7. Теория неомарскизма.

С критикой основных положений реалистической парадигмы выступает и неомарксизм. Его сторонники представляют мир в виде глобальной системы многообразных экономик, государств, обществ, идеологий и культур. Разобраться в этом сложном многообразии помогают базовые понятия «мир-система» и «мир-экономика». Последнее отражает не столько сумму экономических отношений в мире, сколько самую обширную систему взаимодействия международных акторов, ведущую роль в которой играют экономически наиболее сильные. Основные черты мир-экономики - это всемирная организация производства, рост значения ТНК в мировом хозяйственном развитии, усиливающаяся координация производственных комплексов, интернационализация капиталов и уменьшение возможностей государственного вмешательства в сферу финансов. По утверждению неомарксистов, государства, которые ранее защищали себя от внешних потрясений, сегодня превращаются в агентов, передающих национальным экономикам требования мир-экономики с целью адаптации к условиям конкуренции на мировом рынке.

8. Теория модернизма.

В анализе международных отношений постмодернизм опирается на философские работы таких французских постструк­туралистов, как М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Лакан, Ж. Лиотар,Ю. Кристева, Р. Барт, Ж. Бодрийяр и др. Приверженцы пост­модернизма в международно-политической науке (Р. Эшли,Дж. Дер Дериан, М. Шапиро, Р. Уолкер и др.) настаивают на том,что рационализм — не лучший подход к осмыслению междуна­родных отношений, ибо они полны неопределенности, зависят нетолько от объективных процессов, но и от предпочтений самыхр азных лиц с присущими им ценностями, идеалами, предрассуд­ками и т. п. С точки зрения постмодернистов, международные отношения — это не только результат и процесс политических и иных действий. Одновременно они являются продуктом нашего познания, присущих ему исследовательских средств, используе­мого языка и зависят от интерпретации соответствующих тек­стов. В итоге они не существуют в качестве неких независимых «объектов» помимо воспринимающего и творящего их «коллек­тивного субъекта». Главный упрек, который постмодернизм выдвигает фактиче­ски против всех парадигм и теорий, состоит в том, что они прене­брегают отношениями между языком, познанием и властью. При этом любое стремление к концептуализации, попытки создания категориального аппарата, определения понятий подвергаются сомнению и критике как возврат к рационализму. Бросая вызов самым фундаментальным основам познания, касающимся проис­хождения и содержания понятий знания, истины, значения и т. д., т. е. выступая с резкой критикой фундационализма, пост­модернизм привлекает идеи генеалогии, деконструкции текстов, анализа дискурса, смысловой структуры и т. п.

9. Феминизм – как политическое течение в рамках конструктивизма.

Гендерное движение за гендерное равенство женщин. Резюмируя основные положения конструктивизма, следует помнить о расхождении позиций между его различными течени­ями (этатизм Вендта и полицентризм Клотц, феминизм Э. Тик-нер и С. Энло, модернизм Адлера и интерпретативизм Линча)

10. Понятие «актор», основные акторы на мировой политической арене.

Главные субъекты международных отношений. Государства, ТНК, НПО, МПО, финансовые фирмы, частные группы.

11. Концепция однополярного плюрализма.

Доминирование США в окружении G8

12. Волны демократизации по С. Хантингтону.

По мнению самого модного представителя этой школы американского ученого С. Хантингтона, на смену идеологической биполярности холодной войны грядет столкновение многополярности культурно-цивилизационных блоков: западного - иудео-христианского, исламского, конфуцианского, славянско-православного, индуистского, японского, латиноамериканского и, возможно, африканского.

Американский политолог С. Хантинггон был, пожалуй, пер­вым, кто предложил формулу — «третья волна демократиза­ции», — написав о ней как о «глобальной демократической рево­люции». Начало этой демократической «волны» датируется1974 г., когда в Португалии пала салазаровская диктатура. Затемона распространилась на другие оставшиеся в Южной Европедиктатуры — Испанию и Грецию, — а далее на Латинскую Аме­рику (Аргентина, Бразилия, Боливия, Чили, Уругвай, Эквадор,Перу, Гватемала, Гондурас и др.). К середине 1980-х гг. «волна»демократизации опрокинулась на ряд стран Азии (Филиппины, Южная Корея, Тайвань, Таиланд и пр.). Наконец, в 1989-1990-х гг. под влиянием усиливавшегося тогда кризиса и после­дующего коллапса СССР демократизация охватила страны Цент­ральной и Восточной Европы (ЦВЕ). В 1991 г. горбачевская пе­рестройка завершилась крушением советской системы в самомСССР с провозглашением на его территории 15 независимых го­сударств, тоже заявивших о себе как о «новых демократиях». От­голоски этой демократической «волны» прозвучали и в ряде аф­риканских стран (ЮАР и др.).

Согласно основному массиву научной литературы, эта гло­бальная «волна» демократизации — уже третья по счету. Первая стартовала в США в начале XIX в. и длилась до окончания Пер­вой мировой войны, в которую президент В. Вильсон вступил с обещанием сделать мир «безопасным для демократии». Затем последовала антидемократическая реакция — становление фа­шизма в Италии, нацизма в Германии, сталинизма в СССР. Вто­рая «волна» демократизации началась с победы над фашизмом во Второй мировой войне, возврата к демократии в Австрии, де­мократизации Германии и Японии, распространения демократи­ческих институтов и процедур на ряд развивающихся стран в ре­зультате их деколонизации. Она продолжалась примерно до се­редины 1960-х гг., после чего произошел ее очередной откат, и в мире вновь возникла авторитарная реакция на нее (в Греции, Нигерии, на Филиппинах и в других странах). Третья «волна», в отличие от двух предшествующих, облада­ет своими особенностями, прежде всего гораздо более широ­ким - почти глобальным — охватом: по сути вне ее влияния остались лишь мусульманские страны и «коммунистические ан­клавы», в первую очередь Северная Корея и Куба. Одновремен­но именно эта глобализация демократических трансформаций заставляет задуматься о том, не столкнулся ли мир с варианта­ми политического развития, когда режимные изменения проис­ходят почти синхронно, однако в совершенно разных и ма­лосравнимых между собой исторических, культурно-цивилизационных, социально-экономических, политических и иных контекстах, с неодинаковыми исходными данными и событий­ным рядом, а потому и сами процессы демократических транс­формаций на национальном уровне подчиняются различным внутренним закономерностям.