поисках темы – любой! – по которой газета могла бы выступить. Часы неумолимо тикали, и наконец все соглашались на какую-то тему (непременно одну из тех, что были предложены еще в начале заседания). Решив таким образом проблему текущего дня, все хором облегченно вздыхали.

Все, кроме того несчастного, которому поручалось написать эту передовицу.

Некоторые крупные газеты нанимают специалистов только на передовицы. В одной ежедневной газете на американском Среднем Западе эта практика породила один из лучших журналистских розыгрышей. Группы читателей регулярно посещали редакцию этой газеты, чьи передовицы отличались высоким моральным тоном. Накануне одного из таких визитов журналист по имени Юджин Филд, позже ставший поэтом, вступил в сговор с коллегой, водившим читателей по редакции.

Когда чопорные дамы подошли к двери с табличкой “Редакционные статьи”, гид распахнул ее, явив взорам фигуру за рабочим столом, сочиняющую очередную благочестивую передовицу. То был Филд, небритый, злобно ворчащий, в полосатом костюме заключенного, кандалах и с грузом на ногах. “Отпущен к нам на поруки из тюрьмы штата, – пояснил гид. – Наш редактор, мистер Стоун, видите ли, очень экономный человек, всегда печется о деньгах. Вот он и использовал свое влияние, чтобы этого парня – он за убийство осужден – пару раз в неделю отпускали к нам. Пишет передовицы за бесплатно, понимаете? Ни гроша нам не стоит”.

Но если ваше положение в редакции менее экзотично и вам поручили написать передовицу на тему, по которой вы вовсе не жаждете высказаться, у вас два выхода. Вы либо опрашиваете специалистов в газете и за ее пределами и собираете их точки зрения, либо забираетесь в темный угол и быстро приобретаете свою. На деле тут нет никакого цинизма. Просто удивительно, как иногда несколько минут размышлений и сосредоточенности, вызванной приближающимся сроком сдачи материала, порождают оригинальные суждения.

У оригинальности, однако, есть свои пределы. Джозеф Медилл, ультраконсервативный владелец “Chicago Tribune”, написал однажды в 1884 году передовицу, посвященную такой проблеме, как большое количество бездомных и безработных бродяг в городе. Он не призывал дать работу этим несчастным. Напротив, в одном месте передовицы, написанной с кровожадной серьезностью, говорилось следующее:

“Самый простой план, если кто-то не является членом Общества человеколюбия, – подсыпать немного стрихнина или мышьяка в мясо и другие продукты и дать их этому бродяге. Это приведет к его смерти через сравнительно короткое время, остережет других бродяг, чтобы те держались подальше... и убережет домашнюю птицу и другое личное имущество от разора”.

Если вы хотите, чтобы передовица по-настоящему проняла, сосредоточьте свои творческие способности на нескольких запоминающихся фразах. Список передовиц, переживших следующий номер газеты, невелик. На самом деле он очень короткий. Но те передовицы, что достигли тем или иным образом бессмертия, обязаны этим не блестящей аргументации, а одной запоминающейся фразе. Только благодаря ей и помнят такие статьи, как “Комментарий – дело свободное, но факты священны” С. П. Скотта (“The Gardian”, Манчестер, 1921 год), “Коммунизм с человеческим лицом” (“Rude Pravo”, Прага, 1968 год), “Одна фотография стоит тысячи слов” (“Printers’ Ink”, США, 1927 год).

Но от внушительности до претенциозности – один шаг. Как политики – всего лишь политики, так и газеты – всего лишь газеты, а не вершители судеб мира. Нет ничего нелепее писклявого голоса со страниц газеты, особенно провинциальной, призывающего ООН “действовать немедля”. Вот, к примеру, “Skibereen Eagle”, четырехстраничная газета, выходившая раз в неделю в ирландском городе Корк в конце викторианской эпохи. Однажды, когда российский император чем-то не угодил владельцу “Eagle”, некоему Фредерику Пилу Элдону Поттеру, страстная передовица оповестила 4000 читателей газеты: “”Skibereen Eagle” не спускает глаз с России”.

Частные объявления больше повлияли на судьбы мира, чем все миллионы громогласных газетных передовиц. Например, битва при Геттисберге, одна из самых кровавых в истории Гражданской войны в США, была спровоцирована рекламой обувного магазина. Один обувной магазин разместил в “Gettysburg Compiler” объявление о продаже новой обуви. Объявление попалось на глаза генералу конфедератов Джеймсу Петтигру, который в это время вел свою обтрепавшуюся армию через Пеннсильванию. Состояние его солдат было плачевным, многие совсем износили обувь и маршировали босиком. Петтигру отдал приказ сменить направление и двигаться к Геттисбергу. По пути туда они столкнулись с силами северян, и началась кровавая трехдневная битва при Геттисберге. Когда она завершилась, насчитали 5662 убитых и 27 302 раненых.

И в самом деле, очень трудно найти хотя бы один пример, когда газетный комментарий фактически изменил мир. Часто ссылаются на знаменитую статью Эмиля Золя “Я обвиняю”, посвященную делу Дрейфуса и напечатанную во французской газете “L’Aurore” в январе 1898 года. На самом же деле это было открытое письмо к правительству, а не передовица (к тому же непосредственный эффект ее был невелик).

Другой пример – когда комментарий был фактически сделан по ошибке. В апреле 1888 года умер Людвиг Нобель. Он был старшим братом угрюмого идеалиста, изобретателя динамита Альфреда Нобеля. В ведущей французской газете неправильно прочли информацию и, перепутав имена, поместили некролог Альфреда, назвав его “торговцем смертью”.

Прочитав этот некролог, Нобель был потрясен при мысли, что его могут запомнить навеки как “торговца смертью”. Это стало одной из главных причин того, что он изменил свое завещание, учредив на основе своего состояния Нобелевскую премию в области мира, литературы и науки.

Ведущие колонок

Те, кто достиг такого уровня, что им дали право вести колонку, либо не нуждаются в советах, либо обладают (или вскоре приобретут) таким “Я”, которое не даст им принять ни один совет.

Рецензии

Существуют три школы написания рецензий, и две из них следует закрыть. Во-первых, это профессиональные журналисты, чье призвание – быть репортером. Когда же им поручается написать рецензию на книгу или фильм, этими людьми овладевает внезапное желание доказать, что они – Писатели.

Во-вторых, это любители, нередко противники (или, что еще хуже, друзья) тех, чьей работе посвящен обзор. Они размахивают своими секирами, сбивая читателей с толку и попросту обманывая их. И в том, и в другом случае мы имеем текст, автор которого не заботится о том, чтобы изложить содержание того, о чем пишет, – настолько он озабочен высказыванием мнений, невероятнейших суждений о смысле, диких предположений о “мысли автора” и, конечно же, попыткой вынести звучный, по его мнению, вердикт.

Главная цель рецензий – представить произведение, о котором идет речь; описать его как можно более точно и полно, подробно разобрать его стиль, содержание, мысли и так далее. А также раскрепостить пишущих, для чего им следует затвердить назубок следующее незыблемое правило для составления рецензий: нет ничего страшного в том, чтобы написать ее без бойкого словца. Если же вам охота его ввернуть, вспомните анонимного литературного критика из “Одесского курьера”, написавшего в 1887 году про “Анну Каренину”: “Сентиментальная чушь. Покажите мне хоть одну страницу, где была бы какая-то мысль”.

Из всех призраков, поднявшихся из тумана людского смятения после Великой войны, самый слабый и в то же время самый напыщенный – глубокомысленный и вспыльчивый сочинитель колонки или комментатор, не задумываясь отвечающий на все вопросы, способный на великие дела три, а то и шесть дней в неделю.

Уэстбрук Пеглер