3.2.1. История местоимений

Данная часть речи, обязанная своим названием выполняемой функции, относится к старейшим грамматическим разрядам слов: «Местоимение – это самые древние слова. Большинство их восходит к неопределенным по смыслу формам, совместившим в себе множество значений; именно поэтому в отдельных славянских языках они стали основой для образования других частей речи – имен прилагательных, имен числительных, наречий, союзов, предлогов, частиц» [Колесов В.В.: 358-359]. Для древнерусского периода восстанавливаются все современные разряды местоимений, образующие 2 структурно-грамматических класса – личные (и возвратное) и неличные, противопоставляемые типами склонения и ролью в предложении.

3.2.2.1.История личных и возвратного местоимений

В состав первой группы входили местоимения 1-го и 2-го лица: я (азъ, язъ), ты (ед. ч.), мы, вы (мн.ч.), вh, ва (дв.ч.). Приход в нее местоимений 3-го лица связан с существенно более поздним образованием последних на основе контаминации форм двух указательных местоимений – онъ, оно, она и *и, я, е [см. 3.2.2.3]. Помимо особенностей состава, личные и возвратное местоимения характеризовались следующими чертами склонения: 1) супплетивизмом (я –/ мънh, мы – насъ); 2) нефонетическими чередованиями в корнях (у тебе – тобою); 3) наличием кратких форм, причем для вин.п. они были единственно возможны (мя, тя, ся; ны, вы); 4) отсутствием звательных форм.

Указанные местоимения легко восстанавливаются из более древних языковых форм, напр.: *и.е. tū  > *о.с. ty > ты; * и. е. mes (mei?) > *о.с. my (вместо ожидаемого *me или mi – по аналогии с *vy или *ny из вин.п.) > мы. Вопросы вызывают формы 1 л. ед.ч.: с одной стороны – широкий гласный, который связывают с удлинением в общеславянском периоде начального  *и.е. е- или влиянием долгого гласного местоимения 2 л. [П.Я. Черных].

С другой, нет единства мнений в определении статуса формы язъ. К.В. Горшкова, Г.А. Хабургаев считают ее контаминационной формой церковнославянского языка русского извода, развившейся на базе ст.-сл. азъ и в.-сл. я – диалектной формы праславянского языка [Истор. грамматика, с. 247]. В.В. Колесов называет язъ русской формой, а я – новейшей из трех форм, получившей широкое распространение в языке лишь с XVI в. [История рус. яз., с. 360].

Парадигма личных и возвратного местоимений (см. табл. 3) характеризуется именными окончаниями: род. ед. мене, тебе, себе // небесе (скл. на согл.), мънh, тобh, собh // женh, мя, тя, ся // коня и др. Изменения в ней в письменный период шли в двух направлениях: устранение дублетности (утрата параллельных форм) и изменение окончаний отдельных падежей. Так, дублетами были формы 1 л. ед.ч., краткие и полные в дат. п. ед. и мн. ч. (мънh // ми, тобh // ти, собh // си; намъ // ны, вамъ // вы), а также русские (тобh, собh) и старославянские (тебh, себh) формы, одна из каждой пары утратилась. Формы с корневым о сохранились в украинском (тобi, собi) и белорусском  (табе, сабе), ряде  южнорусских говоров. Появление форм тебе, себе связывают с межслоговой ассимиляцией (В.В. Колесов), обобщением основы, влиянием род. п. и старославянских форм (В.И. Собинникова, К.В. Горшкова, Г.А. Хабургаев), распространением в языке древней диалектной формы праславянской эпохи с е (В.В. Иванов). Остатком энклитик в языке называют постфикс –ся, который  в ряде говоров принимает вид –си – купалси.

 

Местоимение – калька с лат. pro-nomen – вместо + имя, название. Впервые употреблено в грамматике М. Смотрицкого 1619 г., являющейся аналогией  переводного с греческого на старославянский грамматического сочинения «О осмих частях слова» Иоанна, экзарха Болгарского (наместника Византии, главы церкви, Х в. – времена царя Симеона), где оно названо речением заместо имени. В грамматических работах средневековья встречается в формах вместоимя или вместоимень. Заместительную функцию слов отражают названия части речи в славянских языках: укр.. займенник, бел. займеннiк, с.-х. заменица, чеш. zajmeno, пол. zaimek.

 

 Изменение окончаний носило закономерный фонетический (редукция заударного гласного, утрата ъ, переход [ê] в [е]) и морфологический характер. Второй тип изменений относится к совпавшим в новой для языка форме род.-вин. ед.ч.: меня, тебя, себя. Обобщению род.-вин., вызванного необходимостью выражения значения лица, а затем одушевленности, предшествовал длительный период существования параллельных форм в обоих падежах: в род. старые мене, тебе, себе и новые менh, тебh, себh (появились под влиянием форм землh, еh?), распространившиеся постепенно на вин.п., где еще сохранялись исконные формы мя, тя, ся. 

С XV в. для них фиксируются формы меня, тебя, себя, в объяснении которых версии исследователей могут расходиться. Напр., А.А. Шахматов давал фонетическое объяснение, видя в формах переход конечного h в –а (по аналогии с нельзh>  нельзя), у В.И. Ягича и В.И. Собинниковой они объясняются внутрипарадигматическим влиянием энклитик (мя, тя, ся) – как результат контаминации основ мен-, теб-, себ- и флексии –я. К.В. Горшкова, Г.А. Хабургаев развивают версию А.И. Соболевского о влиянии форм типа коня на местоименную парадигму. Они усматривают в новых формах тенденцию языка к обобщению грамматических средств, выражающих одно значение: категория одушевленности, выражаемая в именах флексией –а, вызвала ее распространение и на местоименные формы. Наряду с расширением состава личных местоимений за счет форм 3 лица, развитие в род.-вин. (прежде всего в ед. ч.) новых форм явилось самым серьезным динамическим процессом письменного периода в данном классе слов.