32. Сартр и «Тошнота».Жан-Поль Сартр

Повествователь в романе "Тошнота" - некто Антуан Рокантен. После шестилетнего путешествия он возвращается во Францию и поселяется в Бувиле, чтобы написать книгу о маркизе деРольбоне, а для этого - закончить изыскания в местной библиотеке, где хранится богатейший архив маркиза. Из архива перед Рокантеном предстает личность маркиза. Интриган и авантюрист, сын своего века, столь безобразный внешне, что королева Мария-Антуанетта называла его "милой обезьянкой", он в то же время одерживал победы над блистательными при¬дворными дамами, стал всемогущим наперсником герцогини Ангулемской и делал погоду при дворе. Маркиз побывал в Рос-сии, где, говорят, приложил руку к убийству Павла I, что и пы¬тается доказать исследователь его жизни, постепенно приходя к выводу, что "доказать вообще никогда ничего нельзя".

Сартр не собирается создавать жизнеописание знамени¬того маркиза. Его интересует состояние души и мироощущения своего современника Антуана Рокантена, и он намеренно строит роман как дневник ученого и философскую прозу но¬вого типа. Это роман о власти тошноты, в которой оказался ученый, напряженно работающий над замыслом и находя¬щийся в естественном для него состоянии изолированности от мира. Рокантен испытывает обычные для творческого про¬цесса сомнения (писать исторический труд или лучше роман, поскольку Рольбон-человек интересует его куда больше, чем книга, которую он должен написать) и неудовлетворенность. Вместе с тем состояние тошноты становится в романе Сартра емкой метафорой страха и одиночества, существования как такового. Это поиск своего "я" и смысла бытия, преодоления отвращения к себе, к своему собственному "одному из ник¬чемных существований", детально описанный на примере взаимоотношений персонажа с окружающими - прохожими, посетителями кафе, обслуживающим персоналом, читателями библиотеки, подругой Анни. Рокантен общается с ними, но чувствует себя лишним в этом мире странных, далеких и не¬понятных ему существ. Он слоняется по интерьерам и экстерьерам города, попадает то в "ловушку" зеркала и теряет очертания собственного лица от долгого созерцания, то в "ло¬вушку" окна и пристально разглядывает старый вокзал, забор, стройплощадку Бувиля. Он вглядывается в корень каштана на бульваре, прикасается к вещам, предметам и обнаруживает их существование, но навязчивая близость этого существования невыносима для него и неизбежно ввергает его в тошноту. "Так вот, что такое тошнота,- понимает Рокантен,- значит, она и есть эта бьющая в глаза очевидность?.. Теперь я знаю: я существую, мир существует, и я знаю, что мир существует. Вот и все. Но мне безразлично. Странно, что все мне на¬столько безразлично, меня это пугает".

Помышляющий о самоубийстве, но неспособный его со¬вершить в своем апатичном одеревенении, "лишний" Антуан Рокантен как бы предвосхищает мироощущение "чужого" Мерсо из повести Камю, хотя Сартр и Камю далеко не во всем принимали друг друга. Роднит этих писателей экзистен¬циалистская идея абсурдности мира, к которой приходит Ро¬кантен в процессе мучительной работы Ума и Души: "Я понял тогда, что нашел ключ к Существованию, ключ к моей Тош¬ноте, к моей собственной жизни. В самом деле, все, что я смог уяснить потом, сводится к этой основополагающей аб-сурдности". Для понимания позиции Сартра важен разговор его героя о гуманизме. Рокантен возражает Самоучке, кото¬рый обратил на себя внимание в библиотеке тем, что читал все книги подряд в алфавитном порядке. Естественно, мысли Самоучки, взятые напрокат, банальны и однозначны. Самоучка допытывается от Рокантена, какова цель его трудов, и не может понять, что того не привлекает мирская суета и что он пишет только для того, чтобы писать. Рокантен вспоминает о разных типах гуманистов, не веря в искренность ни радика¬лов, ни католиков, ни коммунистов: "Писатель-коммунист любит людей со времени второго пятилетнего плана. Он кара¬ет их, потому что их любит. Стыдливый, как это свойственно сильным натурам, он умеет скрывать свои чувства, но за не¬умолимым приговором поборника справедливости умеет взглядом, интонацией дать почувствовать свою страстную, терпкую любовь к собратьям". Рокантен настойчиво повторя¬ет, что не считает себя гуманистом, из чего вовсе не следует, что он мизантроп, как показалось Самоучке. "Я не совершу глупости и не стану рекомендоваться "антигуманистом",- говорит Рокантен.- Я просто не гуманист, только и всего".

Рокантен предстал типичным для экзистенциализма геро¬ем вне социальных связей и нравственных обязательств, на пути обретения абсолютных одиночества и свободы. Он при¬влек глубиной исследования жизни "в себе", провозглашени¬ем свободы от общества и бессмысленного мира, свободой делать выбор и отвечать за него, воспринимая ответствен¬ность вне социальной значимости.